Виктор Сухоруков: Все для людей. В новом фильме Андрея Кончаловского артист сыграл Гиммлера

Сухоруков — из тех мастеров сцены и экрана, кто создает характеры и образы, запоминающиеся надолго. Но роль Гиммлера в фильме Андрея Кончаловского «Рай», по мнению актера, станет самой невероятной в его артистической карьере.

— Виктор Иванович, как вы получили роль Генриха Гиммлера? Ведь прежде в спектаклях, поставленных в Театре Моссовета Андреем Кончаловским, вы заняты не были.

— Рассказываю любимой газете, первой. Ночью, после премьеры в Петербурге фильма Андрея Прошкина «Орлеан», в котором я снимался в роли Экзекутора, звонит телефон. Я был в гостинице и уже засыпал. Поднимаю трубку и слышу голос Кончаловского: «Виктор, здравствуй, извини, что так поздно, но у меня к тебе предложение». Не дожидаясь ответа, продолжает: «Я знаю — ты сыграешь эту роль, но мне нужно исключительное портретное сходство».

Я обрадовался и сразу согласился: «Андрей Сергеевич, о чем разговор, конечно! Только позовите, и я примчусь». Объясняя, что в Москве нужно будет сделать фотопробы, в гриме, в костюме, Кончаловский осторожно произносит имя моего героя — Гиммлер. Я согласился. Приезжаю в Москву, и меня охватывает паника: «Какой из меня Гиммлер?» Я не хотел даже идти на пробы, но помощники режиссера призвали к совести: «Андрей Сергеевич на вас надеется». На «Мосфильме» великолепный гример сделала мне грим, и через два часа в зеркале на меня уже смотрел Гиммлер. Эти фотопробы отправили за рубеж к Кончаловскому, и он тут же меня утвердил.

— В фильме «Рай» французов играют французы, немцев — немцы, русскую княгиню Ольгу — Юлия Высоцкая, и только Гиммлера — Виктор Сухоруков.

— Хотите спросить — нет ли во мне немецкой крови? Нет. Западные партнеры вопили (фильм «Рай» совместного производства: Россия, Франция, Германия. — «ВМ»): «Кто такой этот Сухоруков? Почему он?» До того как меня утвердить, на роль Гиммлера Кончаловский искал актера по всей Германии и Прибалтике. Потом пробовали французов — тоже безуспешно. Андрей Сергеевич искал актера с неуемной энергией Гиммлера. Кстати, удивительный факт: Кончаловский прилетел ко мне в Крым, где в то время проходил фестиваль «Святой Владимир», чтобы обсудить со мной роль и сделать пробы в разных линзах и прическах... Так впервые в жизни я согласился на роль, не читая сценарий. Я безгранично верю Кончаловскому.

— А как вы обсуждали роль Гиммлера?

— Андрей Сергеевич показывал мне документы, старую немецкую хронику, фотографии моего персонажа. Мною овладела страсть к игре, этакий азарт. Я не очень много размышлял о своем герое, я его играл. Да, было трудно. Вот хотя бы один факт: я учил текст, а прямо перед съемкой Кончаловский мне говорит: «Только что я его переписал, и ты будешь читать монолог на трех листах». Тогда я заперся в гостинице и, шагая по комнате в одним трусах, учил текст на немецком языке. Все три листа — хотя потом меня дублировал немецкий артист.

На съемки я полетел в Нюрнберг, в бывший старинный замок, сейчас там — карандашная фабрика. Такой атмосферы на площадке я не помню за всю свою немалую жизнь в кино. Пять камер одновременно снимали нашу сцену, но ни одной из них я не заметил. Мебель, окна, шторы, весь реквизит, люди и воздух — все было из гитлеровского времени. Я оказался в том мире и был Гиммлером. Без преувеличения.

Но Андрей Кончаловский постоянно менял задачи, давал новые задания, делал замечания, иногда суровые. Например, он упрекнул меня в том, что я «обслуживаю мундир».

Поверьте, такая работа была у меня впервые. А Кончаловский повторял: «Виктор, не думай о себе, забудь, что ты есть, речь идет не о тебе, а о Гиммлере». Он требовал от меня юмора. Учил сигару курить «правильно» — согласно этикету Третьего рейха, открывать шампанское, ходить, как Гиммлер. А самое главное — все делалось без остановки, снимался, учился, учился... За одну смену мы все снять не успели. Остались еще на день. Ночью мы снова беседовали с Кончаловским о моем герое. Если бы рядом со мной не сидел молодой, красивый, современный человек с мощным интеллектом — Андрей Кончаловский, — я бы свалился от упадка сил. Видя, что я едва стою на ногах, Андрей Сергеевич сказал: «Виктор, мы же занимаемся интереснейшим делом — снимаем кино, и надо это делать легко, вдохновенно, с куражом».

— И после этой ночи в нюрнбергской гостинице вы легко сыграли Гиммлера...

— Казус в том, что я не помню, как я его играл! Зато помню, каким был и что делал Кончаловский. Он был вежлив и деликатен на съемочной площадке со всеми, независимо от статусов, званий, чинов.

Каждый из нашей группы был для него родным, любимым, необходимым, дорогим, соратником. Я был потрясен таким отношением. На следующее утро, второе утро в Нюрнберге, оставалось снять сцену, где мой герой посвящает немца Хельмута в рыцарский клуб «Мертвая голова» и надевает на его руку перстень. Я приехал, мы все сняли, и вдруг Андрей Сергеевич говорит: «Лучшего Гиммлера нам было не найти». Я уходил от режиссера с пьяными глазами, хотя ничего не пил, счастливый. И перед тем как сесть в самолет, почувствовал, что роль Гиммлера слетела с меня, как штукатурка после землетрясения, как шелуха, и я вновь — Витя Сухоруков. И так мне стало хорошо. Вдруг раздается звонок: «Виктор, вернитесь, мы ведь еще должны снять так называемый мастер-план, и вам предстоит сыграть всю сцену целиком». И мне пришлось снова облачиться в чудовищную шкуру создателя концлагерей, который подходил к узникам, мило беседовал с ними через колючую проволоку, а потом нюхал свои пальчики.

— Виктор Иванович, когда вы произнесли несколько фраз на немецком языке, то напомнили мне другого своего героя — из фильма Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел» — императора Павла I. Ведь он, как известно, был фанатом всего немецкого, и в жилах его текла немецкая кровь его матери — Екатерины Великой. Не помогла ли вам роль Павла в работе над Гиммлером?

— Когда я играл Гиммлера, я не то чтобы не помнил Павла I, я забыл о том, что мой герой — людоед, зверь, монстр. Напрочь забыл. Хотя рядом стоял бюст Гитлера, и весь антураж фашистской Германии был воссоздан идеально. Я выполнял актерскую работу, которую мне уготовил режиссер.Признаюсь, что я делал все, чтобы Кончаловский остался мной доволен. А шлейф прежних ролей я оставил дома.К счастью, изувер Гиммлер не успел в меня глубоко вползти.Если бы я играл его в театре, возможно, все было бы серьезнее. Я считаю Гиммлера зверем, дьяволом, убийцей, ненавистником человечества и, надеюсь, таким он получился в фильме Андрея Кончаловского.

— Вы не первый раз сыграли такого жуткого человека. В фильме Алексея Балабанова «Про уродов и людей» ваш герой — явный подонок, а в фильмах «Брат» и «Брат-2» — киллер. Возможно, играя таких героев, вы извлекаете из себя все плохое и потому становитесь лучше?

— Я много работаю над собой в человеческом плане, чищу свой внутренний мир. Причем чем старше становлюсь, тем сильнее во мне желание быть лучше, чище, совестливее, нужнее людям. Скоро, 10 ноября, мне будет 65 лет.

— Вы бодры и полны сил. Зачем говорить о возрасте?

— Все равно годы дают о себе знать. Они стучатся в суставы, в мозг, в память. Годы беспокоят даже сужением возможностей. Мне уже многих ролей не дадут из-за возраста.

— Фильм Кончаловского «Рай» перекликается с последней лентой Алексея Балабанова «Я тоже хочу» своей темой — поиском и обретением рая. А есть ли он, рай? Верите ли в это?

— Я верю в продолжение жизни и в бессмертие души. А если выбирать между раем и адом, я предпочел бы оказаться там, где не будет скуки. Между прочим, «Рай» снимал тот же оператор, что и на последних картинах Балабанова — Александр Симонов. Так что сходство наверняка есть, по крайней мере, в изобразительных средствах.

— Алексей Балабанов в своем последнем интервью, которое вышло в «Вечерней Москве» в день смерти режиссера, 18 мая 2013 года, высказал пожелание, что «хотел бы попасть в рай, потому что там его отец». Наверняка вы размышляли на эту тему, потому что Балабанов вас открыл и вы дружили?

— Алексей хотел верить в то, что его отец в раю, и поэтому думал, что тоже туда попадет. Но прежде всего Балабанов хотел к отцу, а рай или не рай — это уже вторично. Балабанов так любил отца, что эта любовь должна была привести отца в рай. А если серьезно говорить о рае, то мое мнение простое: нам бы на Земле создать рай или хотя бы остаться людьми. Главное — не вредить, не быть опасным, не стать предателем самого себя и своих близких.

— А как вы относитесь к жертвенности? Из фильма Кончаловского следует, что в рай может попасть только тот, кто приносит себя в жертву ради спасения других людей.

— Жертвенность — необходима. Но если специально думать о том, на какую жертву ты идешь, — это уже коммерция. Причем крупного масштаба.

— Если сравнивать работу с режиссерами Алексеем Балабановым и Андреем Кончаловским, то каковы будут выводы?

— Я счастлив, что трудился с Балабановым и сошелся с Кончаловским. Но соединить, связать двух режиссеров могу только своей биографией. Балабанов оставил меня, не попрощавшись. Мы начали с его дебютной картины «Счастливые дни» и пропутешествовали вместе в течение большого пути. А потом Леша пошел своей дорогой и даже не объяснил, куда он пошел и почему меня оставил. А я думал, переживал, терзался. История с Кончаловским совсем иная. Я давно знаю Андрея Сергеевича — и лично, и по его фильмам, но в работе мы встретились случайно, стихийно.

— Простите за вопрос. Вас не было на похоронах Алексея Балабанова, почему?

— После смерти Алексея я придумал для себя некое поведение, которое можно назвать «неучастием». Алексей неожиданно умер, и я неожиданно «замолчал». Причем я имел неприятные свидания с некоторыми людьми, которые собирались писать книги о Балабанове. Они обижались на меня, когда я им отказывал в общении.

В то самое время, когда Алексея отпевали в Петербурге, я поставил за него свечку в Иерусалиме — в храме Гроба Господня.

Я никогда не мог понять такую черту Балабанова, как непостоянство в отношении к своим же картинам. Так, ленте «Счастливые дни» он в разное время давал самые разные оценки — от безусловной победы до полного поражения, от самой большой своей удачи до сокрушительного провала.

— Какой его фильм со своим участием цените больше других?

— Лучшая картина — «Про уродов и людей».

— А «Брат»?

— Он дал мне любовь народа, которую я к тому времени еще не заслужил.

— Есть ли у вас любимые роли в театре, в кино?

— Люблю все роли, которые любит публика. Мой главный принцип: «Все — для людей». Если зритель принимает роль, значит, и я ее полюблю. Были роли, которые я никак не мог принять, прикипеть к ним душой, что ли, но публика говорила: «Виктор Иванович, успокойтесь, соберитесь, отличный спектакль, нам нравится».

И я, слыша и чувствуя зрителя, вторил: «Ах, вам нравится, хорошо — значит, я буду стараться». Не подумайте, что я заискиваю перед публикой или угождаю ей — ни в коем случае. Но я руководствуюсь желанием публики. Никогда не буду работать с режиссерами, для которых мнение зрителей не важно.

— Приятно быть всенародным любимцем?

— Но ведь любят меня далеко не все. Недавно, этим летом, на даче на меня так бабы ругались.

— За что?

— За то, что я им замечание сделал. Оскорбляли меня, обзывали.

— А вы?

— Молчал. Опешил. Но речь не об этом. Не бывает, чтобы человека любили все, это даже неприлично. Почитайте на сайте Театра имени Моссовета по поводу моей игры — далеко не все отзывы положительные.

— Вы сыграли целую плеяду правителей, которых народ не очень-то любил: Павла I, Никиту Хрущева. Согласитесь, артистов в России почитают больше, чем правителей. Может, вам известен секрет такой любви?

— Да, секрет есть — быть интересным другим. Говорю это не только как артист, но и как зритель. Если меня игнорируют как зрителя, то я буду отвечать тем же. Око за око.

— В Америке, куда вы ездили со спектаклем Римаса Туминаса «Улыбнись нам, Господи», какая публика?

—Своя. Наши — отщепенцы. Они заполняют залы, когда приезжают наши артисты и играют наши спектакли. И надо их обслужить, чтобы не забывали, что мы — один народ. Америка, Россия... С одной стороны — это территория, а вот когда ее превратишь в свой мир, сделаешь своим царством, пристанищем, тогда и она будет не просто территорией, а целым миром.

— Как вы попали в этот спектакль Театра имени Вахтангова? Насколько мне известно, литовский режиссер Римас Туминас очень плохо знает актеров из других театров.

— С Римасом Владимировичем мы вместе учились в ГИТИСе. Я — на актерском, он — на режиссерском. Перед тем как позвать на роль Розенталя, Туминас ходил на спектакли с моим участием. Много посмотрел. Он для меня — учитель. Я учусь у него, несмотря на то что мы с Туминасом — ровесники. Признаюсь, что его наработки я использую с другими режиссерами. Он гений, который чувствует и опережает время.

— Нет ли у вас намерения выступить в качестве режиссера?

—Я актер, лидер одной армии, на знамени которой написано: «Виктор Сухоруков». Я актер до кончиков пальцев. Думаю, что родился артистом, и надеюсь, что умру артистом. Актер и режиссер — это как два полюса мира.

— Ваши коллеги отзываются о вас как о фантастическом партнере. В чем секрет такого взаимодействия?

— Просто я внимателен к каждому человеку, которому посвящаю свое время. Сейчас я полностью в вашей власти. И если вы делаете мне предложение взять интервью и я его принимаю, то я с вами честен, к вам внимателен и обязан сделать все, чтобы вы ушли от меня с чувством полного удовлетворения. Так и с партнерами.

— Виктор Иванович, как ощущаете себя сегодня? Нет ли ностальгии по прошлому?

— У меня нет повода жаловаться — ни на время, ни на жизнь. Сегодняшнее время богаче и лучше всей моей прожитой жизни. Мой сегодняшний мир существования прекрасен. Вслед за поэтом хочется повторить: «Продлись, продлись, очарованье». Но я не умиляюсь, не торжествую, а живу и наслаждаюсь каждым днем. Хотел бы, чтобы моя жизнь продолжалась как можно дольше. Хотя страха перед смертью нет. А вот чувство ностальгии по молодости, которая невозвратима, присутствует.

— В прошлом году на пресс-конференции Московского кинофестиваля, представляя фильм «Орлеан», вы утвердительно заявили: «Бог есть». Разве не знакомо вам ощущение того, что многих людей Бог покинул?

— То, что у людей нет Бога — вовсе не означает, что Бога — нет. Может быть, простите за смелое предположение, он находится в горшке с геранью? Есть некая сила, которая сохраняет в нас черты человека, а в каком она обличье, в каком месте — мы не знаем. К сожалению, современные люди позволяют себе такие поступки, на которые даже звери не способны, но это не означает, что Бог ничего не видит. Сегодня не напоминать надо о совести, а делать все возможное, чтобы остаться людьми. Пока мы в человеческом обличье, Бог — с нами.

— Вы — везучий?

— Я бы так не сказал. Однажды я научился делать выбор.

— Правда ли, что вы ездите в метро?

— А что в этом такого? В Москве — лучшее в мире метро.

— Любите ли вы книги?

— Раньше очень любил, а сейчас нет времени на чтение. Я люблю эмоциональную литературу. Например, сильно умный Кафка — не мой автор. А вот Балабанов очень любил Кафку.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Памятник на родине героя

Земляки поставили актеру Виктору Сухорукову, герою популярных фильмов, памятник в родном Орехово-Зуеве. Сухоруков сначала стеснялся: ну он же подвигов не совершал, а теперь даже гордится народным подарком (далее...).

Андрей Кончаловский получил "Серебряного льва" за режиссуру фильма "Рай"

«Серебряного льва» в номинации «Лучший режиссер» на 73-м международном Венецианском кинофестивале получил Андрей Кончаловский за свой фильм «Рай» (далее...).