Будний день, десять утра. Центр культуры и искусства «Меридиан». На первом этаже V ежегодная выставка резьбы по дереву. Стою три минуты, оцениваю мастеров-резчиков. Один суетливо достает из коробок свои изделия, второй подправляет что-то на витрине.

- А вы к кому, собственно, дорогуша моя? – раздается командный голос за моей спиной.

- Наверное, к вам.

Виктор Петрович Суднов – капитан 1 ранга, ветеран Байконура, главный редактор военного издательства. Судьба бросала его с моря на сушу, с рек на барханы Средней Азии. Главное в его жизни была служба военного человека. И ничего, что после Бакинского военно-морского училище он получил назначение в Байконур. Пришлось бросать якорь в песок. Думать о времени было некогда. Он закончил два вуза, заочно, конечно, академию, как сам говорит, от нечего делать. Каждый раз на его персону был огромный спрос – три рода войск боролись, чтобы Суднов стал их человеком. А тут забрезжила дата – 55 лет. Что делать дальше? Дача? Предложения были неказистые – на бывших болотах, под высоковольтными линиями. Сосед по лестничной площадке, видя, как лицо Суднова все более напоминает грозовую тучу, сказал:

- Хватит Витя мотаться, поехали в Муромские леса.

Еще на Байконуре у Виктора Петровича проявилась страсть к изобретательству. А куда деваться? Из развлечений одна река. Это потом уже стали привозить кино, раз в год приезжал Ташкентский русский театр драмы. Женщины, в смысле, жены, на военном объекте появились гораздо позже. Чем занять свой невеликий досуг? И стал Суднов строить катера, яхты с алыми (естественно из парашютного шелка) парусами, буера. Подумывал даже, после приезда «космонавта номер два» Германа Титова, а не податься ли в космический отряд? Начал тренироваться на выживание. Ну и резал африканские маски между делом. Руки натруженные, ногти все поломанные, а сам – прямой как корабельная сосна. И в голубых глазах привычная усмешка – то ли над жизнью, то ли супруге Ирине сердечную азбуку морзе шлее. А она зорко кружит вокруг нашего стола, опасливо поглядывая на мужа. Хорошая жена. Любящая.

- Начал с шишек, - продолжает разговор Суднов, - я видел, из каких деревьев их режут. Ну, и опыт мой пригодился. Но не знал я тогда, что буду работать только с капами и сувелями. Это наросты такие на дереве. А они – каменные. Сколько я инструмента переломал! Сколько сил потратил. Неделю бьюсь – инструмент летит в ведро, жена в истерике бьется, а я в размышлизмах: ну где он, выход?

В общем, разработал Виктор Петрович собственный арсенал инструментов. Тут и электрическая стамеска от немецких товарищей, кое-что от белорусских. А потом к Суднову потянулись люди: научи, дескать, Виктор Петрович. Одному нужно для заработка. Другому – для украшения дома. Третьему – для внуков. Любит их, хочет чем-то удивить.

- Виктор Петрович, а мечта есть?

Суднов смотрит на меня, словно прикидывает – рассказать или утаить. Режущий взмах ладонью – решил, расскажет. И Виктор Петрович признался – тоже, как и я был дремучим человеком. Но вот в самую жару в август пошел он в муромский лес. Понятное дело дорвался - два ведра за спиной, два в руках. Пить хочет – силы нет. А воду взять забыл. Смотрит - брошенная деревушка домов в двенадцать. Одна бабка живет с семьей. Подползает из последних сил: бабуля, дай водички.

- Заходи в дом, милый, - приветливо говорит бабка.

- Я зашел и столбом встал. В углу стоит черная чаша, формы невероятной, а над ней еще лампадочка неугасимая точно такой же формы. Я залпом три кружки маханул. Продай, говорю, бабка, Богом молю, чашу!

- Нет, милый, - отвечает бабка, - не продам, не проси напрасно. Четыре наших поколения под этой оберегой живет. И у нас в дому все хорошо. Беда мимо проходила. А ты продай оберегу!

- Тогда расскажи, кто делал, - говорю бабке.

- Мужики. Только они все померли. Знаю, правда, рассказывали, что найти надо сосну, которая растет вверх ногами.

- Утром я уже весь заточенный на эту оберегу выхожу через поляну к лесу – и у входа к той тропе, по которой я ходил несколько лет, вижу - оберега, - шепотом закончил рассказ Суднов.

- Как она выглядела?

Виктор Петрович начал чертить в воздухе круг, потом понял, надо объяснить непонятливой тетке:

- Это сосна, она растет вверх, а потом четкий круг вниз, и снова растет верх. В силу того, что в этом круге собирается много смолы, дерево от силы живет лет семь. . Соки смоляные его пережимают. Я срезал, прибежал к себе домой. Все завитки, увиденные в бабкиной избе, держу в голове. Сделал. Приехал в Москву, на Измайловский рынок - мне японцы сразу 9 тысяч заплатили. Пришел домой – жена меня погладила – Витя такие деньжищи домой принес. Зауважала, водки налила, закусочки нарезала… Да, а я подсел я на оберегу. Ищу весь год. Ничего. Всех местных алкоголиков напряг, гостей, что ко мне в муромские леса приезжали. Ничего… И вот уезжать через неделю поехал я на велосипеде в село. Подъезжаю к церкви с обратной стороны – четыре погибшие сосны, а на них – обереги! Я к батюшке. Разреши. «Молодец, - говорит, - нам как раз тут место нужно заасфальтировать, площадку для новобрачных». Я стрелой в деревню за три километра рванул, с топором взлетел. Сделал. И опять себе ничего не оставил. Но помнил, где видел пятую оберегу. Пятую – себе оставлю. Понимаете, голуба моя, коряг я видел великое множество. А обереги я ищу годы. Удивительная внутри фактура. Одна - темно-красная, словно кровью наполненная. В другой – словно небо внутри движется. Повторений нет – это чудо природой сотворено.

- Ну, ладно, я пошел травиться – мне врачи разрешили по полсигареты в день. Не могу пропустить такую радость.

Выставки