Сталин и Молотов

В начале октября 1945 года, после окончания войны, Сталин уехал отдыхать на юг и пробыл там достаточно долго. Об уходе вождя в отпуск в газетах, ясное дело, не писали.Казалось, Сталин просто исчез, и никто из чиновников не решался объяснить, где он. Иностранные журналисты и дипломаты шушукались о том, что вождь заболел, подал в отставку или даже умер.На хозяйстве остался заместитель главы правительства и нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов. После великой победы в Москве устраивались дипломатические приемы, дружеские встречи с иностранцами-союзниками. Даже такое твердое сердце, как у Молотова, не выдержало. Он утратил привычную осторожность, расслабился.7 ноября сорок пятого на приеме в Кремле Вячеслав Михайлович доброжелательно беседовал с иностранными корреспондентами, которые жаловались на свирепость цензуры. В то время все корреспонденции за границу отсылались через центральный телеграф, где сидел цензор и вычеркивал из телеграмм все, что ему не нравилось.Британское информационное агентство Рейтер процитировало слова Молотова: – Я знаю, что вы, корреспонденты, хотите устранить русскую цензуру. Что бы вы сказали, если бы я согласился с этим – на условиях взаимности? Молотов действительно дал указание отделу печати наркомата иностранных дел, и корреспонденты почувствовали некоторое ослабление цензуры. Они расценили это как обнадеживающий признак намечающихся в России перемен, да еще от себя добавили, что теперь, может быть, Молотов вновь станет главой правительства.«На сегодняшний день, – уверенно писал из Москвы корреспондент британской газеты «Дейли геральд», – политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова».Можно представить себе, что творилось со Сталиным, когда ему переслали на юг переводы этих статей из зарубежной прессы. Сталин всерьез заподозрил Молотова в желании занять его кресло. Возмущенный вождь потребовал от политбюро разобраться и доложить.На следующий день он получил от Молотова, Берии, Маленкова и Микояна обширную шифротелеграмму, в которой вся вина возлагалась на сотрудников отдела печати наркомата иностранных дел. Сталин тут же продиктовал новое послание Маленкову, Берии и Микояну: «Я считаю вашу шифровку совершенно неудовлетворительной. Она является результатом наивности трех, с одной стороны, и ловкости рук четвертого члена, то есть Молотова, с другой стороны... Молотов не мог не знать, что пасквили на Советское правительство, содержащиеся в этих сообщениях, вредно отражаются на престиже и интересах нашего государства. Однако он не принял никаких мер, чтобы положить конец безобразию, пока я не вмешался в это дело. Почему он не принял мер? Не потому ли, что пасквили входят в план его работы?.. До вашей шифровки я думал, что можно ограничиться выговором в отношении Молотова. Теперь этого уже недостаточно. Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу считать такого товарища своим первым заместителем».Никогда еще Сталин не говорил о Молотове в таком уничтожающем тоне. Члены политбюро доложили Сталину, что Вячеслав Михайлович раскаялся, признал свои ошибки, просил прощения и даже прослезился.Сталин брезгливо заметил:– Что он, институтка, плакать?Сам Молотов отослал вождю покаянную телеграмму: «Сознаю, что мною допущены серьезные политические ошибки в работе... Твоя шифровка проникнута глубоким недоверием ко мне как большевику и человеку, что принимаю как самое серьезное партийное предостережение для всей моей дальнейшей работы, где бы я ни работал. Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое мне дороже моей жизни».Раскаяние не помогло. Сталин не вернул ему своего расположения. Молотов считался вторым человеком в стране, наследником Сталина, а вождь хотел объяснить стране, что это не так. В марте сорок девятого Молотов потерял кресло министра иностранных дел. Это было верным признаком опалы, хотя он остался членом политбюро и заместителем главы правительства.Сталин сокрушал авторитет Молотова, дискредитируя его жену. Полина Семеновна Жемчужина (Карповская) была на семь лет моложе Молотова. Она родилась в Екатеринославе и с четырнадцати лет работала набивщицей на папиросной фабрике. В мае семнадцатого года заболела туберкулезом, но преодолела болезнь. После революции вступила в Красную Армию.В восемнадцатом ее приняли в партию, в следующем году взяли инструктором ЦК компартии Украины по работе среди женщин.С Молотовым они познакомились на совещании в Петрограде. В двадцать первом она вслед за Вячеславом Михайловичем перебралась в Москву, и они с Молотовым поженились. После свадьбы Жемчужина пошла учиться, окончила рабфак и курсы марксизма при Коммунистической академии, стала секретарем партийной ячейки на парфюмерной фабрике «Новая заря». В сентябре тридцатого года ее назначили директором фабрики.Судя по воспоминаниям Анастаса Микояна, в начале тридцатых Сталин очень прислушивался к мнению Полины Семеновны. Это она внушила вождю, что необходимо развивать парфюмерию, потому что советским женщинам нужно не только мыло, но и духи, и косметика.Жемчужина возглавила трест мыловаренно-парфюмерной промышленности, а летом тридцать шестого года – главное управление мыловаренной и парфюмерно-косметической промышленности наркомата пищевой промышленности. Через год она уже заместитель наркома.В январе тридцать девятого года Сталин сделал ее наркомом рыбной промышленности, распорядился избрать кандидатом в члены ЦК и депутатом Верховного Совета СССР. Но уже перед войной отношение Сталина к Молотову изменилось.Вячеслав Михайлович был слишком близок к нему. Вождю это не нравилось. Сталин продолжал обсуждать с Молотовым важнейшие вопросы, но решил поставить его на место и покончить с прежними приятельскими отношениями.В тридцать девятом году глава правительства Молотов получил неожиданное назначение – стал одновременно еще и наркомом иностранных дел. Принято считать, что таким образом Сталин усилил внешнеполитическое направление. В реальности назначение Молотова в наркоминдел было признаком начинающейся опалы: Вячеслав Михайлович по существу отстранялся от работы в правительстве.В том же году у его жены возникли куда более серьезные неприятности. На нее завели дело в наркомате внутренних дел – по обвинению в связях с «врагами народа и шпионами».Десятого августа тридцать девятого политбюро приняло постановление, которое прошло под высшим грифом секретности – «особая папка». В нем говорилось: «Тов. Жемчужина проявила неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей, в силу чего в окружении тов. Жемчужины оказалось немало враждебных шпионских элементов, чем невольно облегчалась их шпионская работа».Политбюро поручило НКВД «произвести тщательную проверку всех материалов, касающихся т. Жемчужины». Умелые люди в госбезопасности немедленно состряпали показания о ее причастности к «вредительской и шпионской работе».Но Сталин ее пока что помиловал – ему достаточно было подорвать репутацию Молотова. Обвинения в шпионаже были признаны «клеветническими», но упрек в «неосмотрительности и неразборчивости» записали в постановлении политбюро. Ее сняли с поста наркома рыбной промышленности и с большим понижением перевели в республиканский наркомат местной промышленности начальником главка текстильной промышленности. В феврале сорок первого на ХVIII конференции ВКП(б) Жемчужина лишилась партийного звания – кандидата в члены ЦК.После войны показалось, что Сталин простил ей старые грехи.В октябре сорок шестого года Жемчужину повысили – она возглавила главное управление текстильно-галантерейной промышленности Министерства легкой промышленности СССР. Но Сталин, оказывается, не оставил мысли разделаться с Молотовым. Через два года Жемчужину лишили работы.Она числилась в резерве Министерства легкой промышленности и ждала нового назначения, не зная, что в Министерстве госбезопасности на нее завели новое дело.На сей раз ее обвиняли в сионизме. Жена министра иностранных дел не скрывала своего еврейского происхождения. Она бывала в еврейском театре, посетила синагогу и дружески беседовала с израильскими дипломатами в Москве.Седьмого сентября сорок восьмого года Молотов весьма любезно принял первого посланника Израиля в Советском Союзе – Голду Мейерсон.Все израильские руководители переиначили свои фамилии на ивритский лад. Они брали новые имена, состоящие из двух слогов. Это был символический акт, возвращение к библейским именам. Сионисты хотели забыть свою жизнь в изгнании. Голда Мейерсон стала Голдой Меир, министр иностранных дел Моше Шерток – Шареттом. Будущий премьер-министр и лауреат Нобелевской премии мира Шимон Перский превратился в Переса.Прежде чем дать согласие на приезд Голды Меир в Москву, МИД отправил запрос министру госбезопасности генерал-полковнику Виктору Семеновичу Абакумову: «Не имеется ли каких-либо препятствий к допуску ее в СССР». Чекисты не возражали.Израильских дипломатов встретили в Москве более чем доброжелательно. Военный атташе полковник Иоханан Ратнер отправил телеграмму премьер-министру Бен-Гуриону: «Сегодня я полтора часа беседовал с генералом армии Антоновым, заменяющим в настоящее время Василевского. Такого рода беседы – совершенно необычное дело для уровня военных атташе, меня просили ничего о ней не сообщать своим коллегам из других стран. Мы обсуждали следующие вопросы: подготовка нашего командного состава в Советском Союзе, поставка Израилю оружия из немецких трофеев, способы отправки – воздухом или морем.Вам необходимо в ближайшие дни сообщить, какие виды вооружений и в каком количестве нам требуются».Генерал армии Алексей Иннокеньевич Антонов занимал пост первого заместителя начальника генерального штаба и во время Великой Отечественной пользовался особым авторитетом у Сталина. Его беседа с иностранным военным атташе была событием экстраординарным.Это свидетельствовало о том, что Сталин продолжал проводить свою линию на Ближнем Востоке. Еврейское государство должно по-прежнему получать военную помощь как форпост в борьбе против западных империалистов.Вернувшись с сессии Генеральной Ассамблеи, министр иностранных дел Израиля доложил своему правительству: «Советский Союз твердо нас поддерживает. Все распространяющиеся слухи, будто советская позиция изменилась, не имеют под собой почвы... В Совете Безопасности русские работают не просто как наши союзники, а как наши эмиссары. Они берут на себя решение любой задачи...»Девятого ноября, после праздников в Москве, израильские дипломаты отправили в министерство иностранных дел отчет о беседе с министром иностранных дел Молотовым: «Мы присутствовали на параде, который явился великолепной демонстрацией силы, а вечером дома у Молотова почувствовали особую теплоту. Молотов предложил Голде Меир выпить по рюмке водки. Она похвалила парад и сказала: – Если бы только у нас были некоторые из вооружений, которые вы показали на параде. Молотов заметил: – У вас будет оружие. Даже мы начинали с малого. После этого мы беседовали с женой Молотова. Она разговаривала с нами как мать и сестра».Даже жена Молотова не поняла, что советская политика в отношении Палестины пришла в полнейшее противоречие с политикой по отношению к собственным евреям. Сталин подарил палестинским евреям свое государство, но запрещал советским евреям то, что позволялось советским дипломатам – слова сочувствия сионистам. Внутри страны поддержка сионизма приравнивалась к тяжкому преступлению.Через полтора месяца после этой беседы с израильскими дипломатами, двадцать девятого декабря сорок восьмого года, на заседании политбюро министр госбезопасности Виктор Абакумов и заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Матвей Шкирятов доложили результаты расследования по делу жены Молотова.Политбюро постановило: «Первое. Проверкой Комиссии партийного контроля установлено, что Жемчужина в течение длительного времени поддерживала близкие отношения с еврейскими националистами, не заслуживающими политического доверия и подозреваемыми в шпионаже; участвовала в похоронах руководителя еврейских националистов Михоэлса и своим разговором об обстоятельствах его смерти дала повод враждебным лицам к распространению антисоветских провокационных слухов о смерти Михоэлса; участвовала в религиозном обряде в Московской синагоге. Второе. Несмотря на сделанные Жемчужиной в 1939 году Центральным Комитетом ВКП(б) предупреждения по поводу проявленной ею неразборчивости в своих отношениях с лицами, не заслуживающими политического доверия, она нарушила это решение партии и в дальнейшем продолжала вести себя политически недостойно. В связи с изложенным – исключить Жемчужину из членов ВКП(б)».Все это произносилось в присутствии Молотова. Он не посмел и слова сказать в защиту жены, но при голосовании позволил себе воздержаться. Этот естественный поступок был воспринят как невероятный вызов. Другие партийные лидеры, оказавшись в его ситуации, обезумев от страха, просили дать им возможность своими руками уничтожить своих родственников, объявленных врагами народа.Пытаясь спастись, Молотов написал Сталину покаянное письмо: «При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии Жемчужиной я воздержался, что признаю политически ошибочным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, признаю тяжелую вину, что вовремя не удержал Жемчужину, близкого мне человека, от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими националистами вроде Михоэлса».Письмо Молотова – это предел человеческого унижения, до которого доводила человека система. Такие естественные чувства, как любовь к жене и желание ее защитить, рассматривались как тяжкое политическое преступление.Сталин наставительно сказал Молотову:– Тебе нужно разойтись с женой.Молотов всю жизнь преданно любил Полину Семеновну. Когда он куда-то ездил, то всегда брал с собой фотографию жены и дочери. Вячеслав Михайлович вернулся домой и пересказал жене разговор со Сталиным. Полина Семеновна твердо сказала:– Раз это нужно для партии, значит, мы разойдемся.Характера ей тоже было не занимать. Она собрала вещи и переехала к родственнице – это был как бы развод с Молотовым. Через неделю Жемчужину арестовали.Членам ЦК разослали материалы из ее дела. Там было много гнусных подробностей, придуманных следователями с явным желанием выставить Молотова на посмешище. В материалах министерства госбезопасности утверждалось, что Жемчужина была неверна мужу, и даже назывались имена ее мнимых любовников.После смерти Сталина следователи нашли людей, из которых выбивали показания на Полину Жемчужину. Один из них, бывший директор научно-исследовательского института, рассказал, что с ним вытворяли в Министерстве госбезопасности: «Меня избивали по три-четыре раза в день и даже в выходные дни. Избивали резиновыми палками, били по половым органам. Я терял сознание. Прижигали меня горящими папиросами, обливали водой, приводили в чувство и снова били.От меня требовали, чтобы я сознался в том, что я сожительствовал с гражданкой Жемчужиной и что я шпион. Шпионской деятельностью я никогда не занимался. И я импотент с рождения. Мне говорили: «Ты только напиши заявление, что признаешь себя виновным, а факты они сами подскажут...».По плану Министерства госбезопасности, через жену Молотова намеревались добраться и до самого Вячеслава Михайловича, выставить и его врагом народа.Каждый день Молотов проезжал мимо здания Министерства госбезопасности в черном лимузине с охраной. Он не решался даже спросить о судьбе жены. Она, правда, была избавлена от побоев – ведь его судьба еще не была окончательно решена.Молотов правильно понимал, что не он из-за жены потерял доверие Сталина, а она из-за него сидела.– Ко мне искали подход, – говорил потом Вячеслав Михайлович. – Ее вызывали и вызывали на допрос, допытывались, что я, дескать, не настоящий сторонник общепартийной линии.Двадцать девятого декабря сорок девятого года Особое совещание при Министерстве госбезопасности приговорило Жемчужину к пяти годам ссылки. Ее отправили в Кустанайскую область Казахстана.Лаврентий Берия иногда на ухо шептал Молотову:– Полина жива.Каждый день Молотов приезжал в Кремль и целый день сидел в своем огромном кабинете, читал газеты и тассовские информационные сводки, уезжал домой обедать, возвращался в свой кабинет и опять читал. Дел у него не было. Сталин ему не звонил и к себе не приглашал.Политические расчеты Сталина подкреплялись его старческой подозрительностью. Он пришел к выводу, что Молотов американский шпион. Его завербовали во время поездки в Соединенные Штаты. А зачем иначе американцам надо было выделять ему особый вагон? Там, в вагоне, вели с ним тайные разговоры и завербовали.Самое страшное было впереди. 21 января 1953 года Полину Семеновну Жемчужину, которая отбывала ссылку, арестовали вновь. На сей раз следователи МГБ инкриминировали ей более серьезные преступления. Ее собирались судить по статье 58-1а (измена Родине), статье 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация) и статье 58-11 (организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению контрреволюционных преступлений). По новому делу – «измена родине» – Полина Жемчужина уже могла пойти вместе с Молотовым.Историки пытаются понять, зачем все это понадобилось Сталину? Что это было – старческая паранойя? Результат мозговых нарушений? Все это сыграло свою роковую роль. Но главное было в другом. Вождь готовился к новой войне.На совещаниях армейских политработников прямо объяснялось, что следующая война будет с Соединенными Штатами. А в Америке тон задают евреи, значит советские евреи – это пятая колонна.Вячеслав Малышев, заместитель председателя Совета министров, каждое слово вождя записывал в свой рабочий дневник.На заседании президиума ЦК первого декабря пятьдесят второго года Сталин говорил:– Любой еврей – националист, это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли Соединенные Штаты. Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов.Вождь сделал то, чего прежде старательно избегал – объединил Израиль и всех евреев. Прежде он, напротив, внушал советским евреям, что еврейское государство не имеет к ним никакого отношения. Теперь он дал понять, что евреи всего мира – враги Советского Союза.Отныне под словом «сионизм» вовсе не имелось в виду стремление евреев уехать в Палестину. Сионизм обозначал совсем другое – то, что нацисты называли «мировым еврейством». В этой ситуации дружеские отношения с Израилем теряли всякий смысл.Девятого февраля советский посланник в Израиле Петр Иванович Ершов отправил в Москву срочную шифротелеграмму: «В 22 часа 35 минут на территории миссии произошел сильный взрыв бомбы. Выбиты все стекла, оконные рамы и двери на первом, втором и частично третьем этажах. Тяжело ранены жена посланника, жена завхоза и шофер Гришин, которые отправлены в госпиталь на машине «скорой помощи». Повреждено здание миссии... Проверкой установлено, что диверсанты проникли на территорию миссии, перерезав ножницами проход в сетке, ограждающей территорию миссии. Данный террористический и диверсионный акт против советской миссии в Израиле является результатом антисоветской кампании, которая ведется израильским правительством в последнее время. Считаю, что в связи с этим случаем было бы целесообразным разорвать дипломатические отношения с данным правительством Израиля. Ответ прошу телеграфировать немедленно».Работавший в посольстве представитель ВОКС Михаил Павлович Попов вспоминал, что террористы прорезали дыру в металлической сетке, отделявшей территорию миссии от двора соседнего дома, и подложили бомбу под мраморную садовую скамейку. Жене завхоза, проходившей мимо, раздробило стопы обеих ног, из кожи врачам пришлось извлечь множество мелких осколков мраморной скамейки. Она пострадала больше всех.Водителю миссии, который вышел во двор, кусочком мрамора рассекло губу, и он лишился зуба. Жена посланника находилась возле окна на втором этаже, осколками стекла ей рассекло лицо.Израильские власти в тот же день опубликовали заявление, начинавшееся так: «Правительство Израиля потрясено и возмущено преступным покушением, совершенным сегодня вечером в отношении советской миссии в Телль-Авиве...» Премьер-министр Бен-Гурион выступил с заявлением в кнессете. Среди прочего он сказал: – Хулиганы, которые совершили это подлое преступление, являются больше врагами государства Израиль, чем ненавистниками иностранного государства.Если своего рода еврейский патриотизм был движущим мотивом их грязного дела, и если их намерения заключались в борьбе за честь Израиля, тогда позвольте мне сказать, что именно они этим бессмысленным преступлением осквернили честь Израиля...Председатель кнессета сделал заявление. Президент страны Ицхак Бен-Цви прислал в советскую миссию письмо. Десятого февраля Министерство иностранных дел выразило глубокое сожаление и принесло извинения советской миссии.Но это уже ничего не могло изменить. Взрыв был удачным поводом для того, чтобы выразить свое недовольство еврейским государством. Одиннадцатого февраля этот вопрос был решен на самом верху. Сотрудникам Министерства иностранных дел оставалось только составить текст ноты.Двенадцатого февраля в час ночи Андрей Януарьевич Вышинский принял в Москве израильского посланника Эльяшива.Министр иностранных дел зачитал и вручил ему ноту советского правительства в связи с терактом, совершенным против советской миссии в Израиле. Прием длился семь минут. Короче было невозможно.«Советское Правительство отзывает Посланника Советского Союза и состав Советской Миссии в Израиле и прекращает отношения с Правительством Израиля. Советское Правительство вместе с тем заявляет о невозможности дальнейшего пребывания в Москве Миссии Израиля и требует, чтобы персонал Миссии незамедлительно покинул пределы Советского Союза».Отозвали корреспондента ТАСС в Израиле и представителя «Совэкспортфильма». В Израиле оставили только представителя Российско-палестинского общества при советской Академии наук и шесть человек миссии, командированной Московской патриархией. Для такого решения были основания – это лучшая крыша для разведки.Другие соцстраны дисциплинированно сообщили в Москву, что тоже желают разорвать дипломатические отношения с Израилем. Москва ответила, что считает это нецелесообразным.В Израиле были потрясены разрывом дипломатических отношений. Сталин сохранил отношения с Югославией даже в тот момент, когда между двумя странами шла настоящая словесная война и советские газеты писали о «кровавой собаке Тито». Почему же с Израилем поступили иначе? Сталин разочаровался в Израиле.Вождь считал, что это он создал Израиль, и не воспринимал всерьез еврейское государство. Так же будут относиться к Израилю и его наследники. В определенном смысле он добился успеха, получил то, что хотел. Уход из Палестины подорвал позиции Англии на Ближнем Востоке. Соединенные Штаты не заняли место Англии в качестве властителя региона.Но Сталин хотел повторить в Израиле испанский опыт, когда интернациональные бригады, отправленные в республиканскую Испанию, вместе с советскими военными советниками и многочисленным представительством НКВД фактически управляли страной. Они определяли ход боевых действий, они навязывали правительству Испании политические решения. Если бы в конце тридцатых республиканцы одержали победу, Испания превратилась бы в советскую республику.Сталин разрешил отпустить в Израиль евреев из восточноевропейских стран и снабдил их оружием, считая, что выходцы из разных стран, говорящие на разных языках, объединятся в такие же интернациональные бригады и будут прислушиваться к голосу Москвы. Но добравшиеся до Палестины евреи из разных стран чувствовали себя иначе, чем русские, немцы и французы, приехавшие в тридцать шестом воевать в Испанию.Интербригадовцы были гостями на испанской земле. Евреи в Палестине считали, что они вернулись домой – это их страна, которую они будут защищать до последней капли крови.Кроме того, израильтяне выиграли войну за независимость, одолев арабские армии, многократно превосходившие их в численности. Еврейское государство нуждалось в оружии, но не в прямой военной помощи.Разница между Испанией и Израилем состояла еще и в том, что еврейское государство с первых дней строилось на демократических принципах. Израильские политики не обсуждали вопрос, готова ли молодая страна к демократии и не стоит ли на время войны ввести чрезвычайное положение. Демократические основы оказались в воюющей стране самой надежной опорой.Словом, в Палестине образовалось совсем другое государство, чем ожидал Сталин. Вполне самостоятельное. Израильтяне хотели покупать советское оружие, но не просили высадить на их территории дивизию-другую.Разрыв дипломатических отношений казался предвестьем трагических событий. В Израиле гадали, что теперь Сталин сделает со своими евреями. Но когда советские дипломаты, покинувшие Израиль, добрались до Москвы, Сталин уже был мертв. Но годы усиленной антисемитской, а затем и антиизраильской пропаганды не прошли даром. Все, что Сталин хотел заложить в умы людей, он заложил.Многие советские граждане поверили в злонамеренность «мирового еврейства», которое в нашей стране именовали «мировым сионизмом». Израиль воспринимался как подозрительное, опасное и враждебное государство. Наследники Сталина сделали ставку на дружбу с арабскими странами. Выбор казался правильным и логичным: Израиль – крохотное государство, арабский мир – огромен. Дружба с ним стоит любых денег.