Эволюция или деградация: эксперты обсудили будущее современного искусства
6 августа 1928 года родился Энди Уорхол, американский художник, один из апологетов современного искусства. Его работы представлены сегодня в ГМИИ имени Пушкина на выставке, которая знакомит посетителей с произведениями актуальных живописцев и скульпторов. Экспозиция пользуется огромной популярностью, но так ли прекрасны эти шедевры? Куда движется современное искусство — в пропасть или на новый уровень? Об этом на странице «К барьеру» спорят эксперты «ВМ».
Виталий Милонов: Виной всему искаженные критерии самозваных экспертов
По оценке депутата Государственной думы России, современное искусство само по себе не является упадническим или, наоборот, взлетающим под самые небеса. Вся проблема в «тусовочке экспертов», которые присвоили себе право оценивать искусство и навязывать свои воззрения всем нам.
— Современное искусство — оно такое же, как и другое, прежнее, искусство. И если смотреть с точки зрения искусства, то оно эволюционировало и продолжает делать это. Проблема актуального искусства не в нем самом, а в деформированных, никчемных критериях оценки искусства. И вот эта искаженная современная оценка позволяет выдавать за искусство те вещи, которые, мягко говоря, от него далеки.
Это — новый подход, заключающийся в том, что искусство перешло в некий постмодернистский тоталитаризм. Вокруг него есть некая секта неприкасаемых, как в древнем обществе, и только она имеет право суждения о тех или иных вещах. Мнение широкого потребителя в расчет вовсе не принимается. И всегда тем, кто имеет право оценить ту или иную идею, связанную с искусством, является некто (или группа) из числа этих людей, что сами себя назначили в некие «эксперты».
Все это остатки того зловонного пенициллина, который взошел на растерзанном русском имперском искусстве. Он состоялся в виде всех этих Массолитов, Боцманов Жоржей и прочих Берлиозов. Дети этих Берлиозов от внебрачного соития их с Боцманами Жоржами, прописавшись в сталинских квартирах столицы, продолжают вершить судьбы и определять тренды.
Но сами они на уровне генетики лишены возможности отличать добро от зла, поскольку произошли от неблагословенного духовно брака (я говорю именно о духовном союзе, не имею намерения обсуждать их родителей — прим. Милонов). А их познания об искусстве — плод нездорового развития, от которого произошло столкновение и разделение искусства как явления, принимаемого народом. И, кстати, как раз здесь, на этом направлении, искусство без всяких критиков и экспертов деградирует до уровня попсы! Так расщепилось искусство и остались сериалы с неумелыми актерами и отвратительной игрой и, на другой развилке, условная клиентела Берлинского кинофестиваля, где тягомотные, занудные лауреаты индульгируются тем, что это якобы «новое слово в искусстве» и так называемым экспертам оно нравится.
Что получается из этого разделения? Либо «жри» попсу, либо пытайся не сломать голову на «новых вызовах»! И это касается не только всемирного искусства, но и России — где продолжение великого русского искусства? Почему оно вымерло? Реализм — это как сериалы, он также выродился полнейшим окончательным образом. В свою очередь, отношение «возвышенных» творцов и ценителей, поклонников современного искусства к «традиционалистам» (или консерваторам в искусстве) в свое время определил сюрреалист Андре Бретон. Он писал, что реализм ему лично «…отвратителен, поскольку состоит из посредственности, ненависти и унылого чванства./…/Это простота, граничащая с тупостью, собачья жизнь».
Мы столкнулись с кризисом, общество воспитывается без неких моральных камертонов в искусстве. Поэтому «звезды» «Инстаграма» и хостингов в почете, они, как лангольеры, пожирающие покинутое светлыми силами пространство, все съедают и уничтожают.
Что касается современного реализма, как у школы художников Глазунова или Шилова, то это — подтверждающие правило исключения. Хотя я, к стыду своему, не великий поклонник Глазунова. Я получил первое образование «гид-переводчик», водил экскурсии по Эрмитажу, а не по краеведческому музею райцентра под Сольвычегодском. Я воспитан на Эрмитаже и Русском музее, как все уроженцы культурной столицы. Так что Глазунова я в силу личной недалекости не совсем понимаю.
Сексуально-наркотическая революция 1960-х годов понизила планку. Курильщики анаши и потребители ЛСД родили новое поколение, которое изначально несло в себе деформацию.
Это трагедия: я ощущаю себя русским помещиком, который смотрит, как красноармейцы рвут штыками картину Айвазовского! Мы все находимся в положении страдающего профессора Преображенского.
Что же касается всех этих дорогостоящих инсталляций, то они этих денег просто стоить не могут! Это все эксперты, о которых я говорил выше, их ассамбляж! Эти люди пропитываются любовью ко всему странному и ненормальному. Все происходит, как в поздней Римской империи: чистое их не возбуждает, не греет, необходим порок. В этом невольно, побив рекорды продаж, виноват Винсент ван Гог. А сейчас классикой считаются даже Эдвард Мунк, как и Джексон Поллок, Энди Уорхол. Но я убежден, что в свое время все демоны ада скинулись и заплатили за инсталляцию на Красной площади в виде чемодана известной марки. И сейчас эти люди, сменявшие свои души на чемоданчик этой марки, демонстрируют всему миру свое безумие. А ведь люди есть! Искусство еще теплится чуть-чуть в народе. Мне отец одноклассника моего сына предлагает чудесные, светлые пейзажи по 15–20 тысяч рублей. Пока эти люди живы — все не так плохо. «Экспертов» беспокоят юноши в полупрозрачных туниках! Но скоро они кубарем покатятся с холма Палатина. Тогда искусство очистится от скверны и засверкает новыми, чистыми отношениями.
Андрей Ерофеев: Художники используют новые жанры как форму коммуникации
Творцов современного искусства ценят не за следование классическим традициям в картинах и скульптуре, а за умение увидеть и показать другим горизонт будущего.
— Говорить о современном искусстве с позиции картины или скульптуры, я считаю, нет смысла. Эта фаза искусства как раз закончилась. Конечно, до конца умереть она не может, но уже отходит в сферу промыслов. Людям будут нужны скульптуры на кладбища и картины на стены, но все это — прикладная деятельность.
Важнейшее в художнике или скульпторе не делание предметов, а наоборот, их неделание! Способность что-то не делать. Ведь художник отличается от обычного человека тем, что он привязан к определенному делу. Он свободен от зависимости, от обязанности производить товары или услуги по запросам населения или покупателей. Недаром их называют «свободной профессией». Эта свобода от принуждения к действию и есть основная характеристика художника. Если взглянуть с этой точки зрения, то художник ближе всего к философу. Через эту вот финансовую свободу художник раскрывается, когда он освобожден от принуждения делать вещи. Делание же заставляло художника находиться в неком услужении у власти, церкви, богатых людей.
Творец был все время подавляем чужой волей, извне. В России это освобождение произошло недавно, а на Западе художник еще в ХХ веке обрел право неделания, независимость. Причем общество это право понимает и очень ценит, хотя у нас пока и не очень. В Европе творца принято поддерживать грантами, он живет в резиденциях. Люди понимают, что фигуру, которая в принципе не способна что-то заработать, надо поддержать.
С другой стороны, не делающий, свободный от принуждения видит значительно дальше. Они видят в каком-то смысле горизонт будущего, горизонт событий. Так, наши художники увидели заранее, что после перестройки, распада СССР и освобождения от советскости, от того удручающего режима, наступит постсоветская ностальгия. Этакий плач по империи. А сейчас новый горизонт заключается в том, что наши художники — их ведущая часть — смотрят на мир глазами людей, которые не различают страны. Глазами землян в целом. У них начисто исчез интерес к национальным, местным особенностям. Они смотрят на Россию, как на Африку или Америку. Это взгляд не русского, еврея или дагестанца. Это взгляд на себя, на нас как бы со стороны. Смылись, исчезли и религиозные особенности в их работах. Сейчас их можно сравнить с тем, как, к примеру, смотрят на мир экологи. Как на нечто целое, не имеющее национально-государственных границ.
Общество погрузилось в местные мифы, культы, а художники уже освободились от этого. То, что работы одних стоят миллионы, а других — гораздо дешевле, не имеет отношения к искусству и вопросам его расцвета или деградации. Это все аксессуары, это для тех, кто понимает искусство как имиджевую вещь или деловую инвестицию.
Новые жанры, которые появились на смену картине в последние десятилетия (перформанс, инсталляция, хепенинг — прим. «ВМ»), новые формы — они связаны с развитием языка визуальной коммуникации. Это — новые языки искусства. Изобретают их часто даже не художники.
Возьмите магазин IKEA: вы приходите за кастрюлей и идете из одной инсталляции в другую. Вы видите целую комнату, где есть эта кастрюля. И даже если вы приехали за кастрюлей, вы понимаете, что эта кастрюля — целый мир! К ней нужны в том же стиле чашка, лампа, стул, что-то еще. Это все элементы единого комплекса, который называется «инсталляция».
Многие убеждены, что такой язык создали маркетологи — для продаж и нового качества рекламы. Но это неверно, придумывают художники, продажники только подхватывают. Визуальный образ мира, который мы выбираем, глубже, чем индивидуальный предмет. Мы выбираем стул не потому, что он удобен, а потому, что мы выбираем образ того мира, в котором хотим жить. Это и есть инсталляция — когда образ важнее, чем сам предмет, вне зависимости от того, ценный он или нет, этот предмет. Люди носят рваные джинсы с разрезанными коленями не потому, что они бедны и не могут купить целые. Эти джинсы часто стоят дороже, чем неплохой костюм. Человек уже привык воспринимать реальность через призму инсталляции и уже даже не видит картины единичного предмета. Сменилась форма коммуникации, образ существует не в картине, а в ином месте.
А современные художники пользуются новыми жанрами. В том числе видео, цифровым искусством, другими языками. Надо понять, что любое качественное художественное произведение — это грамотно выстроенное визуальное сообщение. Что же касается использования писсуаров, банок с консервами, обломков, то смеяться над этим — все равно что смеяться над иностранным языком. Смеются над Кабаковым, Дешаном, Кунцем те люди, которые просто не понимают языка. В этом — тоже проблема: у нас не учат понимать пластический визуальный язык. Ни в школе, ни в университете. Наше общество очень реагирует на моду, и люди начинают из-за моды на современное искусство заниматься самообразованием. Книжные магазины завалены изданиями по искусству, выставки посещаются с огромными очередями и столпотворением, в Интернете полно курсов. Попробуйте попасть на выставку в ГМИИ им. Пушкина! Люди часами стоят! И смех над «писсуаром», Матиссом, Пикассо с годами также уменьшился. А когда-то над ними хохотали.
СПРАВКА
Виталий Милонов — депутат Госдумы седьмого созыва. Ранее дважды избирался депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга. Уроженец Ленинграда. За полтора десятилетия законодательной работы выступил автором и соавтором ряда скандальных инициатив. Так, предлагал запретить курение кальянов, посчитав это пропагандой наркотиков. Был соавтором проекта закона об ужесточении ответственности за пропаганду гомосексуализма, абортов и педофилии. Предлагал создать «полицию нравов» в столицах из казаков и верующих. Выступает против всех общественных явлений, которые считает не совпадающими с национальными традициями русского народа.
Андрей Ерофеев — сын личного переводчика Иосифа Сталина с французского, советского дипломата Владимира Ерофеева. Родился в Париже. Искусствовед, окончил МГУ им. Ломоносова, куратор выставок, кандидат искусствоведения. По оценке профильных СМИ, занимает с 2007 года места в первой пятерке самых влиятельных персон в русском искусстве. Сотрудничал с ГМИИ им. Пушкина, Третьяковской галереей, музеем-заповедником «Царицыно». В Москве стал известен в прошлом десятилетии как организатор и куратор скандальных выставок современного искусства: «Запретное искусство», «Соц-Арт», «Русский поп-арт», «Сообщники».
Читайте также: Москвичей пригласили посетить выставку работ израильских художников