«Детей не так жалко, как взрослых»: бальзамировщик рассказала о мистике и сложностях своей профессии

Бальзамирование усопших известно со времен Древнего Египта. Чтобы сохранить покойника, египтяне применяли душистые вещества — бальзамы. Отсюда и пошло название метода. В современном мире бальзамировщиков называют танатопрактиками. «Вечерняя Москва» пообщалась с представительницей этой редкой профессии Оксаной Томилиной.

— Оксана, что под собой подразумевает бальзамирование тела и как этот процесс изменился в эпоху коронавируса?

— Бальзамирование умершего — это комплекс мероприятий, направленных на сохранение тела после смерти человека с помощью специальных веществ, так называемых консервантов, которые предотвращают процессы распада и гниения. Как и раньше, процесс проходит по классическим канонам, которые считаются самыми безопасными. Это артериальное бальзамирование, то есть обработка тела через ввод специального вещества в кровеносные артерии. Процедура достаточно безопасна даже в нынешнее ковидное время. В дополнительных мерах безопасности нет никакой необходимости.

— Ежегодно в России проходит выставка «Некрополь». На ней представители ритуальной индустрии устраивают показ с живыми моделями в гробах, делятся своим видением того, какими могут быть похороны, а танатопрактики рассказывают о новинках посмертного макияжа. Как на все это реагируют обычные посетители?

— У непосвященных людей, которые не сталкиваются в повседневной жизни со смертью и погребальной атрибутикой, реакция одинаково негативная. Они уверены, что мы психи. И будто нам больше делать нечего, кроме как выставлять гробы. Люди не понимают, что подобные выставки проводятся с целью повышения качества ритуальных услуг. Потому что чем выше уровень услуг, тем менее это заметно людскому глазу. Когда же в процессе подготовки похорон возникает какой-то дискомфорт или люди сталкиваются с обманом, тогда сразу обвиняют ритуальщиков. Такие выставки как раз и помогают делиться опытом, чтобы исключить неблагоприятный сценарий и повысить уровень сервиса, чтобы клиенты были уверены, что им вернут родного в опрятном виде.

— Зачем делать посмертное бальзамирование тем, кого кремируют?

— Некоторые бальзамирование ассоциируют с Лениным и задаются вопросом: зачем и вправду бальзамировать человека, если мы его сейчас сожжем или закопаем. Но сам процесс бальзамирования более емкий и включает дополнительные опции: дезодорацию тела, дезинфекцию и устранение посмертных дефектов. Эти процедуры нужны, чтобы исключить выделение биологических жидкостей из организма умершего и не допустить возникновения посторонних запахов. Главная задача — проводить усопшего в последний путь в достойном виде. На Западе вся эта система доведена до автоматизма и никто не будет выставлять своего умершего в неопрятном состоянии, поскольку это неприлично. Путешествие в вечный сон должно быть красивым.

— Какой комплекс услуг чаще всего заказывают?

— Все зависит от клиента. Кто-то заказывает просто бальзамирование, без дезодорации и нанесения посмертного макияжа и грима. Есть отдельная категория клиентов, которые запрашивают для своего родного VIP-комплекс. Это как раз та сфера, в которой я работаю. Сюда входят бальзамирование, покраска волос, эпиляция, маникюр, педикюр, нанесение косметики и иные пожелания. По времени обработка одного человека может занимать от часа и более. Все зависит от конституции тела, объема, состояния усопшего. На самом деле факторов очень много. Цены на услуги тоже очень разные. Например, в Москве стоимость бальзамирования стартует от пяти тысяч рублей и выше. Как такового потолка нет.

— Сами бальзамировщики при жизни выбирают себе специалиста, который займется их посмертной подготовкой?

— У меня такие люди есть… И я очень надеюсь, что именно они займутся моей подготовкой к похоронам, если, например, это произойдет в ближайшее время. Да, я заранее готова.

— Вы каждый день сталкиваетесь со смертью, стали ли вы от этого более черствой?

— Когда я в свои 20 лет только пришла в «ритуалку», мне все говорили: «Ксюха, ты станешь очень циничной и грубой, перестанешь воспринимать человеческое горе и слабость». Что хочу сказать: я до сих пор каждое горе, каждую утрату воспринимаю как свою, пропускаю через себя. Может быть, это неправильно с профессиональной точки зрения, но по факту я иначе не могу. Если я когда-нибудь пойму, что не хороню человека как своего родного, это станет для меня знаком: пора уходить из профессии. Иные приходят в эту сферу ради денег, а потом мучаются от того, что выбрали не то.

— Кого больше жаль — детей или взрослых, с кем сложнее работать?

— Многие меня считают человеком жестоким и психически нездоровым, но мне детей не так жалко, как взрослых. Сейчас объясню свою позицию. Если мы рассматриваем смерть детей с точки зрения православия, то ребенок фактически не успел нагрешить, живя на земле. Он ушел чистым, и у него будет счастье на небесах. А вот жалеть нужно родителей, которые должны жить с этой утратой. Да и потом, мы не знаем, кто мог бы вырасти из этого ребенка. Вдруг это был бы еще один Гитлер. Мне больнее за взрослых людей, потому что они успели ощутить вкус жизни, они нагрешили, у них накопилась энергия, которая никуда бесследно не исчезает. Я верю, что смерть — это не конец, а только начало, и взрослому будет куда сложнее после кончины попасть в лучший свет.

— Были ли у вас мистические случаи?

— Конечно, огромное количество. Расскажу самый «лайтовый», чтобы не пугать никого. Когда я по вечерам работаю в морге, очень часто включаю музыку, чтобы ушла усталость. И плейлист у меня состоит из разных композиций, в том числе и рэпа. Как-то раз у меня была дама в возрасте. И стоило проигрывателю переключиться на грубую композицию, музыка прекращалась. Когда же в плейлисте играла спокойная мелодия, все приходило в норму. Я решила ради интереса провести эксперимент: создала плейлист исключительно из жестковатой музыки и включила, так у меня абсолютно новый телефон вообще вырубился. Я спросила ее: «Что, не нравится?» После этого я ставила исключительно умиротворяющие композиции, и больше никаких перебоев не было. Я закончила работать с телом, улыбнулась даме и подумала: кажется, мы друг друга поняли, подруга.

— Часто ли общаетесь с умершими во время работы?

— Бывает такой момент коммуникации из разряда «необъяснимо, но факт», когда при работе с телом я могу угадывать жесты и эмоции умершего. Очень часто после бальзамирования я выхожу для беседы с родственниками усопшего. И нередко начинаю копировать жесты покойного. Как-то раз я вышла и начала демонстрировать жесты мужчины, который при жизни нервно отдергивал челку на лице. Родственники на меня смотрели и не могли понять, что происходит. На подсознательном уровне им казалось, что перед ними стоит их родственник, но в реальности была я. И так в беседе с родными я выясняю, что покойный действительно имел ту или иную привычку, которую я неосознанно повторяю. Вот такая мистика.