Мы зашли с Андреем попить кофе после кино. Фильм «Солнечный удар». Розочки образовывались как сумасшедшие... / Фото: «Вечерняя Москва»

Журавлик в небе

Общество
Я сворачивала из салфеток в кафе розочки. Из темно-бордовых салфеток розы получались порочные. Из фиолетовых — загадочно-печальные. Когда я нервничаю, я всегда кручу из салфеток такие розочки. До высокого искусства оригами далеко, но меня почему-то успокаивает.

Мы зашли с Андреем попить кофе после кино. Фильм «Солнечный удар». Розочки образовывались как сумасшедшие: мнения по фильму разделились.

«Какую Россию мы потеряли, а Михалков все-таки гениальный режиссер» (Андрей). «Уже третье поколение свергнутых бар все не может успокоиться и рефлексирует» (я). Воздух в кафешке стремительно раскалялся.

— А как ты думаешь, зачем они сошли на берег? — неожиданно спросил Андрей. — Поручик и незнакомка. Могли бы спроворить и в каюте.

Я поперхнулась от возмущения лимонным пирогом.

— Это же Бунин! Как ты можешь!

Андрей смеялся. Наверное, я действительно смешно выглядела — лицо возмущенное, на столе — гора салфеточных розочек. Бордовых и фиолетовых.

Несколько лет назад с писательским десантом ездили в Пушкиногорье. На день рождения Поэта. Поезд Москва–Псков идет ночь. Я долго не могла определиться с поездкой — билет брала уже накануне отъезда. Поэтому мне досталось место в другом вагоне, отдельно от коллег. Художник-заединец Дима, писатели-пушкинисты и примкнувшие к ним. Человек десять, наверное, собралось. Вся эта пестрая веселая группа залезла в вагон номер шесть. А я — во второй вагон.

Когда я зашла в тесное купе, там уже сидели два мужика и женщина неопределенного возраста. Не девушка, но и не бабушка. Дамочка, — пожалуй, так правильно.

Симпатичная, аккуратная, в коротких брючках и спортивной куртке. Птичка-малиновка. Один из попутчиков был похож на Джека Потрошителя, каким его изображают в комиксах.

Квадратное лицо, густые кустистые брови. Он бросил на меня свирепый взгляд и взобрался на верхнюю полку.

Там моментально отвернулся к стене и захрапел. «Прикидывается», — подумала я.

Другой мужичок между тем деловито суетился. Он уже переобулся в домашние тапочки. Успел заказать чай у проводницы. Достал из сумки вареные яйца и облупливал их на столике.

— Куда едем, девушки? — спросил Деловой. Он уже отзвонился жене, что, дескать, тронулись. Съел яйцо, щедро макая его в соль на салфетке. С наслаждением похрустел пальцами. Достал сборник кроссвордов.

— Я в санаторий… «Лесной», — покорно ответила Малиновка.

— Здорово! И я в «Лесной»! Будем вместе держаться. Я на двадцать один день, цикл, ептыть. Присаживайся, угощайся! Ну и ты угощайся, — снисходительно махнул мне.

Я вежливо отказалась. Малиновка присоединила к поляне свой сверточек с бутербродами.

— Какие бутерброды? С колбасятиной? — Деловой зацепил бутерброд. — Двое на двое получается! Комплект! — подмигнул мне, показав на верхнюю полку, где страшно храпел Джек Потрошитель.

Поезд набирал ход. Я ушла в шестой вагон к пушкинистам. Там все клубились в одном купе; кто-то громко декламировал «Песнь о вещем Олеге», кто-то говорил тост «за наше все», художник Дима возмущался, что никто не догадался взять жареную курицу в дорогу.

— Обязательно, обязательно в поезде должна быть жареная курица! Это классика жанра! Вы все опошлили, всю дорогу, вы, женщины, не пожарившие курицу! — говорил Дима, подтверждая постулат, что «художника обидеть может каждый».

— А все-таки: Гончарова Пушкина не понимала! Во всем Наташка виновата! — кричала поэтесса Ольга Кищик.

— Любите народ! Понимайте народ! Пишите для народа! — надрывался известный литературный критик Валерий.

Короче, было весело и бурно. Поезд мчался сквозь радостные леса, покрытые нежной зеленью. Казалось — мы летим навстречу великому поэту. Он пригласил нас на свой день, ждет нас где-то в Михайловском, смотрит на дорогу. Скачет на коне по зеленым холмам — среди незабудок, стрекоз и чего-то очень настоящего. Ради чего стоит жить и творить… Радостная бессонная ночь, нашпигованная стихами и тостами, была коротка. Это ведь сезон белых ночей — и чуть лишь успело стемнеть, как уже и рассвет подкрался. Повис над туманным сосновым лесом. Псковщина — сосновый край.

Было пять утра; неугомонные пушкинисты пошли на боковую. Художник Дима заснул в слезах. Он вдруг почувствовал себя ребенком, который едет в пионерский лагерь. И заботливая мама сунула ему в рюкзак жареное куриное бедро… Я вернулась в свой второй вагон. Джек Потрошитель так же неистово храпел, а Малиновка и Деловой сидели в полной боевой готовности. Скоро была их остановка. Деловой переобувался — влезал в резиновые сапоги. Кряхтел.

— Голенищ очень узкий, — жаловался Малиновке, уже как своей, доверенной, близкой. — Значит, надо сразу попросить, чтобы места за одним столиком выделили. А то как посадят поврозь, так и прокукуем… В его тоне было много жизненной правды и сметки.

Малиновка посмотрела на меня с видом человека, вытащившего выигрышный лотерейный билет.

Поезд на маленькой станции стоял три минуты.

Я смотрела из окна, как Деловой вытащил сначала свой чемодан, потом Малиновкин. Как она по-хозяйски уже поправила на нем кепку. Как вместе они пошли по пустой платформе. Деловой энергично жестикулировал: стучал тыльной стороной ладони по горлу.

Разгорался рассвет. До Пскова оставалось ехать часа три — для творческих личностей три часа сна — это роскошь. Нас ждал Поэт…

— Дурочка, — ласково сказал Андрей. — Что ты все эти салфетки курочишь… Ну хочешь я научу тебя делать из бумаги журавлика? Или моржа.

Какой он был способный! Он все умел. И журавлика. И моржа.

— Андрей, неужели ты не понимаешь… В каюте это пошлость. Это совсем не то, что сойти на пристань, потом расстаться навсегда… В каюте обязательно будет совместное утро — понимаешь? Мятое лицо, духота и — уже какое-то будущее.

Он понимал и смеялся, потому что на губах моих оставались крошки от вкусного пирога. Подошел официант, недовольный смятыми салфетками на столе. Он принес узкую машинку-терминал для оплаты по счету — Андрей собирался рассчитаться кредиткой. Машинка никак не могла сработать и связаться с банком. Андрей, смущаясь, попросил:

— У тебя нет наличных? Я не захватил...

Я заглянула в счет и протянула официанту две тысячи:

— Спасибо. Сдачу оставьте себе.

Официант глубокомысленно заметил:

— За все надо платить.

Честно говоря, там и чаевых-то оставалось не больше ста рублей.

Живая среда «Михайловского» 

Почти триста тысяч туристов из России и из-за рубежа ежегодно посещают усадьбу «Михайловское» в Пушкиногорье. Однако в советские годы в легендарные места приезжало гораздо больше людей. Сегодня один из самых интересных музеев России пробует новые форматы. Хранители усадьбы постарались воссоздать живую среду, в которой жил Пушкин, в том числе в годы ссылки.

КСТАТИ

Фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар» шел на больших экранах по всей стране почти два месяца. Но несмотря на это, больших денег не заработал. Однако стал успешным телевизионным проектом. Телеканал «Россия 1» показал «Солнечный удар» 4 ноября прошлого года. И, по данным крупной исследовательской компании, составляющей рейтинги телепрограмм, фильм был популярен среди зрителей.

ЦИФРА

119 населенных пунктов входит в состав городского поселения Пушкиногорье (пгт Пушкинские Горы и 118 деревень).

amp-next-page separator