В Большом театре состоялась презентация новой версии балета Бориса Эйфмана «Русский Гамлет»
Как в дни первых премьер в Варшаве (1999) и в Москве в Большом театре (2000), обновленный балет «Русский Гамлет» поражает своей цельностью, художественной образностью, глубиной философских размышлений о добре и зле, о жизни и смерти, о трагической судьбе неординарной личности в мире лжи, насилия и вероломства.
Борис Эйфман – один из немногих современных хореографов, кто умеет через прошлое заглянуть в будущее и задуматься о настоящем.
Оставив без изменений сюжетную канву спектакля о судьбе Наследника (от убийства его Отца до гибели юной Жены царевича, дерзнувшей мечтать о троне Императрицы), так напоминающей судьбу принца Гамлета, Эйфман насытил хореографию новыми красками пластической и эмоциональной выразительности. И сделал он это в союзе с музыкой Бетховена (имперское величие) и Малера (человеческая трагедия) и оригинальной сценографией Вячеслава Окунева, искусно воссоздавшего строгость и пышность екатерининской эпохи.
Однако сутью феномена «Балетного театра Эйфмана», который ныне отмечает свое 40-летие, была и остается уникальная палитра танцевально-пластических средств, с помощью которых хореографу удается не только передавать содержание спектакля, но и объединять остальные искусства.
Несмотря на название и обилие персонажей, «Русский Гамлет» – балет о судьбе двух людей: Наследника и его матери – Императрицы, которая не любит сына уже за то, что он наследует «ее трон». Царевич рожден, чтобы любить, творить, дерзать во имя славы и величия Отечества, но вынужден жить в атмосфере дворцовых интриг, слежки, третирования со стороны матери, постепенно погружаясь в мир химер, маний и духовного одиночества.
Порой он ощущает себя марионеткой в чужих руках, этаким оловянным солдатиком, бездумно марширующим перед Императрицей и ее фаворитами. И тогда он сравнивает собственную судьбу с судьбой Гамлета, разыгрывая для Императрицы и ее гостей сцену «Мышеловка» из шекспировского спектакля бродячих актеров. Аналогию с героем Шекспира довершает появление в императорских покоях призрака Отца царевича.
Юный Царевич в исполнении Олега Габышева полон любви и надежд, но одинок и глубоко несчастен, а потому нерешителен в делах и поступках: классические линии его пластического образа выражают почтение и покорность, которые нарушаются «всплесками» обиды, беспомощного гнева, но тотчас гаснут (грозна матушка-императрица!). Это состояние вечных сомнений и неуверенности в себе, постоянной борьбы между душевными порывами и страхом за их последствия красной нитью проходит через всю пластику Габышева, которая требует не только виртуозной техники, но и большого драматического дарования. Эйфмановский премьер обладает и тем, и другим. В основе его образа Царевича – отчаяние и трагедия, а не гнев и безумие.
Императрица в исполнении Марии Абашовой, танцовщицы виртуозной и драматически одаренной, – образ весьма противоречивый. Самодержавная правительница, готовая ради власти и трона смести любые препятствия; прирожденная интриганка; нежная любовница, легко расстающаяся с фаворитами; жестокая, не любящая сына мать; коварная, лукавая женщина… И всё это она – Великая Императрица. В ее пластическом образе почти нет лирических красок, зато много величия, гордыни, гневливости, откровенной эротики и безудержной страсти.
Эйфман обладает уникальным даром органически сплавлять пантомиму, классические, современные и народные пластические элементы в целостные танцевальные образы – точные по содержанию, драматически и композиционно выстроенные, эмоционально наполненные.
Единственный лирический дуэт в спектакле – дуэт Наследника с Женой – наполнен красотой и силой искреннего чувства, надеждой на будущее. Природные краски пластической индивидуальности Любови Андреевой (мягкость и «певучая» кантилена) придают ее танцу нежность и одухотворенность, но до той поры, пока в ее юной головке не возникают мечты о троне.
Здесь, думаю, уместно вспомнить еще об одном художественном приеме Эйфмана: он как никто другой умеет превращать отдельные предметы в метафорические символы, которые становятся не просто еще одной краской в создании внешней формы персонажа, а своего рода его партнером, участником действия, органично вплетаясь в хореографическую ткань спектакля. Мы видим различное назначение одного и того же предмета, например, царского трона. Он – то символ монаршей власти, то надежда будущего царя, то место раздумий, то предмет зависти и раздора, то ложе страстных утех, то грозное орудие борьбы и мести…
Блестяще исполнили партии второго плана Сергей Волобуев (Фаворит) и Олег Марков (Отец Наследника).
Как всегда у Эйфмана, слаженно работал кордебалет – виртуозно, вдохновенно, зеркально точно. Браво!
В спектакле «Русский Гамлет» больше многоточий, чем точек, и в этом, по-моему, тоже заслуга хореографа Бориса Эйфмана, который дает нам пищу для души и разума.