Долгое эхо

Рубрику «Писатель в газете», ставшую визитной карточкой нашего пятничного выпуска, продолжают путевые заметки Александра Купера. 

Мы приглашаем к сотрудничеству с газетой писателей разных поколений и разных взглядов. Напоминая о том, что в разное время с «Вечеркой» сотрудничали Владимир Маяковский, Ильф и Петров, Юрий Олеша и Юрий Нагибин.

Габала звезд

Летим в Габалу — городок на севере Азербайджана.

— Иди в кабину пилотов, я договорился, — снисходительно говорит мне Гусман. Он попивает томатный сок и троллит стюардесс. Раньше, в дни нашей молодости, стюардесс мы кадрили. Сейчас Гусман их троллит.    

Стюардессы Уральских авиалиний густо краснеют — видно даже через макияж. И делают с Гусманом «селфи». То есть они фотографируются с ним на мобильные телефоны. Юлий Соломонович — звезда! Рядом с ним я чувствую себя персонажем бандитской массовки из его нового фильма.

В Габале заканчивается межгосударственная программа «Культурные столицы Содружеств». Точнее — она передает эстафету казахскому Алматы и киргизскому Ошу. В Габале до нас перебывало много звезд. Гусман везет свою новую картину «Не бойся, я с тобой. 1919». Продолжение того знаменитого, разлетевшегося на фразы, фильма. Ну, вы помните: «Туда ехали, за ними гнались. Оттуда едут, за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!»   

За нами никто не гонится. Но жизнь у нас, надеюсь, по-прежнему не скучная. Особенно у Юлика. Гусман позиционирует себя утомленным режиссером, возвращающимся на родину.

Так, наверное, Феллини летел в Римини. Несколько уставшим от своего нового шедевра. Например, от «Амаркорда», фильма — воспоминания о детстве. Ну-ну…

Будем, как говорится, наблюдать новый шедевр-с Гусмана.

Габала святош

Строго говоря, Габала — не совсем родина Юлия Соломоновича. Правда, будучи работником ЦК ВЛКСМ Азербайджана, Гусман по горным дорогам добирался в Габалу на юрком райкомовском «козлике». Юрком, юрком! Даже не сомневайтесь. «Мерседесов» и других гаджетов тогда и в помине не было. Может, Гусман собирал недоимки по взносам с нерадивых комсомольцев отстающего сельского района. Может, возил московских румяных прокураторов отведать знаменитых габалинских огурцов. Они здесь… белого цвета! А еще габалинцы варили варенье 40 сортов. Я не мог представить — 40 сортов! Из Гусмана же названия ингредиентов сыпались как из рога изобилия: синап, гызыл-ахмеди, ранет, дюшес, котоши, бузумбури, кизил, слива, алыча, абрикосы, айва, хурма, инжир. И — шишки. Так в Габале называют мушмулу.    

Удивительно — Гусман-садовод все эти «шишки» помнил! Он улыбался своим милым воспоминаниям и параллельно глумился надо мной. Дескать, тебе, выросшему в тундре среди чукчей и познавшему с детства вкус только одной ягоды — морошки, — наших кавказских деликатесов не понять!

Ну-ну…

Во-первых, я вырос среди нивхов, а не среди чукчей.

Между чукчами и нивхами такая же разница, как между горскими евреями (см. мои путевые заметки из Азербайджана в «ВМ» от 8 ноября 2013 года) и удинами, проживающими компактно в Габалинском районе. Во-вторых, наверняка устраивали в предгорье Кавказского хребта свои знаменитые комсомольские оргии. «ЧП районного масштаба». Как писал разоблачитель застоя Юрий Поляков. Гостеприимные скотоводы жарили им шашлыки, а наивные огородницы тащили свои белые огурцы. Ну… И другие кавказские десерты они им тоже, надо полагать, доставляли.

Комсомольские святоши…

Правда, мне трудно представить любого советского человека тех времен — из чукотской тундры он или из калмыцких степей, — которому не захотелось бы хряпнуть рюмку при виде соленых огурцов! Притом — белых! Прикинь?!

Я бы точно хряпнул.  

Габала орлов

Гусман по образованию врач. Иронизирует жестковато, но не цинично. А как-то, я бы сказал, оздоровляюще. Примерно как врач-проктолог.

Выберет жертву своих шуток, сунет куда надо пальчик, пошурует и заглядывает в глаза: торкнуло или нет? И вот тут очень важно Гусману не поддаться. Потому что если обидишься и, что еще хуже, возмутишься, он тут же воспарит над тобой. Как горный орел над маленьким ушастым зайчиком, который прячется в расщелинах скал. И только клочки полетят от несчастного зверька. Я эту методику Гусмана давно высчитал.

Хоть в Америку мы летим, хоть в Магадан, а хоть бы и в Габалу. На провокации я не поддаюсь и в бой сразу не бросаюсь. Зато потом!.. Ответ мой бывает точным и сокрушительным.

Как операция по принуждению к миру. Гусман читает мои репортажи — отчеты о наших путешествиях — и хохочет до слез: «Неужели вы, писатели, всегда так врете?!»

Не врем, а ищем ту правду жизни, которую режиссеры не видят. Итак, минули годы, и Гусман возвращался в Габалу мастером. Я же благодаря медицинским «прихватам» Юлика по-прежнему прятался в расщелинах скал. Иногда изображал начальника охраны Гусмана. Юлик при всех встречающих любил небрежно бросить мне: «Мой вертолет отправляйте, оцепление снимите — тут достойные люди…»

Полад Бюльбюлевич сидел рядом с нами в самолете и задумчиво смотрел в иллюминатор. У Полада в семье только что все обошлось. Маму выписали из больницы, и мы все потихоньку молились за Аду-ханум. Тьфу-тьфу-тьфу… Все-таки 92 года.

Полад в новой картине Гусмана сыграл одну из главных ролей и написал к фильму музыку.  

Лайнер шел над горами, в полосе сплошной облачности. Или тумана.

«Что я там увижу сейчас — в этой кабине?» — думал я.

Всегда, когда я лечу над облаками и смотрю, как Полад, в круглое окошко, мне кажется, что я встречу своих маму и отца. Они сидят рядышком, на облачке, свесив босые ноги вниз.

Мама в белом платье, отец в морской тельняшке. Бравый мичман...

Мама, навсегда молодая, весело машет мне рукой.  

Габала мечты

— Марат, сынок, высоковато заходишь! — голос диспетчера в Габале с легким акцентом. Руки Марата Алиева, командира нашего самолета, спокойно манипулируют рычагами и кнопками.

— Чек! — на английском отвечает Марат.

«Чек» это значит — понял, выполняю.

Лайнер вырывается из белого тоннеля. Я задыхаюсь от никогда не виданной красоты. Огни посадочной полосы, остроконечные горы стремительно надвигаются на меня.     

В жизни было два желания — стать моряком и научиться играть на рояле. Обе мечты остались мечтами. Теперь добавилась третья — я хочу стать летчиком. Так же уверенно отвечать диспетчеру: «Чек!»

Такой же восторг охватывает меня, когда я вижу снежную лавину, слушаю шум прибоя, зову в горах эхо и шепчу вслед за Поладом: «Так жили мы борясь и смерти не боясь…»     

Много ли человеку надо: небо, горы, море и музыка. Философски думаю я. Имея в виду под музыкой нечто большее, чем «Собачий вальс» или песню, где есть такие строки: «Ты целуй меня везде — я ведь взрослая уже!»

Даже Гусман, сопящий за спиной, притих. Все-таки человеческое не до конца потеряно в этой машине по производству сарказма.

Габала людей

Мне очень нравилось, что в Габале мы встречали много молодых людей. Все началось в самолете. Я имею в виду не только стюардесс-папарацци, фанаток Гусмана.    

Командиру нашего экипажа Марату Алиеву — 34 года. Второму пилоту Руслану Амангалиеву 32. Они двоюродные братья, уроженцы Баку, живут в Москве. Руководство компании поручает им ответственные международные рейсы. Мастерство, спокойствие, интеллект — вот как я охарактеризовал бы профессионализм наших пилотов. В Габалу сквозь туман заходили на посадку и садились в ручном режиме.

Глава исполнительной власти Габалы Сабухи Абдуллаев, встречавший нас, был на вид лет сорока. И он был похож, конечно же, на моряка. Потому что носил модное короткое пальто — типа бушлата, с двумя рядами пуговиц. Бывший таможенник и эмчээсовец, он и его команда проводят в районе туристическую реконструкцию государственного масштаба. Государственную, потому что все преобразования в Габале, как и многое в Азербайджане, начинались с визита Гейдара Алиева. Однажды он переночевал здесь в скромном гостевом домике, утром увидел горы и…. Все люди мечтают одинаково. Даже президенты и национальные лидеры.  

Ильхам Алиев воплотил мечту отца в жизнь. Ветхое и старое жилье в деревнях и поселках района сносят бульдозерами. Взамен предоставляют коттеджи и домики с прилегающими земельными наделами. Все это — бесплатно, за счет государства.

Некоторым, исходя из достатка семьи, покупают даже мебель.

Габала туристов

Какие там шишки, алыча и белые огурцы! За последние восемь лет обыкновенный сельский район превратился в Габалинскую Щвейцарию. Пятизвездочные отели, канатная дорога с рестораном на вершине горы Туфандаг, идеальные шоссе, СПА, европейские заборы в деревнях, коттеджи и шале, стадионы, стрелковый комплекс… Наконец, строящийся гольф-клуб и ипподром с конюшнями для породистых лошадей. Это все — современная Габала. Габалинскую футбольную команду тренирует наш легендарный Семин. Цены на курорте в несколько раз ниже европейских.  

Гусман, стреляя по летающим тарелочкам, не глядя, протягивает руку за ружьем с очередным зарядом. Уверен, что подадут. Все-таки быстро наши люди становятся европейцами…

Гусман говорит мне небрежно: «Надеюсь, ты заметил, что из четырех возможных я выбил шесть?! А ты, кажется, ни в одну не попал…»

Это он говорит мне, выросшему в тундре, где даже десятилетние пацаны бьют белку в глаз из «мелкашки» — мелкокалиберной винтовки.

Габала мелодий

Едем на фабрику пианино марки Beltmann. Мировой бренд. Международные фестивали камерной музыки в Габале проходят с 2009 года. Лондонский королевский оркестр под управлением Шарля Дютуа на фестивале уже выступал. А также музыканты из России, Израиля, США. Президенты приезжают послушать. Правда, Обамы еще не было.  

Гусман, конечно, сразу закапризничал:

— Что я — роялей не видел?! Это некоторые, кроме балалайки и хомуса (якутский народный инструмент. — А.К.), ничего не слышали…

А я и не скрывал, что научиться играть на пианино — моя мечта. Поэтому на фабрику, производящую «Белтманны», я собирался с тайным трепетом. Впрочем, Гусман нам вскоре пригодился. Рольф Кутцнер, замдиректора, проводил экскурсию на английском языке. А Юлий Соломонович, надо признать честно, неплохо говорит по-английски. Зато я до сих пор понимаю нивхов…

Оказалось, на фабрике работают 180 местных мастеров и три иностранца, включая Рольфа. Райнеровская механика для пианино поступает из Германии и Австрии, шерсть для молоточков — из Англии. Дерево — 150-летняя ель — тоже доставляется в контейнерах из-за границы. Чугунные рамы для фортепьяно, четырех пропорций, изготавливают в Азербайджане. Состав пропорций держится в секрете. Каждое пианино получает лицензию и гарантию на 10 лет.

Все это нам поведал Рольф.

Рольф приехал сюда несколько лет назад. Здесь он принял ислам и женился на местной красавице. Теперь у них дети. Ну и, конечно, пианино.

1500 в год. Из них примерно 40 — заказы из других стран. Кстати, сам Рольф прекрасно музицирует. Исполнил нам Чайковского.   

Повороты судьбы европейца Рольфа почему-то особенно взволновали Гусмана. Он спросил меня шепотом: «Ты не знаешь — обрезание делать больно?»

Ха! В любой районной больнице Азербайджана обрезание Гусману сделают с большой охотой. Не говоря о модернизированной Габале. Потом молодые хирурги будут хвастаться: «Мы делали обрезание самому Гусману!» Это покруче, чем делать селфи.

Габала веков

Шестеро мужиков встали у чинары, и я их сфотографировал. Данакари — Рафик и Олег, Даллари Роман, два Сергея — Антонов и Макаров — и Видади Махмудов. Все они — удины из села Нидж, то есть христиане в Габале*. Чинаре — три века. Столько же, сколько их церкви «Чотари». Потом мужики пошли по своим делам — именно здесь выращивают белые огурцы, а также фундук и грецкие орехи. Частные плантации удинов — больше 100 гектаров вокруг села.   

А я подошел к чинаре и прижался к стволу. Было очень тепло. Воздух был соткан из солнечных бликов и голубого неба. И надо мной никто не смеялся. Ведь меня никто не видел.

Гусман где-то плавал в европейском бассейне. Или он пил чай с вареньем? Ведь мушмулу, как, впрочем, и морошку, никогда не надоест пробовать… Пушкин однажды доказал нам это.

Мне захотелось услышать токи древней земли. Точно так же я слушал эхо на горе Тафундаг. И в пустом зале фортепьянной фабрики, отстав от экскурсии, трогал черно-белые клавиши. А теперь я слушал дерево, которому триста лет.  

Мне хотелось спросить у мудрого платана: как местные мастера фортепьянной фабрики на слух настраивают пианино? А потом, когда настройку проверяют с помощью специальных приборов, тональности совпадают до микрона. Почему удины говорят на трех языках — русском, азербайджанском и удинском? И никто в их стране не издает указов о запрете нетитульных наречий? Почему в Габале не жгут автомобильных покрышек и не грозят мне санкциями за то, что я хочу быть русским?

Честно говоря, были вопросы и потруднее. Например, почему я не стал моряком? Или пианистом? Почему песни Полада заставляют плакать? И кто мне шепчет всякий раз, когда я в беде: «Не бойся — я с тобой!» Мой друг, моя любимая или мама, которая сидит на облачке?!

Ни чинара удинов, ни эхо в каньоне высокой горы, ни стая клавишей пианино Beltmann не ответили мне.

И только рыжая лошадь все скакала и скакала по зеленому лугу, догоняя летящий в небе аэроплан.

P.S. Мне остается рассказать читателю последнее. Рыжая лошадь на зеленом лугу — эпизод из нового фильма Юлика Гусмана. Главные герои улетают на допотопном аэроплане спасать друзей, а лошадь скачет вслед за хозяином. И догоняет его.

Гусман меня спрашивает: «Ну… И как ты понимаешь этот эпизод?»

Я начинаю лепетать про метафору, про то, что это мы втроем — я, Полад и Юлик, улетаем, а жизнь догоняет нас… В общем — так жили мы борясь и смерти не боясь!

Гусман ласково говорит: «Дурачок ты… Фильм всегда — приключение и немного сказка! А в жизни так не бывает».

Он внимательно смотрит мне в глаза.

Дело в том, что Гусман — такой же дурачок, как и я. Просто настоящей звезде в этом нельзя признаться… Сейчас воспарит орлом, а я побегу прятаться в расщелинах скал.

Впрочем, остальное вы знаете.  

* Удины — древний кавказский народ-долгожитель, исповедуют христианство. Во всем мире удинов осталось около 10 тысяч человек. 4 тысячи из них компактно проживают в селе Нидж Габалинского района. Почти 900 лет Габала оставалась столицей Кавказской Албании — удивительного государства, до сих пор загадочного и противоречивого.

Удины были одним из 26 племен, основавших Кавказскую Албанию. Никакого отношения к Албании Балканской она не имеет.

ОБ АВТОРЕ "ВМ" 

Александр Купер, автор романов-таблоидов. Его экспериментальная проза — дань традиции писательской самоиронии. В московских издательствах готовятся к изданию его новые работы: повесть-трэш «Я упал с луны», киноповесть «Кукла» и роман «Не мой день». Лауреат международной книжной выставки в номинации «Современное использование русского языка».