Спектакль «Салемские ведьмы» в Театре на Трубной: сюжет, актеры, о чем
В Театре на Трубной состоялась премьера спектакля «Салемские ведьмы» Дмитрия Астрахана. Он поставлен по пьесе весьма редкого на нашей сцене американского драматурга Артура Миллера «Суровое испытание» (The Crucible). Зрелище, прямо скажем, достаточно экзотичное и загадочное (много ли вы видели спектаклей о событиях в американской глубинке XVII века?), оставляющее немало вопросов.
Инквизиция по-американски интригует, тем более речь идет о пуританских традициях, о которых наш зритель сегодня не имеет практически никакого представления. Оказывается, борьба с ведьмами и ведьмаками в Америке слегка отличается от подобного «огненного» сценария в Европе. Если там бедных лжеведьм сжигали, то здесь их вешают, правда, за сценой. И конечно же, по лживым доносам. Об этом мы узнаем по ремаркам персонажей — драматургия Миллера весьма литературна: много слов и мало самого действия на сцене.
Напомним, что драматург написал свое «Суровое испытание» как аллегорию на политику маккартизма, когда в Штатах преследовали граждан по обвинениям в коммунизме. В 1956 году сам Миллер был вызван на слушания в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности и затем был осужден за «пренебрежение к Конгрессу»: он отказался называть имена писателей, с которыми посещал коммунистические собрания.
Все эти «подводные течения» сегодня, возможно, мало кому интересны, тем более в России. Но цель достигнута — постановка Дмитрия Астрахана не просто реконструирует историческую драму XVII века, но делает ее тревожно актуальной, превращая салемский инцидент в метафору любого общества, где страх и коллективное безумие подменяют разум и справедливость. Любопытно, что Миллер пользовался реальной историей, в штате Массачусетс-Бэй, работая в архивах с протоколами допросов несчастных обвиняемых. А интригой он сделал неподобающее поведение девушек в лесу — с плясками, похожими на языческий ритуал. Именно эти девушки во главе с лгуньей Эбигейл, чтобы избежать наказания, станут изображать одержимых дьяволом и указывать на тех, кто эту напасть на них якобы наслал.
Сначала в качестве «ведьм» называются наиболее безобидные и одинокие члены общины — нищенка, одинокая вдова. Однако дело приобретает серьезный оборот... И судьи, безоговорочно верящие Эбигейл, Бетти и другим девочкам, приговаривают к казни все больше жителей Салема. При этом само действие и достаточно сложные отношения между героями нуждаются в некотором комментарии. Введение ведущего (Алексей Франгулов) помогает нам ориентироваться в сложных ремарках пьесы, не теряя динамики.
При этом каждый из героев — совсем не шаблон, а живой человек со своей болью и слабостью. Вот Джон Проктор (Алексей Суренский) — честный работящий фермер, который оказывается в ненужное время в ненужном месте. Изменив жене (Татьяна Горбунова), он вступает на мучительный путь от вины к прозрению. Его финальный крик: «Как могу я жить без имени? Я дал вам свою душу, оставьте мне мое имя!» — становится кульминацией всей драмы, утверждая ценность чести даже ценой жизни.
Роковую соблазнительницу Эбигейл Уильямс сочно и кокетливо играет Мирослава Михайлова. Она несколькими штрихами создает образ коварной женщины, чья ложь запускает маховик обвинений. Ее игра балансирует между детской наивностью и холодной расчетливостью.
Мощный Иван Мамонов в роли громогласного представителя власти Дэнфорта завораживает и пугает одновременно. Его леденящий натиск при выбивании признаний заставляет нас ощутить ужас системы, где любое сопротивление трактуется как козни дьявола. Что невольно, увы, наводит на размышления о сегодняшней судебной системе... Великолепен в своем развитии образа Александр Мохов в роли преподобного Хейла. Его герой проходит путь от самоуверенного «изгоняющего нечисть» пастора до человека, осознавшего чудовищность последствий своих действий. Его душевные метания — голос разума, тонущий в крике толпы.
Но украшение спектакля — хрупкая Евдокия Германова, играющая трогательную старушку Реббеку Нэрс, воплощение стойкости и достоинства. У нее мало слов, но ей можно даже молчать — одно появление ее героини настолько эффектно придает истории нравственный стержень.
Астрахан мастерски использует своеобразие прекрасного «барочного» зала театра, отказываясь от традиционного «портала»: действие разворачивается не только на подиуме, но и по бокам стен. Тюремная камера с креслом пыток, колодец со стогом сена — все это оказывается буквально рядом с нами, стирается граница между зрителем и происходящим. А деревянные дома, лавки, скрипучие половицы лестницы (художник-сценограф Екатерина Горшкова) создают убедительный облик пуританской деревни, где на фоне будничной простоты зарождается чудовищный механизм обвинений.
Артисты одеты в костюмы, которые восхищают своей аутентичностью как музейные экспонаты (художник по костюмам Дарья Горшкова). Конечно, история о суровых протестантских нравах XVII века сегодня выглядит на московской сцене как чистый артефакт. Но Дмитрий Астрахан сознательно смещает акцент с политического подтекста (актуального для Миллера) на вечные вопросы: цену правды, природу страха, границы самопожертвования. При этом режиссер сохраняет верность тексту Миллера, подчеркивая, как легко коллективный психоз подменяет правосудие.
Поэтому спектакль все-таки не покрыт музейной пылью, а заставляет задуматься о механизмах, которые превращают обыденных людей в палачей. О том, почему ложь становится цепной реакцией. Почему религия, «богоугодное» дело используется для сведения личных счетов? Наконец, насколько эффективна система, где обвинение — единственное доказательство вины?
Поэтому финал оставляет тяжелое, но необходимое чувство: пепел инквизиции стучит в людских сердцах в разные эпохи. И единственное, что может ему противостоять — чистая человеческая совесть. «Салемские ведьмы» — это не просто экскурс в историю, а тревожное зеркало, в котором при желании можно увидеть отголоски современных реалий. Мощная режиссура, выразительная сценография и яркая актерская игра делают спектакль событием на московской сцене. Во всяком случае для тех, кто ходит в театр не просто развлекаться, а размышлять о вечных вопросах человеческой природы.
А в Театре Моссовета Андрей Кончаловский представил свое видение шекспировского «Макбета». Это, скорее, «Макбет» в интерпретации именно Кончаловского, нежели прямое воспроизведение шекспировского текста. Обращаясь к одной из самых трагичных пьес Шекспира, режиссер предлагает нам не дословную передачу, а авторское переосмысление, где классическое произведение вступает в диалог с современностью.