Ветеран группы «Альфа» Алексей Филатов: У каждого террориста есть любимые приемы

В столичных аэропортах с 10 ноября впервые введен максимальный уровень угрозы совершения терактов. Несмотря на то что ситуация выглядит тревожной, для нашей страны такая угроза — вещь вполне привычная. Это хорошо известно спецназовцам группы «Альфа», участвовавшим в самых сложных контртеррористических операциях. О том, как изменились методы современных диверсантов, мы поговорили с ветераном легендарного подразделения «А».

Управление «А», созданное в 80-е годы прошлого века, было одним из первых антитеррористических подразделений в нашей стране. Алексей Филатов, подполковник запаса, ветеран «Альфы», помнит все: от первых захватов самолетов для побега в США до кровавых акций времен чеченских войн. Он рассказал нам о том, возможен ли в ближайшее время второй «Норд-Ост» и чем украинская угроза отличается от чеченской.

— Методы террористов в зависимости от политических условий меняются; так, во времена чеченских войн были популярны «живые бомбы» и подрывы домов. Чего нам стоит ожидать в связи с СВО?

— У каждого террористического течения есть излюбленные приемы. Во время первой чеченской кампании, когда процветал кавказский терроризм, приходилось опасаться мест скопления людей. Взрыв бомбы на массовых мероприятиях, к примеру, приносит террористам на порядок больше дивидендов, чем такой же взрыв на улице. Даже если погибнет несколько человек, в информационном пространстве возникает ощущение катастрофы. Мы хорошо помним теракты с захватом заложников в больнице Буденновска, в московском «Норд-Осте» и в школе Беслана. Но после 2004 года теракты с массовым захватом заложников прекратились. Отдельные эпизоды в отделениях банков не считаем, так как это были не теракты, а преступления с целью личной наживы. Террористы стали прибегать к другим методам: подрывам в метро, подземных переходах и знаковым расправам вроде убийства Дарьи Дугиной.

В связи с проведением спецоперации целями диверсионных и террористических актов являются военные объекты, военнослужащие и инфраструктура. Впрочем, при объявлении военного положения почти вся инфраструктура начинает работать на обеспечение военных целей. Поэтому под удары в первую очередь попадают нефтеперерабатывающие заводы, промышленность, участвующая в реализации оборонного заказа, железнодорожные пути и мосты, по которым подходит снабжение войск, а также подстанции. Даже в столице есть районы, где базируются военные и принимаются решения. Потенциально они являются объектами для террористических атак. Но пока я не вижу мотивации для террористов подрывать метро или места общественного пользования в Москве. Хотя со временем все может измениться.

«Большой брат» следит и всем советует

— Со времен создания «Альфы» появились новые инструменты для распознавания террористической угрозы?

— «Альфа» была создана 46 лет назад. С тех пор мы прошли большой путь. В перестройку развалились структуры безопасности, такие как Министерство обороны и Комитет госбезопасности. Волею обстоятельств группа «Альфа» сохранила кадровый костяк и профессиональную преемственность. Но и мы пережили очень тяжелый период, столкнувшись с недофинансированием, некомплектом личного состава. Элементарно не хватало боеприпасов для нормальных тренировок! В период чеченских кампаний нам приходилось в новых условиях воссоздавать агентурный аппарат, учиться противодействовать террору. За этот опыт мы заплатили кровью, но научились предотвращать преступления. Еще до спецоперации в разных регионах нашей страны то и дело обезвреживали банды диверсантов. Это были как засланцы «Исламского государства»*, так и представители террористических группировок, связанных с сирийскими событиями. То есть угроза в нашей стране не уменьшалась. На смену кавказской угрозе пришла сирийская, а теперь — угроза с Украины. Но количество терактов уменьшилось на порядки. Было время, когда за год предотвращали 300–350 терактов, а в 2018 году — всего 3–4 эпизода.

При этом агентурная сеть — это маленькая толика той комплексной работы, которая проводится силовыми структурами для профилактики терроризма. И если еще 40 лет назад эффект от агентурной работы равнялся 70–80 процентам, то сейчас больший упор делается на технические возможности — все, что связано с искусственным интеллектом. Он способен быстро обработать огромные массивы информации. У всех есть какая-то техника. Даже если мы меняем телефоны и карточки, то все равно наши следы в эфире остаются, и их можно найти. Плюс сейчас очень активно используется технология распознавания лиц. Поэтому сегодня все громкие преступления раскрываются по горячим следам: через 2–3 дня исполнитель уже известен. Даже в случае с убийством Дарьи Дугиной следствие уже через два дня знало, кто это сделал и как. Но, к сожалению, было уже поздно: исполнитель покинул территорию РФ. То же было и с Борисом Немцовым: три дня — и круг исполнителей был очерчен. Поэтому в предотвращении диверсионной опасности сегодня работает в основном техника. Но тем не менее очень многое по-прежнему зависит от бдительности граждан. Когда готовится преступление, то в привычных местах собираются новые люди, которые ведут себя не совсем обычно. И это происходит в непосредственной близости от знакомых, друзей, родственников, соседей по лестничной клетке. От такого бдительно взгляда очень тяжело укрыться. Можно уйти от преследования структур безопасности, но от людей спрятаться сложно. И без этой бдительности терроризм победить невозможно.

— Эта бдительность со времен 90-х усилилась или, наоборот, люди расслабились?

— Бдительность волнообразна, так как человеческая психика не может долго быть в напряжении. Когда происходит теракт, мы становимся очень бдительными. Я вспоминаю, что через месяц после теракта в Буденновске мы в составе афганской делегации поехали из Москвы в Питер. Колонну сопровождала милицейская машина. И где-то на середине пути нам преградили путь две фуры, поставленные поперек. Это была засада. Выяснилось, что силовики, заметив двигающуюся колонну, приняли нас за террористов, поскольку колонна Басаева прибыла в Буденновск так же — в сопровождении милицейской машины. Нас остановили и досмотрели. Но чем больше проходит времени, тем бдительность снижается. Задача власти — эту бдительность постоянно поддерживать на каком-то среднем уровне, особенно сейчас, когда где-то объявлено военное положение, где-то желтый уровень опасности, то есть уровень угрозы достаточно серьезный.

Отработанные приемы

— Как различается стиль террористических группировок в разных странах мира?

— Существует такое понятие — почерк, но я в него не верю. В каждом регионе у террористов есть доступ к определенным ресурсам: это может быть как огнестрельное оружие, так и взрывчатые вещества. Диверсанты будут использовать то, что им доступно. К примеру, террористы, которые не могут добыть взрывчатку, будут стремиться провести теракт с помощью массового расстрела, поскольку у них есть автомат Калашникова. Некоторые группировки с Ближнего Востока используют «живые бомбы» по той же причине. Ну и, кроме того, есть некая мода, подкрепленная опытом успешно проведенного теракта. Я вспоминаю 1994 год, когда на Кавказе вошло в моду захватывать автобусы с заложниками и требовать вертолет. Террористы брали на борт заложников и улетали в горно-лесистую местность в Ичкерию, где и пытались скрыться. Но третий такой случай закончился тем, что террористам дали отпор сотрудники МВД. Вертолет сгорел вместе с частью террористов, а другая часть была арестована. И сразу после этого мода на такие захваты прошла. Тот же «Норд-Ост» показал, что такого исхода, как в Буденновске, не будет: никого не отпустят, никто не поедет героем на родину, несмотря ни на какие жертвы, а преступники будут остановлены. Поэтому руководители похожего теракта в Беслане оперативно скрылись с места преступления, воспользовавшись суматохой. И после этого подобных захватов террористами не производилось. Смысл проводить такие теракты пропал.

— Как террористам удается убеждать людей стать смертниками?

— В большинстве случаев люди подрываются вслепую. То есть человека нанимают перенести бомбу, он спускается в метро, думает, что ему надо проехать одну-две станции и получить деньги, а его дистанционно взрывают. Много работы проводилось в свое время со смертницами. Из их показаний стало понятно, что их тоже используют вслепую. Ведь если человек идет на смерть, то он ведет себя необычно. И это поведение очень легко считывается. В прессе писали о том, что смертниц якобы накачивали наркотиками, чтобы они были спокойными, но это народные байки. Нет таких специалистов, которые смогут точно рассчитать, сколько нужно человеку того или иного вещества, чтобы он стал вести себя как обычно.

Назад, к нормальной жизни

— Большинство ветеранов боевых действий сталкиваются с посттравматическим синдромом. Можно ли как-то минимизировать его последствия для участников СВО, чтобы из защитников они не превратились в людей, дестабилизирующих общество?

— Люди, прошедшие СВО, вернутся очень травмированными. В самом начале событий было понятно, что наряду с внешней проблемой нас ждет более серьезная внутренняя проблема. Среди сотен тысяч, прошедших через это горнило, только единицы выйдут более сильными. Большая часть людей психологически пострадает. Мы помним это по афганским и чеченским конфликтам. Хотя сравнивать их с тем, что сейчас происходит на Украине, нельзя. Сегодняшние события будут намного тяжелее переживаться их участниками. Мои боевые товарищи, люди с опытом, возвращаются оттуда, и по ним видно, что это совсем другие мероприятия, оставляющие глубокие шрамы в душе. С посттравматическим синдромом необходимо работать, иначе, с учетом количества участников спецоперации, он будет угрожать стабильности нашего государства.

Да, у нас есть специальные психологические подразделения, но они имеют опыт работы с относительно небольшими проблемами. Для сотен тысяч человек нужна федеральная программа.

Когда человек, видевший смерть своих товарищей и убивавший сам, возвращается в обычные условия, ему нужно особое внимание государства и общества. Надо думать о его времяпрепровождении, настроении. Я недавно наткнулся на ролик в сети, где подвыпивший человек начинает «наводить порядок» в отеле. При досмотре выяснилось, что у него полмашины боеприпасов! Вот она — обратная сторона боевых действий.

Снизить градус напряжения

— Почему подростки все чаще терроризируют сверстников, устраивая расстрелы в школах?

Во-первых, оружие стало более доступным. Раньше подросток мог рассчитывать максимум на столовый нож, а сегодня можно у папы стащить охотничье ружье. Доступ к взрывчатым веществам тоже стал проще: есть даркнет, где можно купить все, что угодно, — от наркотиков до фугаса. А во-вторых, общество раньше было более правильным и добрым: соседи дружили с соседями, люди знали всех, кто живет не только на лестничной площадке, но и во всем доме. Сейчас все изменилось, к сожалению. Люди стреляют друг в друга в пробках, а во время разборок в кафе могут и в женщину из травматического пистолета выстрелить. Градус неприятия в нашем обществе за последние несколько десятилетий сильно вырос.

Чем больше будет негатива, тем сильнее это будет сказываться на подростках, которые будут гнобить друг друга. А у человека с неустойчивой психикой даже после окончания школы в какой-то сложный период может возникнуть желание пойти и расстрелять всех. Причем жертвами необязательно должны стать одноклассники. Преступник стреляет не в своих мучителей, а в их прототип. Поэтому чем больше взрослые будут нагнетать, начиная от просмотров телешоу и заканчивая разборками в быту, тем сильнее это будут повторять их дети. И никакая охрана и технические средства не смогут это остановить. Надо снижать градус напряжения. Потому что если желающих провести теракт — миллион, то рамки на входе их не остановят. Из этого миллиона десяток пройдет. А если потенциальных террористов всего десяток, то их можно нейтрализовать с помощью бдительности граждан, хорошей работы силовых структур и грамотных охранников на входе в школу.

— А как с бдительностью у вас: можете вычислить преступника в толпе народа?

— Я автоматически контролирую стоящие и отъезжающие машины, людей, которые подозрительно себя ведут. Но не всегда каких-то ситуаций можно избежать. Как-то я поздно вечером возвращался домой, припарковался в арке дома и заметил, что за мной идет человек. Я сразу понял, что это барсеточник. Моя догадка подтвердилась, когда из арки я увидел заведенную машину с залепленными снегом номерами. И когда он понял, что я за ним слежу, то на меня обрушился первый удар. А такие ребята, как правило, дерутся профессионально — они в прошлом или боксеры, или силовики. Я ему ответил, и у нас завязался бой. Он оперативно добрался до своей машины, влез в нее, а я держал дверь и не давал ему уехать. Он начал звать на помощь. А неподалеку от этого места находился пост полиции. И поскольку на помощь звал он, то мои действия выглядели более агрессивными. Полицейские оттащили меня от машины, и, пока я объяснял, что к чему, его и след простыл.

* — Запрещенная в России исламистская террористическая организация.

ДОСЬЕ

Алексей Алексеевич Филатов — подполковник запаса, президент союза «Офицеры группы «Альфа», Филатов родился и вырос в Москве, в семье военного. С отличием окончил Орловское высшее военное командное училище связи, Российскую государственную академию физической культуры и спорта, адъюнктуру Академии ФСБ России. Женат, имеет пятерых детей. С 1982 по 2003 г. проходил службу в различных подразделениях ФСБ РФ. Участвовал в специальных операциях по освобождению заложников и в боевых действиях в Чеченской Республике. За время службы выполнил норму мастера спорта по военно-прикладному многоборью, защитил диссертацию по психологии по теме «Социально-психологические особенности проведения специальных операций по освобождению заложников». Удостоен ведомственных и государственных наград. После завершения военной карьеры Алексей Филатов активно занялся общественной работой, творчеством и продюсированием.

ЦИТАТА

Владимир Путин, президент РФ:

— За последние годы многое изменилось в плане способов борьбы с организованной преступностью и террором. Наши службы начали действовать гораздо более эффективно.