Здесь режиссер взялся пусть за классический, но все же не самый популярный у современной публики сюжет: наследие Древней Греции, коим является эта трагедия Софокла, ей знакома отчасти. Между тем, первый теоретик драматического искусства, Аристотель, назвал «Царя Эдипа» идеалом трагического произведения, и арбатская сцена сумела передать это совершенство.

В городе Фивы, правителем которого является Эдип (его играет Виктор Добронравов), мор. Гибель людей можно остановить, выгнав из города убийцу предыдущего царя Лая. Все бы ничего, но этим человеком является Эдип. О том, как к нему приходит осознание своего преступления, и рассказывает трагедия. Но Эдип не злоумышленник, он жертва судьбы. Дело в том, что Лай в свое время приказал убить собственного новорожденного сына, услышав пророчество, что тому суждено однажды убить его самого и жениться на его вдове и собственной матери Иокасте (Людмила Максакова). Слуга, которому поручили расправу, из жалости отдал младенца на воспитание в семью из соседнего города. Мальчика назвали Эдипом. Повзрослев, он узнал пророчество про себя и убежал от родителей. На пути встретил троих всадников, завязалась драка. Двоих Эдип убил, среди них был Лай. После этого Эдип стал королем Фив и женился на Иокасте.

Туминас с примерным почтением отнесся к такому древнему драматургическому материалу. Одним из главных героев спектакля режиссер делает судьбу. Она предстает в образе огромного стального цилиндра, который то накатывается на героев, то уходит в глубь сцены. На него герои взбираются, с его высоты читают некоторые монологи. В финале он зловеще выводится на авансцену, намекая и залу на неотвратимость судьбы. Режиссер усиливает значение высшего промысла в его античном представлении, вводя в спектакль и образ птиц (у Аристофана есть целая комедия «Птицы», где те являются покровителями земной жизни). В спектакле птичьим щебетом отзывается детский смех.

Виктор Добронравов здесь окончательно утвердился как звезда арбатской труппы. Поэзия Софокла из него «льется» легко, как проза, а все душевные переломы своего героя и его бессильную печаль перед судьбой он переживает очень глубоко, естественно и понятно. Как будто нет двух с половиной тысяч лет, отделяющих Эдипа от нас. Есть в его игре и вольности, но они не диссонируют: например, Эдип утешает свою обреченную на страдания жизнь в гармонии музыки… и берется играть на саксофоне. Грустит, о чем-то размышляет и играет – пусть не по Софоклу, но зато это усиливает боль героя от неотвратимости личной драмы.

Достоинств у спектакля масса, всех не перечислить. Одно очевидно: любому уважающему себя театралу необходимо его увидеть, чтобы убедиться – классика может снискать успех, быть современной и без изощренных режиссерских прочтений.