Режиссер Тереза Дурова: Каждая женщина мечтает о своем Маяковском

19 июля исполняется 130 лет со дня рождения поэта Владимира Маяковского. К его юбилею Театр Терезы Дуровой представил премьеру музыкально-поэтического спектакля «Без галош элегантнее». «Вечерняя Москва» пообщалась с режиссером постановки, народной артисткой России Терезой Дуровой.

— Тереза, в описании спектакля сказано, что постановка — путешествие по миру моды и чувственной поэзии Владимира Маяковского. Почему акцент сделан на моде?

— Маяковского невозможно воспринимать вне контекста его времени, а мода и стиль — это яркая характеристика периода, величайший знак эпохи. Изменения мировоззрения поэта можно наблюдать по тому, как он одевался. Например, он покупал желтую ткань, просил свою маму сшить из нее кофту. Это было для него очень важно. Я считаю, что одежда, ее вид, качество и отношение к создаваемому образу твое и окружающих — все это меняет человека не только снаружи, но и внутри. Тому есть подтверждение в воспоминаниях друзей и знакомых Маяковского.

— Спектакль называется «Без галош элегантнее». Название-то какое интересное!

— Без галош действительно элегантнее. Это строчка из серии стихотворных текстов Маяковского к рекламным плакатам Резинотреста. Целиком она звучит так: «Без галош элегантнее» — это ложь! Вся элегантность — от наших галош». Эти плакаты Маяковский создавал с Александром Родченко, и у них прекрасно получалось. А фрагмент двустишия, который мы вынесли в название, имеет отсылку к моде. В первом дефиле наших актеров мы показываем «четырех Маяковских»: в пальто, в куртке, в черном пальто и просто в пиджаке. Мы тщательно подбираем одежду, по большей части это вещи той эпохи. А что-то шьем специально для спектакля.

— Чем помогает в работе над постановкой Государственный музей Маяковского?

— Специалисты музея консультируют нас по всем вопросам, вплоть до того, какую марку папирос курил Маяковский. У меня была возможность подержать в руках его записные книжки. И это очень впечатляет — тактильно чувствуешь поэта и его время.

— Какой эффектный момент спектакля вы бы выделили?

— Вы знаете, что самые элегантные бабочки — те, что завязываются, а не на резинке? И узел этот очень сложный, сейчас мало кто умеет делать такой. А у нас есть целая сцена, где мужчины завязывают бабочки, не глядя в зеркало. Высший пилотаж! Еще в спектакле много живой музыки. Когда стихи звучат под аккомпанемент, смыслы воспринимаются лучше. Мы увидим и услышим Давида Бурлюка, почитаем Николая Бурлюка, Бенедикта Лившица, Алексея Крученых, Велимира Хлебникова. Это та команда, которая должна быть представлена. Без нее было бы непонятно, как возник феномен Маяковского. Он бы, конечно, начал писать стихи, но, если бы не Давид Бурлюк, вступил бы на поэтический путь гораздо позже.

— Не будет ли показано противостояния с другими поэтами?

— Нет, противостояния у Маяковского и не было. Поэты ездили по городам и весям, зарабатывали деньги. Для того чтобы чего-то добиться, нужен был скандал. Были только газеты и желтые листки, никакого телевидения, и нужно было где-то сильно нашуметь, чтобы быть услышанным в другом месте. Маяковский приходил восторг от того, что его принимала публика, но часто его и освистывали. Но из всего этого и складывался его имидж.

— Почему в спектакле только мужские роли и образы?

— Потому что меня не волнует личная жизнь Маяковского, меня интересуют его стихи. Даже в тех, что посвящены Лиле Брик, мне важен сам поэт, а не Лиля: каким мастерством и каким гениальным принципом стихосложения владел автор, ничему не учась и не читая книг. У него природный дар. И еще я трепетно отношусь к мужчинам, которые отвечают за свои слова, у которых есть чувство долга перед семьей, детьми, любимыми и так далее. Мне бы хотелось, чтобы мужчины были мужчинами. И когда я вижу наших актеров в костюмах того времени, то понимаю, что они начинают говорить, двигаться, вести себя по-другому, в этом столько стиля и достоинства! Мне хочется, чтобы девушки, которые придут на спектакль, сказали: «Черт возьми, как же нравится вот этот Маяковский», — а юноши подумали: «Надо бы пересмотреть свой гардероб».

— Владимир Маяковский — это образ революции и свободы во всем, в том числе и в одежде. И для творчества, и для самовыражения нужна эта свобода. Есть ли в наше время то, что можно назвать свободой?

— Я думаю, что свобода самовыражения чрезмерна в наше время. Более того, я 30 лет руковожу театром, и никто никогда мне не указывал, что я должна ставить. И никто, кроме зрителей, не оценивал мои постановки. Я не знаю, что такое художественный совет или комиссия Министерства культуры. Иногда у меня волосы дыбом встают от того, что я вижу и слышу в медиапространстве — то, что выражено через хамство или бунт, к свободе не имеет отношения. Свобода в первую очередь обусловлена культурой и этикой, а также полнотой информации, за которую ты готов отвечать.

— В вашей семье любят читать?

— В писательской семье моего мужа процветал культ книг, дома была огромная библиотека. Я застала еще то время, когда в «Лужниках» проводились поэтические концерты: даже на поле стояли стулья, а с маленькой сцены наши поэты читали свои стихи. Мы часами сидели и слушали их.

— Маяковский — один из ваших любимых поэтов?

— Да, безусловно. Я очень люблю мужскую поэзию. Я согласна с ним и очень хорошо его понимаю. Мне кажется, мы с ним одинаково чувствуем, что такое море, а что такое небо. Для меня понятно его состояние, когда он пишет: «Город опрокинулся в глазах лошади». Я знаю, как это бывает: вы наклоняетесь над лежащей лошадью и видите себя и небо в огромных, наполненных слезами глазах. Я знаю, как катится слеза у бессловесного животного и пропадает в шерсти.

— Какие книги, кроме Маяковского, стоят на вашей полке?

— На полке режиссера должно стоять абсолютно все. У меня большая подборка книг, которыми я пользовалась при создании спектаклей. Если бы была возможность встретиться с Маяковским, что бы вы ему сказали? Не думаю, что я была бы счастлива от близкого знакомства с ним, я разделяю человека как личность и плоды его интеллектуальной деятельности. Я бы хотела послушать выступления Маяковского. Но желала бы я быть в кругу его близких друзей? Думаю, что нет.

ДОСЬЕ

Тереза Ганнибаловна Дурова — артистка цирка из династии Дуровых. Родилась 3 октября 1953 года в Баку. Окончила режиссерский факультет ГИТИС. Художественный руководитель Театра Терезы Дуровой. В 2003 году получила звание народной артистки России.

Детали к портрету Терезы Дуровой

• Ухаживала за клетками в цирке.

Тереза Ганнибаловна — дочь Терезы Васильевны Дуровой, дрессировщицы, народной артистки России. Отец, Ганнибал Владимирович Наджаров, был музыкантом, а потом тоже стал дрессировщиком. Та же профессия была у знаменитого прадеда Терезы — Анатолия Дурова и его брата Владимира Дурова. Детство будущего режиссера — Терезы прошло в цирке, она убирала клетки, где содержали животных: мыла пол, меняла опилки.

• На манеже с 12 лет.

Девочка, как часто происходит в цирковых семьях, рано узнала, что такое репетиции, выступления, зрительская любовь. С 12 лет она уже выступала, к 17 — объездила весь СССР. Затем Дурова получила в ГИТИСе диплом режиссера.

• То Мексика, то Англия.

Тереза Дурова создала серию этнических спектаклей, сюжеты которых связаны с традициями той или иной страны. К примеру, «Вересковый мед» знакомит зрителя с Англией. «Однажды в Мексике: Кукурузный человечек» — с Мексикой XIX века. До премьеры Тереза записывает ролики, где показывает, что в Москве тоже можно прикоснуться к культуре этих стран.

• Выходит к зрителям.

В отличие от многих режиссеров Тереза Дурова часто выходит к зрителям в зал. Она общается с ними, узнает их мнение о спектаклях и иногда дает советы.

• Муж влюбился с первого взгляда.

Тереза Дурова замужем. Ее избранником стал журналист Сергей Абрамов, сын писателя. Однажды, в 1974 году, он пришел в цирк, чтобы взять интервью у ее матери, Терезы Васильевны, и влюбился в Терезу Ганнибаловну без памяти. Девушка ответила ему взаимностью, спустя год они поженились. А вскоре у пары родился сын Артем. Он пишет пьесы, женат на художнице. А своей маме уже подарил внука. Кстати, Тереза никогда не уговаривала сына пойти по ее стопам, а сам он не очень хотел.