Искусство быть смешным: как в столичном вузе пытаются решить проблему дефицита клоунов
В российской цирковой среде говорят об острой нехватке профессиональных клоунов. За последние 30 лет на манеже не появилось громких имен, а в Цирковом училище имени Румянцева исчезло отделение клоунады. Решить проблему дефицита предложили в Театральном институте имени Кобзона, где в сентябре впервые в истории современной России начали обучать клоунов. «Вечерняя Москва» посмотрела, чему и как учат будущих артистов цирка.
Небольшая аудитория на первом этаже напоминает спортивную арену: весь пол застелен гимнастическими матами, с потолка свисают полотна и кольца, у одной из стен — огромное зеркало для отработки движений. Я в главном учебном зале для подготовки будущих клоунов. Здесь несколько дней в неделю занимаются одиннадцать студентов. Это первый и пока единственный в стране факультет «Циркового искусства» со специальностью «клоунада».
— Два года назад закрылось отделение клоунады в Училище циркового и эстрадного искусства им. М. Н. Румянцева, которое оканчивали советские звезды клоунады, и теперь нигде этому не учат, — сокрушается замдекана Лидия Самойлова, заместитель директора Цирка на Цветном бульваре. — Хороших клоунов всегда было мало, а те, кто пережил развал цирка в перестройку, ушли на театральные подмостки и в собственный бизнес.
Вот и выходит, что цирк остался, а клоуны разбежались. Несколько лет назад о дефиците клоунов в стране доложили Владимиру Путину, и в администрации президента распорядились возродить советское искусство клоунады в системе высшего образования. Но желающих это сделать на базе театральных вузов оказалось не то чтобы много — их не было совсем!
— Дело в том, что распоряжение было отдано «сверху», а это предполагает, что проект очень ответственный, — делится ректор института Дмитрий Томилин. — При этом он абсолютно невыгодный для учебного заведения, потому что немассовый. Государственному вузу интересны массовые направления, привлекающие больше бюджетных средств. А такое штучное, узкопрофессиональное образование требует много сил и средств.
В цирковых училищах сегодня тоже востребованы сплошь массовые направления — артисты эстрады и эксцентрики. А в высших учебных заведениях из всех цирковых специальностей готовят только цирковых режиссеров — и то лишь для театральных вузов в Москве и Петербурге. Поэтому для Института театрального искусства имени Кобзона принять такой вызов было амбициозным решением. Для небольшого и молодого, по сравнению с ведущими театральными вузами страны, учебного заведения — это возможность громко заявить о себе. Поэтому курс набрали маленький, а на помощь вызвали всех профессионалов цирковой индустрии, которых удалось найти. Максим Никулин, сын великого клоуна Юрия Никулина. Конкурс на новое и, что важно, бюджетное направление проводили среди студентов театральных факультетов четвертого курса и старше. Это позволило сэкономить время на базовой подготовке, вроде мастерства актера и сценической речи, и сосредоточиться на специфике клоунады — эксцентрике, пантомиме, канатоходстве и жонглировании.
— Мы хотим сделать факультет клоунады, даже несмотря на то, что это убыточно, — поясняет Томилин. — Это важное мероприятие — и для страны, и для института. А для нас это определенный опыт и, если хотите, миссия.
Универсал арены
Никита Щербак клоуном становиться не собирался. Он вообще видел себя драматическим актером, поэтому четыре года спокойно учился в институте на специальности «актер театра и кино». А этим летом объявили, что можно принять участие в конкурсе на новый факультет клоунады. Обучение в отличие от популярного актерского направления — бюджетное. Грех было не воспользоваться таким предложением! Несмотря на довольно серьезный конкурс в десять человек на место, Никита пришел попробовать и неожиданно для себя перешел во второй тур.
Теперь у Никиты практически нет выходных — все свободное время он отрабатывает необходимые для клоуна вещи: вокал, пантомиму, грим, создание сценических костюмов и акробатику с жонглированием и эквилибристикой. Сальто и перевороты на гимнастических кольцах высокому крепкому парню даются нелегко, поэтому тренироваться приходится много. Но без гимнастики и артистизма он не артист, а аниматор в парике и с клоунским носом.
Педагоги института говорят, что клоунада — квинтэссенция многих цирковых и театральных жанров. В ее основе лежит трюк. Хороший клоун должен уметь сыграть на скрипке, идя по канату с зонтиком — как великий Леонид Енгибаров. И сделать это надо так, чтобы зрители улыбнулись. Таких артистов сейчас и не хватает — универсальные специалисты на вес золота в любой сфере. А клоун — это и есть самый что ни на есть универсальный специалист!
Дарить хорошее настроение
«А что делать, если зрители в зале не смеются?» — интересуюсь я у легендарного «рыжего клоуна Марчелло», художественного руководителя факультета Анатолия Марчевского.
— А им не обязательно смеяться, — отвечает он. — Они могут просто улыбаться. Смех — это совсем не показатель хорошей работы клоуна. Так, над шутками «ниже пояса» смеются все, но такой юмор — удел массовика-затейника. Размалеванный, яркий человек с красным носом — это еще не клоун.
— А кто же тогда клоун? — уточняю я.
— А вы фильмы с Чарли Чаплином смотрели? — спрашивает меня в ответ Марчевский. — В каждом его выходе была мысль. Наша задача — не просто вызвать эмоцию, а именно ту, которая человеку сегодня необходима. После посещения цирка зритель должен уйти одухотворенным, с оптимистичным настроем, оставив за его дверьми накопленную усталость и негатив. Мы же не случайно говорим, что смех лечит. Клоун — это доктор.
Анатолий Марчевский рассказывает, что наша традиция в этом смысле всегда сильно отли чалась от западной, где в паре клоунов один унижал другого, а зрители смеялись над униженным. В Советском Союзе цирк не унижал достоинство человека, поэтому зрители смеялись над ситуацией — не над, а вместе с клоуном.
Золотой стандарт
Преподаватель пантомимы Валерий Шевченко — один из самых любимых педагогов Никиты Шевчука. «Поговорите с ним, пожалуйста», — шепотом просит он. Я присаживаюсь рядом с преподавателем.
Шевченко — режиссер и актер. В юности мечтал быть клоуном, но сначала решил освоить актерскую профессию. Учился в ГИТИСе (мастерская Вячеслава Шалевича и Валерия Гаркалина) и ВГИКе (мастерская режиссера Владимира Фокина), много работал в Европе. Театральный опыт дал ему понимание, что клоун — это не жонглирование, не красный нос, не сальто с переворотом, даже не скрипка на канате. Клоун — это душа, особое внутреннее ощущение. Этому невозможно научить. И зритель, как хороший камертон, всегда чувствует, настоящий ли перед ним клоун или тот, кто пытается выдать себя за него.
— Вспомните Олега Попова с его «солнечным» клоуном, — предлагает он. — Номер, где он собирает лучи в авоську и уходит домой, — это гениальная простота. А мим Марсель Марсо, виртуозно владевший техникой пантомимы?
Сегодня все репризы Попова, Чаплина, Марсо и Енгибарова Валерий разбирает со своими студентами на курсе. Они отрабатывают приемы великих мастеров и пытаются реконструировать их.
— Критики утверждают, что клоуны не востребованы, потому что несовременны, — замечаю я, наблюдая за тренировками студентов. — Мол, они только воссоздают старые репризы, которые уже неактуальны…
Неожиданно, но Шевченко соглашается.
— У нас нет хороших авторов, которые пишут сценарии именно для клоунады, а это должен делать драматург, — пожимает плечами он. — Если драматург пишет плохо, то и исполнитель будет выглядеть плохо. И сейчас мы, педагоги на курсе клоунады, учим ребят основам жонглирования, акробатики. Но с чем они выйдут на арену? У них нет готовых номеров, нет репертуара. Это проблема индустрии. И поэтому многие клоуны сегодня дублируют старое.
Понимает необходимость создания нового репертуара и ректор института. Именно поэтому на следующий год здесь собираются открывать направление цирковой режиссуры. Новоиспеченные режиссеры будут помогать новоиспеченным клоунам в сочинении и подготовке реприз.
— В школе советского цирка у клоуна должно было быть не меньше 5–6 реприз, чтобы два отделения по 40 минут могли перестроить аттракционы, — говорит Дмитрий Томилин.
Этот «золотой стандарт» хотят возродить и сегодня. Ведь как бы ни были талантливы артисты прошлого, их материал эксплуатировать уже не получится.
— Хороший клоун должен показать актуальную социальную проблему и уметь с улыбкой ее преодолеть, — поясняет Марчевский. — Зритель должен выйти из зала не опустошенный, а воодушевленный.
Но социальные проблемы, над которыми иронизировали Никулин и Попов, сегодняшнему зрителю будут непонятны, а значит — и неинтересны.
— Вот яркий пример — реприза Юрия Никулина, — поясняет Анатолий Павлович. — Он выходил весь перебинтованный. Его спрашивают: «Что случилось? Под машину попал? С этажа упал?» А он отвечает: «Нет, в очереди за тарелками стоял». Сейчас над этим не смеются, потому что не понимают контекста — тогда был дефицит, за тарелками выстраивались очереди. Эта реприза помогала людям в непростое время дефицита посмеяться над собственной проблемой.
Кропотливая, тяжелая работа
— Я бы обыграл искусственный интеллект, — говорит студент Роман Надежкин. — Например, у меня был этюд с домофоном. Я прихожу домой, а он меня не пускает, говорит: «В 65-й квартире отказали». А доставки? Можно сделать репризу, как клоун забирает заказ из пункта выдачи, и там что-то начинает происходить с этими посылками.
Надежкину предложил попробовать пройти конкурс Дмитрий Томилин. Возможно, разглядел в нем искру. Роман попробовал, и его отобрали одним из первых. Впрочем, не обязательно быть ректором театрального вуза, чтобы понять, что в этом парне есть то внутреннее чувство, о котором говорил преподаватель пантомимы Шевченко.
Высокий, худой, в фиолетовой шляпе и шарфике, которые сделал сам, с подтяжками, найденными где-то на антресолях, молодой человек говорит так, что сразу и не разберешь — шутит он или, наоборот, грустит. В его взгляде все время мелькает печальная тень, которая даже самым простым шуткам придает философскую глубину. Из него наверняка выйдет прекрасный мим, как Марсель Марсо или Леонид Енгибаров — клоун «с осенью в сердце», — фактура очень подходящая.
Сам он хотел бы работать в цирке, но не уверен, что получится. Цирков не так уж и много, а конкуренция среди артистов большая.
— А как насчет стендапа? — интересуюсь. — Сейчас он очень популярен. И комики прилично зарабатывают…
Меланхолическая тень мгновенно испаряется с лица Романа.
— Я четыре года получал высшее актерское образование, потом еще два года учусь на клоуна, чтобы после этого пойти в стендап?! — возмущается он. — Мне кажется, это как-то... мелко. У нас — кропотливая, серьезная, тяжелая работа. Это репетиции, когда надо постоянно придумывать, оттачивать каждый элемент по десять тысяч раз. Вот это и есть настоящее искусство!
Что касается трудоустройства, то тут конкретных планов для выпускников первого факультета клоунады пока, нет. Ректор уверен, что двух или трех человек возьмет Цирк Никулина, под патронажем которого сейчас находится факультет. А будущее остальных студентов пока в тени. И эта тень придает глубины такой, казалось бы, тривиальной задаче, как обучение клоунов.
— Мы воспитываем студентов в традициях советской школы клоунады, одной из лучших в мире, — говорит Томилин. — Поэтому выпускники смогут устроиться в цирки как в нашей стране, так и за рубежом. Мы предлагаем штучный товар. И хотелось бы верить, что он будет востребован…
СПРАВКА
История советского цирка ведется с 26 августа 1919 года, когда был подписан Указ о создании государственных цирков в РСФСР. Цирковые программы были зрелищными и пользовались огромным спросом. Как правило, это были богато оформленные театрализованные представления с единым сюжетом. Спектакли делали масштабные, в каждом из них было задействовано несколько десятков фокусников и клоунов. Цирк приносил солидный доход государству и зарабатывал валюту для страны на зарубежных гастролях. Русский балет и цирк были двумя главными экспортными «культурными товарами», поскольку не нуждались в переводе.