Бетонное логово терроризма
Город Шампини — многонациональный. Порой в школьных классах учится один «настоящий» француз. Остальные ученики — внуки и правнуки эмигрантов. Именно в таких семьях выросли мои одноклассники.
Эллиот Тондовский, имеющий русско-польские корни, сейчас поступает в военное авиаучилище, хочет стать пилотом вертолета.
А Тибо Джиенни — из франкосицилийцев, он пожарный.
Ян: Тибо, Эллиот, что у вас творится? Я помню, как в юности мы беззаботно гуляли в парках, играли на гитаре на набережной. А теперь читаю в газетной хронике: «Спецслужбы ночью в Шампини положили конец наркобизнесу Парижа» или «Убитые в Сирии боевики ИГИЛ родом из Шампини...»
Тибо: Мы с этими боевиками учились в одном классе, не помнишь?
Ян: Ты про парней из эмигрантских районов Бульро, Мордак или Буа-Ляббэ? Да, они порой хулиганили. Но одно дело — сжечь полицейскую машину, и совсем другое — организовать теракт. Пойти на войну в Сирию — не яблоко украсть.
Эллиот: У каждого парня своя история. Некоторые уже в 15– 16 лет торговали наркотой. Кто-то сел, кто-то, обзаведясь семьей, решил жить честно. Но эти районы поставляют все новых кандидатов в наркоторговцы и террористы.
Там используются все схемы подпольного бандитизма. Просто молодым людям больше нечем заняться. Большое количество мигрантов 1990-х годов расселили в 15-этажных бетонных коробках. И сразу о них забыли.
Ян: А что полиция?
Эллиот: В Буа-Ляббэ находится центральное отделение городской полиции. И там же — центр торговли наркотиками. Все организованно: есть смотрящие, есть «нуриссы» — «няни», хранящие и распространяющие зелье.
Ян: Почему не отправить туда спецназ? Заставить людей работать.
Эллиот: Безработица во Франции достигла уровня 10,5 процента. Власти просто строят мигрантам новые дома — это, кстати, поддерживает строительную индустрию. И надеются, что в новых кварталах схемы наркоторговли не будут работать.
Тибо: Тюрьмы перегружены. Туда сажают на два-три года мелких торговцев, а организаторы остаются на свободе.
Наркоторговцев набирают среди школьников. Мужики, которые у нашей с тобой школы стояли, этим занимались.
Ян: Наверное, то же самое касается исламских радикалов?
Тибо: Радикализация идет не от нынешних беженцев, а от граждан Франции южного происхождения, потерявших связь с родиной. Помнишь наших одноклассников, внуков эмигрантов? Их родители честно работают, но ребят не берут в престижные компании. Люди ломаются — и пополняют ряды террористов.
Эллиот: Они чувствуют, что никому не нужны. А тут появляются либо наркоторговцы, либо исламисты, которые и становятся их новой семьей.
Тибо: В ближайших парижских пригородах Сен-Дени и Кретее, в самом Париже, есть много подпольных мечетей. Там собирают людей с психологическими проблемами, алкоголиков, наркоманов, которые думают, что они мусульмане, или которым надо помочь, а государство не помогает. Им говорят: «Хочешь жену, друзей, машину? Мы тебе поможем». На самом деле их готовят к террору. А в официальных мечетях все хорошо...