Вечная классика: энергичные люди снова на сцене

Идея постановки «Энергичных людей» принадлежит основателю театра Сергею Арцибашеву, ушедшему из жизни летом прошлого года. Лауреат «Золотой маски» Геннадий Шапошников, ставший его преемником на посту главного режиссера, начал работу с бережного восстановления старых спектаклей Арцибашева.

— Геннадий Викторович, в мае мы увидели восстановленные вами «Месяц в деревне» и «Энергичных людей». Почему вы «зашли» таким нестандартным образом?

— Я видел знаковые спектакли, с которых начиналась «Покровка», их любил зритель, они оставили хорошее послевкусие. Мне показалось неправильным, что они сошли с репертуара, захотелось восстановить и «Три сестры», и «Ревизора». На днях вот выпустили «Энергичных людей». Режиссура Арцибашева в первую очередь — актерская: он сам был очень хорошим артистом и что-то все время показывал. В тех местах, где актеры недотягивали, он вставлял некие режиссерские «штучки», прикрывающие «бреши». Я постарался все эти вещи уточнить по смыслу, намеренно отказавшись от трюков. Решил: пусть стараются, слушают друг друга, слово шукшинское на вкус пробуют.

Спектакль от этого стал гораздо плотнее. И тогда отчетливо проступила связь 1970-х с настоящим временем: у Шукшина герои крадут пять покрышек, а сейчас могут и 50 вагонов своровать. Вечная «русская сказка» не меняется, возросли лишь аппетиты и объемы. И ироничные слова писателя по поводу «энергичных людей» сегодня уже звучат как доктрина их жизни.

— Ваша способность четко провести генеральную линию постановки впечатлила меня на «Тихом Доне», недавно показанном на сцене Малого театра вместе с Ростовским театром драмы. Как вам удается удерживать три часа внимание зала и не увязать в громаде текста?

— Русская литература настолько велика и метафорична, что надо точно определить мысль, которую хочешь донести.

В «Тихом Доне» эта мысль связана с судьбой русской женщины, из-за которой мужики всю жизнь выясняют отношения. Потом они друг друга убивают, а женщина на себе тащит воз. Там есть эпизод: солдаты побросали фронт и пришли домой. Ко всем вернулись, а к одной нет. И как она грызет землю, как рядом визжат дети! Потому что в мыслях она уже пролетела свое будущее, то, как будет надрываться, поднимая детей одна. Это меня потрясло, и именно эту линию я постарался проложить через весь спектакль. Поэтому он и кажется таким плотным. Вообще, когда начинаешь работать с такой великой литературой, то она тебя сама поднимает и ведет. Ее надо только слушать.

— К сожалению, далеко не все следуют за великой литературой. Вы ставили Пушкина, Достоевского, Островского, Шукшина, Шекспира. Ставили в «Современнике», в Театре им. Вахтангова, Театре Наций, в «Новой опере». И нигде ни разу не поместили классических героев в лифт, в тюрьму, в бассейн. Почему?

— Я не против лифтов. Но ужасно то, что те, кто ставит внутри лифтов, рассказывают, что лифты — и есть самое то! Они искренне считают, что если есть классика, то ее нужно непременно запихнуть в лифт, в туалет, в странное какое-нибудь пространство сценическое. Вывернуть наизнанку текст, добавить себя любимого в большом количестве и сказать: это вот — Достоевский! И тут хочется процитировать Пушкина: «Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе»! Это, увы, тенденция, которая присутствует в культурном пространстве окружающего нас мира. Хотя и лифты, и андеграунд всегда существовали, но на периферии. А сейчас, к сожалению, перебазировались в центр культурного пространства. Причем все это хвалится, финансируется, обрастает премиями. А молодой режиссер смотрит и говорит: «Вот же, как надо!» Мне недавно рассказала педагог Щукинского училища, что студенты предложили ей: «Давайте сделаем, чтобы в нашем спектакле Лиза с Германом договорились пришить эту старуху». — «Зачем? Этого же нет у Пушкина!» — «Ну так же скучно!» Вот это что, им самим в голову пришло?!

— Думаю, что эта светлая мысль их посетила после богомоловского «Бориса Годунова», где летописец выкалывает летопись в застенках на коже своих сокамерников.

— Они, поверьте, многое могли взять за «образец». Осмотрелись и решили, что вот так им будет веселее.

— Давайте поговорим о перспективах «Театра на Покровке». Что вы посчитаете для себя «успехом» через несколько лет?

— Я хочу сделать из «Покровки» театральный центр, где театр будет существовать вне электрической лампочки, лифта, бассейна, туалета. То есть центр традиционной театральной ориентации. Никого не хочу обидеть: возможно, Станиславский и может существовать внутри электрической лампочки — ради бога — но я уверен, что он может существовать и вне нее. Хочу, чтобы у нас была большая сцена и чтобы на ней нельзя было орать. Потому что раньше орали только в одном театре, а сейчас — во многих, и у меня от этого ора уже звенит в ушах.

— Совсем скоро, 12 июля, — годовщина памяти Сергея Арцибашева. Что будет происходить у вас в этот день?

— Мы делаем спектакль, легкий, зажигательный, состоящий из рассказов Чехова, столь любимого Сергеем Николаевичем. Пригласим друзей театра, коллег, журналистов. И отметим эту дату так, чтобы показать всем: мы продолжаем жить!