Выжженная земля Тимоши

Мудрая Анна Андреевна Ахматова провидчески сказала как-то: «Наше время даст изобилие заголовков для будущих трагедий. Я так и вижу одно женское имя аршинными буквами на афише».

И пальцем написала в воздухе имя: «Тимоша».

Тимоша, Надежда Алексеевна Пешкова. Любимая невестка Максима Горького, главного революционного писателя. Создательница и хранительница его музея. Женщина, наделенная удивительной притягательностью, кружившая головы, сводившая с ума. В списке ее поклонников были такие яркие личности, как Алексей Толстой, писатель; маршал Михаил Тухачевский; зловещий Генрих Ягода; академик Иван Луппол; архитектор Мирон Мержанов; инженер Владимир Попов… Что из этого правда, что — досужие сплетни? Говорят, что и сам Иосиф Виссарионович был неравнодушен к Надежде Алексеевне; говорят, и с Буревестником революции ее связывали не только почтительные отношения невестки со свекром.

Жизнь Тимоши могла бы послужить основой шекспировской трагедии — одна из самых обласканных, ярких женщин тридцатых годов прошлого века, она закончила жизнь в одиночестве.

После смерти мужа, Максима, вокруг нее, по меткому определению дочери Даши, оставалась «выжженная земля» — любой мужчина, который приближался к Надежде Пешковой, попадал под статью и был «пущен в расход». Но это — уже позже, в конце тридцатых годов.

■

Родилась Надежда Алексеевна Пешкова, урожденная Введенская, в Томске, в 1901 году. Вот что рассказывала о ее детстве дочь Марфа: «Их было восемь детей — мама предпоследняя. Когда ей исполнилось двенадцать лет, семья переехала в Москву, поселилась на Патриарших прудах в двухэтажном доме — теперь на его месте стоит знаменитый дом со львами. На втором этаже тогда была квартира, на первом — отец лечил больных, а позднее и раненых, когда началась Первая мировая война. Трое из восьми детей стали врачами и помогали отцу. Надежда училась во французской гимназии на Суворовском бульваре. Ее мать умерла в 1918 году от испанки — отец остался с детьми. Моя мама тогда была на выданье. Отец заболел, считал, что у него рак, и спешил устроить свою девочку. Был у него ординатор, влюбленный в Надежду, дарил цветы. Отец настоял на замужестве. Венчались в церкви в Брюсовском переулке. После свадьбы жених напился, невеста так испугалась, что выскочила из окна и убежала. На этом все кончилось. Она сказала, что не может находиться с ним в одной комнате.

С Максимом Пешковым она встретилась еще школьницей на ледовом катке, который был рядом с ее домом. Много позже, когда Максим узнал, что она состоит в браке, но никогда не жила со своим мужем, то начал ухаживать за ней.

Они встречались, но Надя отказывалась выходить замуж. Максим познакомил ее с отцом (Горьким), она понравилась. В 1922 году он уговорил ее съездить вместе с ним и Алексеем Максимовичем за границу».

■

Тогда в Италии, в 1922 году, Надежда Алексеевна и была переименована в «Тимошу». Она чутко следила за модными веяниями и, по тогдашней европейской моде, отрезала свою длинную роскошную косу. Непослушные кудри выбились из-под шляпы; Алексей Максимович заметил это и сказал — «Ну чисто Тимоша!» «Тимофеями», «тимошами» звали в России кучеров: их волосы так же торчали из-под шапок. А Горький всем домашним давал меткие прозвища. Так и стала Надю ша Тимошей — навеки. В тот «итальянский» период Тимоша красилась в блондинку и, по словам Екатерины Павловны, супруги Горького, ходить с ней по улицам было совершенно невозможно: темпераментные итальянцы сходили с ума от красавицы и кричали: «Блонда! Блонда!», и прицокивали в восхищении.

«Тимоша — славная штука, очень милая», — пишет в тот период Алексей Максимович в одном из своих писем.

И еще — про сына. «Писать о Максиме — трудно. Он находится около своей жены, стараясь держаться как только можно ближе к ней — будто все еще не уверен в реальности своего брака и Тимошина бытия».

■

Но брак их был реальностью, настоящая любовь двух молодых, красивых людей. Конечно, Тимоша была сильнее, она была «ведущая», а Максим — «ведомым».

Тимоша крутила романы, легкие, платонические. Всерьез увлеклась живописью. Особенно ей удавались портреты — стоит лишь сказать, что один из самых известных портретов Буревестника революции написан невесткой. В 1925 году родилась дочка Марфа, та самая, которая впоследствии выйдет замуж за сына Берии. А в 1927 году родилась Дашенька. Про Дашеньку болтали всякое: что родным отцом, дескать, являлся сам Алексей Максимович. Факт остается фактом: Алексей Максимович Тимошу боготворил, и она всегда по жизни была рядом с ним. Жили всей большой дружной семьей под одной крышей. Писатель брал Тимошу с собо в поездки. Вот, например, как описывается в «Архипелаге ГУЛАГ» прибытие Горького и его спутников на Соловки: «Это было 20 июня 1929 года. Знаменитый писатель сошел на пристань в Бухте Благоденствия. Рядом с ним была его невестка, вся в коже (черная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги), живой символ ОГПУ плечо о плечо с русской литературой».

Интересно, что Тимоша тоже написала об этой поездке: «Изумительный вид на озеро. Вода холодного темно-синего цвета, вокруг озера — лес, он кажется заколдованным, меняется освещение, вспыхивают верхушки сосен, и зеркальное озеро становится огненным.

Вечером слушали концерт. Угощали нас соловецкой селедочкой, она небольшая, но поразительно нежная и вкусная, тает во рту». Страшное время, парадоксальное и необъяснимое. Так тонко чувствующая красоту природы молодая женщина, из страшной поездки вынесшая не боль и ужас ГУЛАГа, а «тающую во рту селедочку» и «заколдованный лес с вспыхивающими верхушками сосен». Догадывалась ли тогда благополучная и счастливая Тимоша, что скоро и вокруг нее возникнет «зона отчуждения»?

■

И снова — шекспировская коллизия. 11 мая 1934 года муж Тимоши, Максим-младший, умер после воспаления легких. Говорили — помощник и секретарь Горького Петр Крючков выпивоху Максима-младшего напоил 2 мая, когда еще такие холодные ночи, да и «забыл» на улице. Максим простудился и вскоре умер. В 1938 году, на Третьем Московском процессе, Крючкову и Ягоде было предъявлено обвинение в убийстве. Ягода признал себя виновным — сказал, что делал это из «личных соображений» — был влюблен в Тимошу… Ягода и Крючков были расстреляны.

■

Смерть ждала впоследствии каждого, кто приближался к Надежде Алексеевне. Ее дочь Дарья рассказывала: «После смерти отца и деда любой мужчина, который приближался к ней, был обречен. Приятельница мамы, которая была вхожа в высшие круги власти, уже в наше время рассказала: Сталин сам имел виды на мать (он действительно часто приезжал к Горькому в Горки, всегда с букетом цветов). Потому убивал любого, кто к ней приближался».

Ей вторит и старшая дочь Марфа: «Первым был И. К. Луппол… Уже после вой ны у мамы появился Мирон Мержанов, известный архитектор. Его тоже арестовали. Потом настал черед Владимира Попова. После этого она сказала: «Больше ни один одинокий мужчина не войдет в мой дом».

Умерла Надежда Алексеевна в Москве 10 января 1971 года, похоронена на Новодевичьем кладбище рядом с мужем Максимом и свекровью.

БЕЗМОЛВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ С МАЛОЙ НИКИТСКОЙ

Рассказывая эту историю, нельзя не упомянуть еще одного полноправного участника событий, безмолвного свидетеля триумфа и трагедии Тимоши.

Дом Рябушинского, особняк, выполненный в стиле модерн, по адресу Малая Никитская, дом 6/2 — сюда и сегодня можно попасть — совершенно бесплатно. Именно здесь находится музей-квартира А. М. Горького. Там проживало семейство Пешковых в тридцатые годы, и там заботливой невесткой был устроен музей писателя. Это здание, причудливое, волшебное, создано когда-то известным московским архитектором Федором Осиповичем Шехтелем. Говорят, Пьер Карден регулярно приезжает в особняк на Никитской, зарисовывает необычную лестницу-волну, «выбросившую» наверх люстру-медузу; потолочные лепнины, изображающие то растительность на поверхности пруда, то садовые хризантемы. Анфилады комнат; каждая — произведение искусства. Огромные шкафы с книгами — уникальная библиотека Горького.

Картины. Много картин. Среди них и написанные рукой Надежды Алексеевны, Тимоши. После смерти писателя она осталась жить в особняке Рябушинского, — навсегда одинокая женщина, попавшая в «полосу отчуждения». Власть не тронула ее, позволив дожить до почтенного возраста. О чем думала Тимоша, глядя через витражное окно на московскую улицу? Там буйно цвела сирень, кипела чужая, далекая жизнь.

«Выжженная земля» — это страшнее, чем собственная смерть.

Сходите в этот дом на Малой Никитской. Мне кажется, он до сих пор хранит чахоточные покашливания великого писателя, скрип паркета под его тяжелыми шагами, детский заливистый смех Марфы и Даши, неуловимый запах духов Тимоши. Той самой, про которую мог бы написать сам Шекспир.