Главное
Истории
Гоголевский бульвар

Гоголевский бульвар

Буланова

Буланова

Развод Диброва

Развод Диброва

Премии

Премии

Питер ФМ

Питер ФМ

Cарафан

Cарафан

Бальзам звездочка

Бальзам звездочка

Мияги

Мияги

Летнее чтение

Летнее чтение

Секрет успеха. Наталья Павлова. Блиц

Секрет успеха. Наталья Павлова. Блиц

Пророк в своем Отечестве

Развлечения
Его «Атлантов» и «Перекаты» поют уже больше полувека — несколько поколений выросло на его песнях. Он никогда не касался политики, но восемь лет назад вдруг спел, что «Севастополь останется русским». И Крым снова стал русским.

Если верна формула Евгения Евтушенко насчет того, что «поэт в России больше, чем поэт», то к Александру Городницкому она имеет прямое отношение. Несколько поколений наших граждан выросло с его песнями. C ними ходили в походы, ехали на стройки, покоряли полюса и отмечали домашние праздники. «Атланты», «Кожаные куртки», «Перекаты», «Канада», «На материк» — все это иначе чем классикой теперь и не назовешь.

Доктор наук Александр Моисеевич Городницкий и в свои восемьдесят два года энергичен и переполнен творческими планами. Он непременный член жюри всех крупных фестивалей авторской песни, работает над очередным циклом документальных фильмов, пишет стихи, выпускает книги, а его новые песни, выражаясь современным языком, по-прежнему становятся хитами.

Разговор начался с песни, которую Городницкий написал восемь лет назад. Ее можно считать пророческой. «Севастополь останется русским» — так она называется.

- Как вам удалось столь точно угадать будущее?

- Тогда, в 2007 году, в Крыму проходил очередной международный фестиваль авторской песни под названием «Балаклавские каникулы». Меня туда каждый год приглашал председатель оргкомитета фестиваля, главный редактор «Севастопольской газеты» Андрей Соболев.

И вот, когда мы с ним ехали на машине из аэропорта, Андрей стал мне говорить о том, как в Севастополе власти пытаются искоренить все русское — школы, язык, печать. Особенно меня задело то, что детей в школе заставляли читать Пушкина только в переводе на украинский. Я много лет работал с военной гидрографией Черноморского флота, и у меня с Севастополем связано многое. Приехав на фестиваль, я почти сразу написал песню. На заключительном концерте, который проходил на мысе Хрустальный под открытым небом в свете прожекторов, я решил впервые ее спеть.

Но предупредил Андрея: «У вас могут быть неприятности, если я ее исполню». А он мне: «Да ладно, какие неприятности, вы же классик, вам все можно». И вот я вышел на сцену. Сережа Никитин — он тоже там был — согласился аккомпанировать на гитаре.

Когда зазвучали слова припева «Севастополь останется русским», то по толпе как искра прошла. И все. Песня сразу стала там чем-то вроде гимна. Ее стали петь на митингах, демонстрациях. Реакция украинских властей была мгновенной: фестиваль закрыли.

Некоторые либерально настроенные граждане меня спрашивают: «А вам не стыдно сейчас за эту песню»? Нет, не стыдно. Это песня не против Украины. Не против украинцев. Она за то, чтобы восстановить историческую справедливость. И справедливость вообще.

- Я обратил внимание, что все ваши популярные песни написаны в 60-е годы. Почему? Что тогда произошло с вами такого? Любовь? Творческий взрыв?

- Во-первых, мы все тогда были молодыми. Во-вторых, именно в то время у нас в Союзе был всплеск и хорошей литературы, и талантливой живописи, и ярких театральных спектаклей. Видимо, дух недолгой хрущевской оттепели так благотворно подействовал на всех. И на меня в том числе. В-третьих, я тогда много работал в экспедициях на Севере, там и сочинены эти песни, ставшие, по сути, народными. Многие из тех, кто сегодня их поет, даже не догадываются о существовании автора. С более поздними песнями такого не случилось. Возможно, еще и потому, что теперь нет той общности, которую называли «советский народ». Есть национальности, есть электорат, а вот былого братства уже нет. И песен общих тоже нет.

Вот по поводу «народных» расскажу одну историю.

Несколько лет назад я выступал в Иркутске. Зал местной филармонии был полон. Причем перед началом концерта директор мне говорит: «Александр Моисеевич, там какие-то странные люди пришли вас слушать». Оказывается, геологи со всей округи, из полевых партий, с Байкала приехали — кто в штормовках, кто в резиновых сапогах. В перерыве я выхожу в фойе и слышу, как один здоровенный таежник с бородой говорит другому: «Интересный к нам человек приехал — все наши песни знает». Такой неожиданный комплимент.

- Я хорошо помню, что в мои студенческие годы ваши песни переписывали с магнитофона на магнитофон, таких копий ходили по стране миллионы. Вы получали какие-то гонорары за это?

- Ничего не получал.

- Эти песни... Они легко вам давались или рождались в творческих муках?

- Никакие мои песни в муках не сочинялись. Я пишу либо сразу, причем набело, или вообще не пишу.

- В те годы все, что не проходило через цензуру, считалось запретным. Вас не прессовали в «соответствующих органах»?

- В 1968 году в Ленинграде было заведено дело на авторов альманаха «Молодой Ленинград». Там были Бродский, Довлатов, были и мои стихи. После чего мне пятнадцать лет не позволяли печататься. Попал в «черный список».

- Но как же тогда вас выпускали за границу?

- Тогда не существовало компьютеров, и учет в «органах», видимо, был не на должной высоте. В «черный список» я попал по линии идеологического отдела КГБ, а выезжал по линии научного отдела. У них ко мне претензий не возникало: фарцовкой не занимался, девок не водил, в «порочащих связях замечен не был». А пользу государству приносил, ведь мы работали, в том числе и по программам Военно-морского флота.

- Ваше непосредственное научное начальство не ревновало вас к такому «леваку»?

- Мое увлечение никогда не мешало работе в институте. Хотя, когда я привез в Москву свою кандидатскую диссертацию, один известный профессор, которому сказали, что «он еще и песни пишет», ужасно расстроился. «Талантливый ученый и такой ерундой занимается».

- Второй случай был в Ленинграде, где каждый год приходилось проходить выездную комиссию. Вы знаете, что это такое?

- Еще бы не знать! Старые большевики смотрели на всяк входящего, как на потенциального предателя и перебежчика. До сих пор с дрожью вспоминаю. Так вот, секретарь парткома нашего института, положительным образом представляя меня комиссии, в конце, видимо, из лучших побуждений взял да и брякнул: «К тому же он еще и песни пишет». Тут-то старички и встрепенулись: «Какие такие песни? А ну давайте разбираться»

- Скажите, как бы вы сейчас отнеслись к приглашению навестить места своей юности? Скажем, далекий Север, Арктику?

- Мне дважды предлагали слетать на Северный полюс и один раз в Антарктиду. Я отказывался. По очевидной причине. В молодости семнадцать лет работал на Севере как геолог. И теперь приезжать туда в качестве туриста — ну, как-то не хочется. Точно так же меня не прельщали занятия альпинизмом. Потому что в горах тоже работал, был там по своей профессии, а не на прогулках.

- Вас на улицах узнают?

- Иногда. Особенно в моем родном Питере. Подходят с какими-то добрыми словами, с просьбой дать автограф. И это приятно. Всегда испытываю счастье, когда в период белых ночей питерские мальчики и девочки приходят на Дворцовую площадь, становятся под Атлантами и поют мою песню. Я стал частью истории моего родного города. Выходит, жизнь прожита не зря.

- Тогда вопрос по поводу мальчиков и девочек. Скажите, вот сейчас в тех залах, где проходят ваши выступления, заметны юные лица?

- И очень много. Последний пример — концерт авторской песни, посвященный Дню Победы в Кремлевском дворце, — там из четырех тысяч человек половину точно составляла молодежь. Возможно, это внуки тех, кто был нашими фанатами в 60-е и 70-е годы, но для меня важен сам факт: авторская песня перепрыгнула через поколение, она жива.

Или другой пример. Я тридцать пять лет входил в жюри знаменитого Грушинского фестиваля, который ежегодно проходит на Волге. Был период, когда фестиваль переживал нелегкие времена. А теперь опять — он собирает по шестьдесят-семьдесят тысяч участников, и в основном это молодые люди.

- То есть можно говорить о том, что с уходом «атлантов», таких как Визбор, Ким, Городницкий, авторская песня не умрет?

- С одной стороны, это так. Но не совсем. На смену, как вы говорите, «атлантам» не пришла такая же когорта авторов, равных им по уровню.

- Почему не пришла? Может быть, потому что сам этот жанр способен расцветать только в условиях жесткого тоталитарного режима, несвободы?

- Хороший вопрос. Года два назад, выступая в Политехническом музее, я получил з аписку примерно такого содержания: «Как будет развиваться авторская песня, если наступит следующая эпоха застоя»? Верно, в те годы протестная составляющая была одной из главных в содержании песен и стихов.

- Вы встречали свои песни за пределами Родины?

- Конечно. И не раз. Дело в том, что везде, где живут выходцы из России или из Советского Союза, существуют клубы и фестивали авторской песни. В такой маленькой стране, как Израиль, их три или четыре. В Германии — десяток. В Америке еще больше. Они есть в Австралии, Новой Зеландии, Чехии, везде.

За рубежом эти клубы и фестивали выполняют одну очень важную функцию — сохранения русского языка в эмигрантских семьях.

Дети в таких семьях очень быстро осваивают местный язык, и в силу понятных причин он становится им ближе, удобнее. А тут вдруг выясняется, что за родителями стоит какая-то интересная культура. И когда дети попадают на фестиваль, начинают вместе с родителями петь, то невольно приобщаются к родной речи и начинают читать книги на русском языке.

- А какие песни самые исполняемые на таких фестивалях?

- Старая классика. Те, которые родители или их родители пели еще здесь, на Родине.

- Вы лично какие песни поете? Дома, допустим. Или в компании.

- Дома я песен не пою. И в компаниях тоже. Старики песен не поют, а уж если поют, то те, которые с нами с юности. Например, «Темная ночь». Каждый год канал «Культура» в начале мая снимает в Переделкине передачу-концерт, посвященную двум событиям одного дня: Победе и Булату Окуджаве, который родился 9 мая. И по традиции я всегда начинал с того, что исполнял там «Темную ночь».

- А чьи стихи более всего почитаете?

- Поэтов фронтового поколения — Бориса Слуцкого и Давида Самойлова. Для меня большая честь, что оба они в 1972 году дали мне рекомендацию для вступления в Союз писателей.

- Вам никогда не приходила в голову мысль поменять страну пребывания?

- Как приходила, так и уходила обратно. Да, мой сын от первого брака много лет живет в Израиле, там у меня три внучки, семь правнучек и трое правнуков. Но я давно пришел к твердому убеждению: человек, который пишет свои стихи на русском, должен жить в России. Кроме того, когда я стою в зале и ко мне обращены тысячи лиц, то понимаю, что несу перед этими людьми ответственность не только за свои слова, но и за свои поступки. Если хотите, я повязан этой любовью.

- Вы хорошо поездили по шарику. И на Гавайях были, и в Австралии. А есть какие-то любимые места?

- Есть. Васильевский остров. Где родился и рос. Седьмая линия. А за рубежом это Новая Зеландия.

- Многое успели — и в науке, и в творчестве. Но есть ли сожаление о чем-то несделанном, упущенном?

- Я от рождения дуалист. Мне всегда казалось, что пока я сижу вот в этой комнате, то в соседней происходят какие-то гораздо более интересные вещи. Что касается науки, то у меня с ней брак по любви. Я все-таки там многое сделал, даже открытия были.

Например, входил в состав того коллектива геологов, который открыл знаменитое Игарское медно-рудное поле. Будучи начальником геофизической партии на реке Сухарихе, под Игаркой, обнаружил там аномалию по электроразведочным данным, и, свято веря в учебники, под нее задал буровую скважину.

Сейчас бы я, набравшись опыта и зная сомнительность геофизических результатов, не стал бы это делать. Риск был немалый. Если бы она ничего не вскрыла, мог пойти по статье за нецелевое использование государственных средств. Но дуракам — счастье, мне повезло: на глубине сорок метров бур вскрыл залежи меди с вкраплениями редких металлов.

Никто до нас не измерял электрическое поле водной толщи океана — мы это сделали первыми. Никто никогда не рассчитывал мощность твердой оболочки Земли под океанами — литосферы.

Японские сейсмологи провели исследования в Тихом океане и подтвердили мои расчеты. Сейчас я пытаюсь увязать смену знака магнитного поля Земли с глобальными экологическими катастрофами.

ДОСЬЕ

Александр Городницкий родился в 1933 году в Ленинграде. Известен как поэт и бард, но почему-то мало кто знает, что он ученый-геофизик, доктор геолого-минералогических наук, участник более чем 20 океанографических экспедиций. В его активе более 260 научных работ. До сих пор работает и дает концерты.

Эксклюзивы
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.