Не отрекаются любя...

Тихо... Они сидели молча, глядя на реку. До электрички час, но до нее еще идти. День рядом с ним сгорает быстро, как спичка. Она вытащила травинку из его волос. Ткнулась лицом в плечо. Пора.

...До станции почти бежали. В электричке пусто, но через пару станций она набьется битком. Вероника выйдет раньше. Прежде Саша просил ее об этом, теперь она выходит сама, не дожидаясь просьб. Их не должны видеть вместе. Она успеет увидеть его в окне отходящего поезда. Помашет рукой. Проводит электричку взглядом. Теперь надо будет просто как-то прожить неделю без него. Как-то прожить.

Раньше она представляла, как Саша приходит домой. Снимает пиджак. Идет на кухню. Наливает чай. Или ждет, когда подаст жена? Она не знала деталей, но так ярко рисовала их себе, что будто и правда видела его возвращение. Возвращение не к ней.

ПЕРВАЯ КНИГА

...Когда папа вернется домой, Вероника спрячется от его острого взгляда. Она боится что-то сделать не так.

И мама боится. Папа очень умный, он профессор медицины. Его злит, что Вероника занимается глупостями, переписывает в тетрадку стихи. А она слышит их и будто улетает куда-то. Стихи — музыка сердца. Может, они тоже лечат? Папа хочет, чтобы Вероника стала врачом.

Она не привыкла перечить и поступила сначала в Казанский университет, а потом в Ленинградский медицинский. А вскоре семья переехала еще раз — в Москву. Отцу дали квартиру на Новинском бульваре. Вероника поступила в аспирантуру при кафедре Института экспериментальной медицины. Хорошее место. Только все время чего-то не хватало. Она пробовала рисовать. Но даже когда рисовала, в голове складывались строки.

В 1938 году она встретила Юру Розинского. Чудесного, умного врача-психиатра. Когда они вместе шли по улице, бывают же такие красивые пары! И дочка Наташа гордилась родителями. Они расстанутся с Юрой.

Никто не знает, зачем и почему расстаются люди. Но спустя годы он придет к ней умирать. Больной, надорванный. Она его выходит. Как друга. Но это будет потом...

От ее жгучей, восточно-азиатской красоты у мужчин перехватывало дыхание. Нарисованная яркими красками, с бархатной кожей и глазами-омутами, Вероника Тушнова улыбалась — и покоряла навсегда. Но не в одной красоте было дело.

Она была ангелом — мягкая, ласковая. С солнечной душой. Друзья говорили — таких, как Вероника, не бывает. И правда, она была даже как-то чрезмерно светла. Обожала дарить подарки, стремилась помогать всем и каждому, забывая о себе. Таких блаженных, как правило, жизнь учит, но не сразу. И в искренность их верят не все...

В 1941 году стихи Тушновой попали в рукие Вере Инбер. Она сказала Веронике — вам нужно писать. Окрыленная похвалой, Вероника поступила в Литинститут имени Горького и писала, писала... Понимая, что по-настоящему хорошие стихи рождаются в душе, испытавшей боль и настоящую радость, глубокое чувство.

Но ничего этого не было. Жизнь просто «как-то шла». А потом пришла война. И снова Казань, эвакуация.

Тушнова работает в госпитале. Там пахнет кровью, гноем, в воздухе — стоны, ругань, боль. Посреди этого ада не умирала только любовь. В том числе к ней: в нее влюблялись раненые, прозвавшие ее доктором с тетрадкой: в перерывах между дежурствами она строчила стихи. Критики потом скажут, что они, увы, слабоваты. А для раненых бойцов — «в самый раз». Она читала их, смущаясь, а они кивали головами.

В 1943 году Тушнова вернулась в Москву. Тот же эффект неубиваемости любви видела она теперь уже и в столичном госпитале. Ее поражало, что любовь умудряется выживать в изуродованных телах, не захлебывается в крови, не боится смерти.

«Если и стоит любить, то вот так...» — размышляла она.

Но разве так любить можно? В 1944 году в «Новом мире» приняли ее стихотворение «Хирург». А потом ее цикл «Стихи о дочери» напечатала «Комсомолка»...

Через год на стол Вероники Тушновой лег сборник стихов, названный «Первая книга». Ей не верилось, что это — ее... Но ощущение полета быстро прошло: критики обвинили ее в «камерности» и «салонности».

Она переживала. Поэтому второй ее сборник, «Пути-дороги», вый дет только через девять лет.

... Когда она впервые увидела Александра Яшина, стихи которого знала и любила, что-то сразу оборвалось и упало, а потом взлетело вверх — к горлу. Ей захотелось коснуться его щеки рукой, и от этой мысли она вспыхнула.

Они встретились взглядом. Яшин остолбенел.

— Кто эта красавица? — спросил он у приятеля.

— Вероника Тушнова. Молодая поэтесса. Одаренная.

Имя «Вероника» он повторял до вечера и утром проснулся с ним на губах. Они начали общаться. Ни он, ни она не могли противостоять этой дикой тяге друг к другу. Яшин напишет:

Как солнечный свет, как живая вода,

Твоя любовь для меня...

ВРОЗЬ, НО ВМЕСТЕ

Яшин был влюбчив, и за плечами у него было немало пылких историй и серьезный бэкграунд: браки, два, а то и три, по слухам.

Один — с тяжело болеющей Галей, второй — со Златой. Трое детей от первого брака, четверо — от второго. С будущей женой Златой, которую он называл Златой Константиновной, Александр Попов (псевдоним Яшин «прилипнет» к нему позже) познакомился в Литинституте. Она была одарена, писала стихи, потом полностью подчинила себя служению мужу, считая его поэтом с большой буквы. Яшин это понимал.

Жена моя! Все с тобою —

Работа, семья, досуг…

Всю жизнь меня с поля боя

Тебе выносить, мой друг

Описывая те отношения, что сложились в итоге у Тушновой и Яшина, обычно говорят — неземной была эта любовь. И это правда. Но правда и в том, что и Злату он любил крепко. Она была его тылом, причалом, бесконечным «пунктом возвращения». Стоило в какой-то поездке разладиться делам, как Яшин кидал Злате телеграмму: «Выезжай, я без тебя не могу!» И она бросала все и летела. На юг или на север, на целину и в тайгу. К Саше.

Ей первой он подписывал и дарил свои книги. Подписывал важно: «Злате Константиновне с большой любовью и благодарностью за все светлое, хорошее, что принесла в мою жизнь, — первый экземпляр. Александр Яшин, 6 июля — 46 г.» А на сборнике «Стихотворения» выведет: «Любимая, добрая моя Злата Константиновна! Оба мы в кризисе, и надо помогать друг другу, выкарабкиваться из бед. А я всегда с тобой, твой Александр. 20/10–58. Москва». И младшей дочке, тоже Злате, в письме укажет: «…Заинька родная, скажи по секрету своей маме, что я ее очень, очень люблю, всю жизнь любил, и буду любить всю жизнь без конца...» Но что это был за кризис? Вероника... Чистая, светлая, искренняя. Полюбившая его до безумия, отдавшая ему без сожаления всю свою страсть, нежность. Он любил ее, безусловно, любил! Сбегал к ней по выходным, и они ехали вместе за город — туда, где можно было гулять по лесам и полям, а то и остаться ночевать в стогах или на охотничьей заимке.

Это было безраздельным, сумасшедшим счастьем — видеть Веронику смеющейся, купаться в ее объятиях.

Они долго скрывали отношения. Прятали глубоко внутри свет, страсть. Но сталинский лауреат Яшин все же был на виду. Он занимал приличные посты, и пару все же заметили... Началось шипение по углам: Тушнову обвинили в карьеризме.

Его — в посягательстве на святое, семью. Он страдал, понимая, что, любя двух женщин, он и несчастными делал их обеих.

...Ни о чем тебя не прошу. А я и не обещаю. Просто люби меня. Я и люблю. Представляешь, как здорово было бы поехать куда-нибудь вдвоем. Это было бы здорово, солнышко...

Он исчезал, а она приезжала домой, падала на кровать лицом вниз. Все рвалось внутри. Она была виновата перед той, к которой он возвращался. Но что можно предъявить любви?!

■

И вместе не дано, и порознь невозможно. Увидев седую прядь в волосах, она вгляделась в отражение. Быстро летит жизнь... Но мне еще даже нет и пятидесяти! Боль распилила ее пополам. Она упала на колени. Тушнова была врачом...

За что?! Такая пытка ей — за что? За грешную любовь? Она кричала в голос. И от боли, и от любви.

Яшин поставил точку в отношениях незадолго до ее болезни. Сделал выбор. Наверное, правильный. Теперь он приходил домой, снимал пиджак, проходил на кухню. Только свет в его жизни как будто погас.

ПОТЕРЯВШИ, ПЛАЧЕМ...

Узнав, что у Вероники онкология, Яшин ездил к ней в больницу. Он не знал, что ей даже улыбаться больно. После его ухода она кричала от боли, рвала зубами подушку, съедала губы. И стонала: «Какое несчастье случилось со мной — я жизнь прожила без тебя».

Книгу «Сто часов счастья» ей принесли в палату. Она погладила страницы. Хорошо. Часть тиража разворовали в типографии — так запали в душу печатникам ее стихи.

Сто часов счастья...

Разве этого мало?

Я его, как песок золотой, намывала,

Жена Яшина ответила своими стихами — горько:

«Сто часов только — взяла да украла...»

Вероника схватилась за сердце. От боли и невозможности не любить того, кто ей не принадлежал.

■

Яшин не сразу понял, что ее больше нет. В последние дни она не разрешала пускать его в палату. Не хотела, чтобы он видел ее — такой... У него осталось другое — настоящее, надежное.

Он уезжал в домик в Бобришном Угоре и зализывал там раны, воя, как дикий зверь. Перечитывал ее стихи, ее «Не отрекаются любя...» Он мгновенно постарел, ссохся, глаза погасли. Он только теперь понял, что потерял.

...Болезнь пробралась в него тихо, подло, зло. Спустя три года он умирал от рака. Того, что убил его Веронику. Злата была рядом. Она тоже не отрекалась, любя...

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Тушнова и Яшин родились в разные годы, но в один день — 27 марта. И оба ушли в июле, она 7-го 1965-го, он 11-го, но в 1968-м. Ушли расставшись, но не разлюбив. Эдуард Асадов посвятил им дивное стихотворение. А Злата Константиновна, выпившая свою чашу боли, спустя годы выпустила сборник стихов. Они — как дневник, написанный тоскующей душой...