Сказ про то, как Андрей Рублёв монастырь спас

[b]Россия готовится к празднованию 650-летия со дня рождения Андрея Рублёва.[/b]Нынешний 2010 год горазд на круглые даты и юбилеи. Организаторам массовых торжеств раздолье. Первопечатник Федоров, Антон Павлович Чехов, народный поэт Кольцов, несколько героев советской поры плюс персоны императорского дома. Словом, даты на все вкусы, политические пристрастия и эстетические потребности. И на таком насыщенном фоне особняком стоят 650 лет со дня рождения истинного гиганта русского Возрождения Андрея Рублева.Впрочем, дата эта несет в себе известную загадку. И дело не только в том, что подобно другим действующим лицам нашего Средневековья даты рождения и смерти великого иконописца снабжены корректирующим словом «около».Наши давние источники смутны. Во многом сводятся исключительно к деяниям князей, а разного рода жития относятся скорее к жанру художественного эпоса. Да и написаны они явно не по горячим биографическим следам.С биографией же Андрея Рублева и вовсе в середине прошлого века случилась почти детективная история, которая по своему пафосу может сравниться разве что со спасением архитектором Барановским Покровского собора. Он же храм Василия Блаженного.Итак...[b]Ну, Никита Сергеевич![/b]Первый секретарь ЦК КПСС и премьер в одном флаконе, Никита Хрущев был человеком крайностей. Ладно бы только кукурузу партийным сапогом пытался внедрить за полярным кругом, так он еще обещал советским гражданам показать и последнего попа! А чему удивляться, если сроки наступления коммунизма были расписаны аж по годам.Но в ожидании того, пока «все блага польются полным потоком», под прессом оказалось православие. Разрушать при Советах умели куда лучше, чем создавать.Число разрушенных церквей и монастырей, попавших под горячую руку Хрущева, превысило потери, понесенные нашей культурой и историей в смутные двадцатые годы. Говорят, в порыве борьбы с религиозным дурманом неугомонный Никита Сергеевич планировал даже пустить под бульдозеры суздальские монастыри, чтобы подарить тамошним жителям птицефабрику. И тут взгляд властителей страны упал на Андроников монастырь, что нагло и вольготно расположился чуть ли не в центре столицы… Дело было в 1959 году.«Еще нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» – обещали развешанные по всей Москве плакаты. Все, казалось, было устремлено в самое недалекое будущее, и вдруг группа интеллигентов решила побороться за наше славное прошлое. У историков и архитекторов возник хитроумный план – добиться через международные организации объявления следующего года Международным годом Андрея Рублева.Илья Эренбург сумел выступить с таким предложением с трибуны ЮНЕСКО. Предлог: в наступающем 1960-м исполняется-де ровно шестьсот лет со дня рождения великого и неподражаемого иконописца. Именно так решили объявить наши историки. Дата выходила серьезная, широкие празднования были бы вполне оправданы.Идея получила решительную поддержку мировой прогрессивной общественности (видимо, объединились все люди доброй воли), и советским вождям некуда было деваться. Не исключено, что мудрецы из ЮНЕСКО отдавали себе отчет в том, какой удар они косвенно наносят по атеистическому режиму. Ну а Хрущеву со товарищи и партнеры объяснили, что такие юбилеи укрепляют в конечном итоге авторитет Советского Союза, светоча культуры, которая, как известно, принадлежит народу. Андрей же Рублев вполне достоин того, чтобы с ним по-настоящему познакомились строители светлого завтра.Вот только возникла у наших профессиональных иконоборцев проблема: как в такой год, богатый на визиты почетных иностранных гостей, разорять иконостасы и взрывать церкви, ну хотя бы тот же Андроников монастырь, где Андрей Рублев похоронен? В результате, хотя антирелигиозная пропаганда не снизила обороты стараниями членов Союза советских писателей, от идеологии ненавистного культа отделили материальные проявления культуры, пусть и религиозные по своему характеру.Так Андрей Рублев совершил еще один подвиг ради Отечества своего, а искусственная дата его рождения осталась в анналах. В конце концов, вся древняя история мира во многом условна. Она такова, каковой ее договорились считать историки и творцы разного рода хронологий. И право же, придуманная во спасение культуры Руси дата – еще не самое страшное прегрешение против истины. Невинная ложь во имя спасения! А потому праздновать очередной юбилей творца «Троицы» можно в любой удобный месяц. Лучше, конечно, летом, когда на полях у храмов, где сохранились фрески гения, в Троице-Сергиевой лавре, в Андрониковом монастыре могут собраться толпы паломников из всех уголков страны. Видимо, так и будет.[b]Русское Возрождение[/b]Действительно, какое, в принципе, имеет значение точная дата рождения нашего гения? Да, где-то между 1360 и 1370 годами. Притом что и дата смерти определяется весьма условно. Отделы кадров и ЗАГСы тогда (увы или к счастью) не функционировали.Проблема в другом: на протяжении нескольких столетий Рублева то открывали, то напрочь забывали. Не у одних большевиков историческая память была слишком короткой.Что документально известно об Андрее? Практически ничего. Информации буквально на три абзаца. В 1405 году вместе с Феофаном Греком и Прохором из Городца он расписал Благовещенский собор в Москве, что на Соборной площади Кремля. Затем вроде бы писал в звенигородских храмах, исполнил фрески в Успенском соборе во Владимире в соавторстве с Даниилом Черным. Истинным украшением Троице-Сергиевой лавры всегда служила рублевская «Троица», которая остается к тому же самой документально доказанной работой мастера.В отношении других икон и фресок, приписываемых Рублеву, искусствоведам и историкам приходится прибегать к сослагательному наклонению.Похоронен в Андрониковом монастыре. Вот, пожалуй, и весь документальный сказ, все остальное – чистая литература и кинематограф.Но вот что примечательно: и в смутном и «бунташном» семнадцатом веке, и в блестящем восемнадцатом о русской классической иконописной школе особо не вспоминали.Как говаривал один из героев Николая Лескова, сыгравшего, к слову, значительную роль в возрождении всеобщего интереса к истории русской иконописи, «стратига Михаила с князя Потемкина-Таврического стали изображать». И только в середине века девятнадцатого одна за другой стали выходить в свет значительные работы (как сейчас сказали бы – монографии) по истории нашей иконописи, в коих Рублева уже называли основателем московского стиля. Россия заново открывала для себя религиозную живопись! А уже в ХХ веке миру явилась рублевская «Троица». И когда икону освободили от позднейших записей (в русском Средневековье и даже в новые времена шедевры не особенно щадили), выяснилось, что под наслоениями старое письмо не просто сохранилось, но приобрело твердость кости, как выразился один из ведущих специалистов в области иконописи.Вообще, это только кажется, что картина явившихся Аврааму трех ангелов, символизирующих животворящую Троицу, была известна всегда.Это всего лишь иллюзия, рожденная нынешним ажиотажем и спорами о том, где эта святыня должна храниться – в Третьяковке или быть доступной молящимся в лавре, пусть и будучи заключенной в стеклянный футляр с микроклиматом.Бесспорно лишь то, что это – Рублев! Авторство известно по чудом сохранившимся письменным источникам, утверждавшим, что писать «Троицу» Рублеву поручил преемник Сергия Радонежского Никон. Так к нам вернулась «Троица», да и сам Рублев.Кстати, трудно представить, чтобы итальянцы, к примеру, забыли своих титанов раннего Возрождения – Чимабуэ или Джотто, предваривших появление всей классической живописи. Но мы народ крайне специфический, время от времени попадающий в собственноручно вырытую колею забвения.[b]Московский стиль[/b]Есть еще один аспект творчества нашего полумифического живописца, который, на первый взгляд, плохо соотносится с его творчеством. Между тем и тогда, в Cредневековье, мало что обходилось без второго политического плана.Однако для того чтобы прояснить этот тезис, необходимо вернуться к проблеме превращения маленького поселка в Заокском крае Руси в столицу могучего государства Руси– Московии–России.О такой небывалой метаморфозе немало сказано и написано. Ссылаются на выигрышное географическое положение, позволявшее из Москвы вести торговлю и по Волге, и по Дону. Воздают должное хитроумности московских князей. Не забывают и о том, что в залесном городке находили приют жители многих разоренных монголами городов, а это значительно увеличивало потенциал Москвы.Все так. Но лидер всегда должен доказать свое, если хотите, идеологическое первенство. Предложить программу действий. Продемонстрировать свой, как сейчас говорят, креативный потенциал. Ведь столице должны еще и подражать! Это прекрасно понимали московские правители, заманивавшие, а иногда насильно перевозившие за свои стены искусных ремесленников из всех присоединяемых краев.Не случайно столичное «аканье» объясняют тем, что в свое время из присоединенных при Иване III и его сыне Василии городов Белой Руси было переселено немало мастеров, что принесли с собою и свой говор. Нынешние белорусы и сейчас вовсю акают. То же и с иконописцами.Скажем, Феофан Грек сначала прибыл из Византии в Великий Новгород, а затем все-таки предпочел обосноваться в Москве, подняв ее авторитет среди своих земляков. А потому и фигура Андрея Рублева, признанного еще при жизни основателем целой живописной школы, в немалой степени ассоциировалась с подъемом Москвы, которая, помимо всего прочего, становилась культурной столицей Руси, законодательницей живописных церковных канонов. Отныне по всей Руси иконостасы создавались по московскому формату. Деисусный чин писали так, как было заведено в столице стараниями Рублева, Грека и их соратников. Иконописцы, создававшие более человечные, менее суровые образы святых, способствовали выработке новой освободительной идеологии в той же степени, что и литературные произведения, посвященные Куликовской битве, пусть и появившиеся спустя много лет после самого сражения, пусть и явно приукрашивавшие действительность. Да, Москве было что предъявить остальной Руси, и даже сам факт похорон преподобного Андрея Рублева в Москве немало значил для современников гения.Впрочем, если вы остановитесь перед «Троицей», то мысли ваши будут далеки от многочисленных проблем этого суетного мира с его борьбой за власть и влияние. Моментом прикосновения к вечному – вот чем мы обязаны монаху Андрею.