Как мы выиграли войну: смекалка, упорство и русский мат
Сюжет:
БЕЗ КОРОНАВИРУСАВ минувшем году попасть в Китай у меня не получилось, доехал только до Владивостока. Границу закрыли: карантин. Знамя пандемии гордо реет над земным шаром. Но я-то все помню. За Уссурийском, в степи, недалеко от трассы на каменном пьедестале стоит старый танк Т-34. Его видят туристы, китайцы и русские, которые ездят в автобусах туда и обратно. До погранперехода от этого места — километров 30. До Москвы — восемь тысяч. Пушка танка направлена в сторону села Покровка, за ним — Китай.
На башне боевой машины белыми буквами выведено: «На Харбин!» — в память о Даманском. Военный союз Советской империи и Поднебесной в 1960 году развалил первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев. Он поссорился с председателем ЦК КПК Мао Цзэдуном. Сначала родилось недоверие, потом произошли мелкие стычки на границе. Все закончилось полномасштабными боями на острове Даманском по реке Уссури, недалеко от Хабаровска. Об этом не писали в газетах.
Есть версия, что целью китайцев была не столько земля, сколько новая модель советского танка Т-62. Наши с помощью «Градов» сравняли с землей все, что было на оконечности острова, куда КНР высадила десант. Но танк китайцы все-таки умыкнули. Им надо было обновить производство бронетехники на заводе, который задолго до описанных событий Пекину подарила Москва. Но обо всем по порядку.
Этот завод после войны строил мой дед. Когда-то он работал в Харькове вместе с выдающимся конструктором Михаилом Кошкиным: в том самом бюро, которое создало один из символов нашей Победы — легендарный советский танк Т-34. Весной 1940 года Кошкин лично привел новый образец техники к Кремлю и представил его правительству. Дали приказ на срочное производство: надо было спешить, ведь все понимали, что скоро война. Кошкин умер в сентябре того же года от воспаления легких. Он простудился на испытаниях. Главным конструктором и руководителем завода стал его заместитель — Александр Морозов.
В конце 1941 года танковый завод был эвакуирован на Урал. Производство боевой техники продолжалось каким-то непостижимым образом даже в дни эвакуации, на рельсах. Станки работали до самой погрузки. На новом месте, в Нижнем Тагиле, линии запустили раньше, чем закончили строить стены цеха. На головы падал снег… В ход шли смекалка, упорство и русский мат. За опоздание — расстрел. За недокрученную гайку — расстрел. За сомнения — расстрел. «Мы не могли не победить».
Война вносила свои корректировки: постоянно на ходу приходилось что-то перестраивать и переделывать. Пушку 45 миллиметров, которая не пробивала «Тигры», сумели заменить на более мощную, калибром 76. Она щелкала «панцермашинен» как орехи. Весной 1945 года наши танки вошли в горящий Берлин.
За обеспечение непрерывности процесса Дмитрий Тихонович получил благодарность от Сталина. После войны дед Митя был большой шишкой — огромный черный автомобиль, водитель, квартира c телефоном... Разумеется, нашу семью контролировали. Прослушивалось все. Привычку не говорить то, что думаешь, даже дома с близкими людьми, унаследовал и мой отец, простой инженер. Сидя на кухне убогой хрущевки в начале восьмидесятых, он прикладывал палец к губам и делал страшные глаза, если я, глупый школьник, ляпал что-то неполиткорректное:
— Тсс! Сынок, умоляю, у стен уши!
Было стыдно и неприятно: кому мы нужны? Уже потом, повзрослев, я понял — это его детство…
Военные заводы Китая с 1956 по 1960 год создавали советские специалисты. Сам этот факт был секретом. Дед не рассказывал, что именно он делал в Китае, даже дома. Результатом его длительной командировки стало появление в Баотоу «Завода 617». Разумеется, танкового. Китайцы были нашими союзниками в противостоянии США. Завод «быстроходных дизелей» получил код 636. Это предприятие, как и остальные построенные советскими друзьями военные заводы Поднебесной, до сих пор функционирует. Сейчас там выпускают аналог наших Т-62. Китайцы продают бронетехнику всему миру. Завод Малышева в Харькове, на котором когда-то начали выпуск Т-34, после обретения «незалежности» Украиной в 1991 году оказался разорен и фактически прекратил свое существование.
Дед Митя остался в смутных воспоминаниях здоровым, громогласным, хохочущим. Любил выпить и хорошо поесть. Его квартира представляла лабиринт казавшихся тогда огромными комнат и коридоров. Застекленные книжные шкафы, уходящие ввысь, пыльные фолианты, письменный стол, покрытый красной кожей, фарфоровые статуэтки и кувшины с извивающимися драконами. Чудовища были настолько яркими, что казались настоящими. Они меня пугали. Однажды я подкрался к старинной медной вазе, размахнулся и изо всех сил ударил игрушечной саблей по змее — гадина на меня все время смотрела. Изделие древних мастеров со звоном и грохотом полетело вниз. Взрослых рядом не было. Дедушку эта история развеселила.
Были еще рисунки на шелке и полупрозрачной рисовой бумаге тушью. Хижины на склонах гор, журавли, воздушные «бумажные коршуны». Каллиграфически выведенные иероглифы на открытках: Дэн Сяопин, позже занявший трон генерального секретаря ЦК КПК и сменивший Мао, на протяжении многих лет присылал дедушке на праздники собственноручно написанные поздравления. Все это, включая ордена, позже пропил младший брат отца, который унаследовал квартиру. Отец, как старший, пробивался сам.
Иногда к деду приходили гости, и тогда гулянье затягивалось до утра. Длинная белая скатерть, бутылки из зеленоватого стекла, подкопченные куры, граненые стаканы, табачный дым… Однажды он закрыл за друзьями двери и подошел к окну. Солнце только что встало. Мальчишки во дворе запускали змея. Дед Митя засмеялся, а потом упал навзничь. Так рассказывала бабушка. Дай бог каждому — ни стонов, ни болезни, просто сердце… Мне тогда было пять лет. Остались огромная перламутровая ракушка, медный кувшин с вмятиной (тот самый, покрытый чешуйчатыми гадами), шелковое знамя со словами благодарности товарищу Сырову «от братского китайского народа» и старые фотографии. На них — высокие люди в кожаных плащах и шляпах. Правильные овалы лиц — славянские черты, волевые подбородки, цепкие взгляды. Сзади — храмы с изогнутыми крышами, странные дома и пейзажи далекой страны.
Родителей давно нет. Иногда я очень жалею, что почти не расспрашивал их о прошлом. Я много не узнал и не узнаю. Спросить больше некого. Те крохи, которые мне рассказали, я бережно записываю — для своего ребенка. Это история моей страны, моего народа, моей семьи.
Поговорите со своими стариками, пока есть возможность. Неважно, кем были ваши дедушка и бабушка. Родились они потомками дворян или обычными крестьянами, из рязанских или от чуди белоглазой… Защищали родину с оружием в руках или стояли у станка. Расскажите о своих родителях и о себе дочери, сыну. Время быстротечно. Ему противостоит память.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции