Любить. Молиться. Петь: 5 малоизвестных стихотворений Петра Вяземского

Пётр Андреевич – представитель старинного княжеского рода Вяземских, сын действительного тайного советника, нижегородского и пензенского наместника, князя Андрея Ивановича Вяземского и княгини Евгении Ивановны Вяземской, урождённой ирландской подданной О’Рейли. В честь рождения Петра - 12 (23) июля 1792 года – князь Андрей Иванович приобрёл подмосковное село Остафьево, где отстроил знаменитую усадьбу, в которой прошли детство и юность поэта и которая впоследствии стала средоточием культурной жизни России начала XIX века. Здесь гостили Жуковский, Батюшков, Грибоедов, Пушкин, Карамзин, Гоголь, Денис Давыдов, Адам Мицкевич.

Получив прекрасное домашнее образование, продолженное в Петербургском иезуитском пансионе и пансионе при Педагогическом институте, Пётр Вяземский в 1805 году поступил на службу в Межевую канцелярию юнкером. Когда ему было 15 лет, ушёл из жизни его отец, оставив сына единственным наследником огромного состояния. Опекуном юного князя, названным им впоследствии "вторым отцом", стал историк Николай Карамзин, муж сводной сестры Петра Андреевича. Так молодой Вяземский вошёл в тесный круг московских литераторов карамзинского круга.

Рано увлёкшись пробой пера, Пётр Андреевич постоянно совершенствовал свой стиль, совмещая черты повлиявшей на него классической гражданской лирики конца XVIII-начала XIX веков в духе Жуковского и Державина и "лёгкой" французской поэзии. Также хорошо ему удавались сатирические эпиграммы. С 1809 года молодой поэт начал постоянно печататься в журналах такого уровня, как "Вестник Европы". В 1811 году 19-летний Вяземский женился на княжне Вере Фёдоровне Гагариной, прожив с ней долгую и счастливую жизнь. У Вяземских родилось восемь детей, но большинство умерло в раннем возрасте, пережил родителей только сын Павел, ставший известным археографом и историком литературы. Во время Отечественной войны с Наполеоном 1812 года Пётр Андреевич вступил добровольцем в народное ополчение, принимал участие в Бородинском сражении в чине поручика.

В 1813-1817 году происходит восхождение Вяземского как одного из самых перспективных молодых поэтов России, а в 1817 году он в качестве переводчика при императорском комиссаре отправляется в Царство Польское, участвует в составлении "Государственной уставной грамоты Российской империи", неоднократно лично встречается с императором Александром I, обсуждая вопросы, связанные с будущей конституцией. Однако, после высказывания негодования в своих стихах по поводу отказа Александра от либеральных реформ, Вяземского от службы отстраняют. В 20-е годы Пётр Андреевич, находящийся в опале, живёт в основном в Москве и в Остафьево, несколько отходит от поэзии, занимается по большей части журналистикой. Он основывает популярный журнал "Московский Телеграф", пишет критические статьи и рецензии, переводит иностранных авторов. Именно написанные в это время стихотворения займут достойное место в сокровищнице русской поэзии. Знаменитые элегии "Первый снег", "Уныние", написанные в конце 1819 года, высоко оценивал лучший друг поэта – Александр Сергеевич Пушкин. Вольнодумная лирика - "Негодование", "Петербург", "К Кораблю" – стала знаковой для своего времени. А в 1828 году Вяземский написал одну из лучших своих сатир "Русский Бог", запрещённую в России и изданную Герценом в Лондоне.

В 30-е годы Вяземский вновь был приглашён на государственную службу в Министерство финансов, переехал с семьёй в Петербург. Постоянно продвигаясь в чинах, при дворе Александра II он занимал достаточно высокое положение. Фактически на протяжении 13 лет внешняя торговая политика России находилась в ведении Вяземского. Литературная деятельность в 30-е годы становится меланхоличной и мрачной, сходит практически на нет, что было во многом связано с чередой личных трагедий: смертью детей, друзей, в том числе Пушкина.

В 1839-1841 году происходит признание литературных заслуг Вяземского – он становится членом Российской Академии наук и Санкт-Петебургской Императорской Академии наук. В то же время его взгляды резко меняются от либеральных до резко-консервативных и глубоко религиозных. Значение его творчества значительно уменьшается, многие критики, в том числе и В.Г. Белинский, считают его устаревшим. Значительным явлением становится цикл патриотических стихотворений, вдохновлённый Крымской войной.

В 1850-е годы Вяземский, столкнувшийся с прогрессирующей нервной болезнью, уходит в отставку и много лечится и живёт в Европе - Германии, Австрии, Италии, Франции, Швейцарии, регулярно бывая в Москве и Петербурге. Так, он становится основателем и первым председателем Русского исторического общества в 1866 году. Он продолжает публиковаться в журналах: в основном, это выдержки из записныx книжек, которые он с перерывами вёл с 1810-х годах, и мемуарные статьи. Русскую литературу после Пушкина Вяземский воспринимал резко отрицательно, не принимая творчество Александра Островского, Николая Некрасова, Ивана Тургенева. Что касается поэзии, поздний период творчества Вяземского практически не был оценён современниками, не отвечал духу нового времени. Первый и единственный прижизненный сборник Вяземского "В дороге и дома", включавший 289 стихотворений, вышел в начале октября 1862 года в Москве и имел весьма скромный успех. Последние годы жизни Пётр Андреевич, забытый на Родине, провёл в основном на водах в Хомбурге, а также на своём любимом европейском курорте Баден-Бадене, где и скончался в возрасте 86 лет. Похоронен он был на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры Санкт-Петербурга.

Феномен Вяземского достаточно интересен: пройдя почти 70-летний творческий путь, он опубликовал всего один сборник стихов, и то в 70-летнем возрасте. К середине его творческого пути его поэзия перестала восприниматься как актуальная, и на долгие годы о нём незаслуженно забыли. Только недавно интерес к Вяземскому стал возрождаться. Тем не менее, многие аспекты творчества Вяземского остаются неизученными, а некоторое количество его стихотворений, статей и большая часть переписки и вовсе никогда не публиковались.

"Вечерняя Москва" представляет подборку малоизвестных стихотворений поэта.

Любить. Молиться. Петь (1839)

Любить. Молиться. Петь. Святое назначенье
Души, тоскующей в изгнании своём,
Святого таинства земное выраженье,
Предчувствие и скорбь о чём-то неземном,
Преданье тёмное о том, что было ясным,
И упование того, что будет вновь;
Души, настроенной к созвучию с прекрасным,
Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!
Счастлив, кому дано познать отраду вашу,
Кто чашу радости и горькой скорби чашу
Благословлял всегда с любовью и мольбой
И песни внутренней был арфою живой!

Молитва (1840)

Бывают дни, когда молиться так легко,
Что будто на душу молитвы сходят сами,
Иль Ангел, словно мать младенцу на ушко
Нашёптывает их с любовью и слезами.

В те дни нам жизнь ясней и внутренним глазам
Доступней Промысла таинственная книга,
И чище радость в нас, и крест не в бремя нам,
И благ тяжёлый гнёт возлюбленного ига.

Бывают дни, когда мрак на душе лежит;
Отяжелевшая и хладная как камень,
Она не верует, не любит, не скорбит
И не зажжётся в ней молитвы тихий пламень.

Хранитель Ангел мой! Не дай мне в эти дни
Пред смертью испытать последнее сомненье
И от души моей ты немощь отжени
И хлад неведенья и чувств окамененье.

Но тёплых слез во мне источник обнови,
Когда остынет он в дремоте лени томной;
Дай умиленье мне молитвы и любви,
Дай память смертную, лампаду в вечер тёмный!

"Зачем вы, дни? " - сказал поэт (1863)

"Зачем вы, дни? " - сказал поэт.
А я спрошу: "Зачем вы, ночи? "
Зачем ваш мрак сгоняет свет
И занавешивает очи?

И так жизнь наша коротка,
И время годы быстро косит,
А сон из этого клочка
Едва ль не треть ещё уносит.

Счастливцу - сон? Он у него
Часы блаженства похищает,
А на лету и без того
Он их так мало насчитает.

Счастливцу сон - разрыв со всем,
Чем сердце радостью дышало:
Как мёртвый, слеп он, глух и нем,
Души как будто не бывало.

Смерть называют вечным сном,
А в здешнем - временно мертвеем.
Зачем нам спать, когда потом
Мы вдоволь выспаться успеем?

Когда б я с счастьем был знаком,
О, как бы сон я ненавидел!
На клад мой, на святыню в нём
Я посягателя бы видел.

Страдальцу сон же не с руки,
Средь тяжких дум, средь грозных мраков,
На одр недуга и тоски
Не сыплет он прохладных маков.

Весь мутный ил, которым дни
Заволокли родник душевный,
Из благ - обломки их одни,
Разбитые волною гневной, -

Всплывает всё со дна души
В тоске бессонницы печальной,
Когда в таинственной тиши,
Как будто отзыв погребальный,

Несётся с башни бой часов;
И мне в тревогу и смущенье
Шум собственных моих шагов
И сердца каждое биенье...

Ум весь в огне; без сна горят
Неосвежаемые очи,
Злость и тоска меня томят...
И вопию: "Зачем вы, ночи?"

Жизнь наша в старости - изношенный халат ( между 1875 и 1877)

Жизнь наша в старости - изношенный халат:
И совестно носить его, и жаль оставить;
Мы с ним давно сжились, давно, как с братом брат;
Нельзя нас починить и заново исправить.

Как мы состарились, состарился и он;
В лохмотьях наша жизнь, и он в лохмотьях тоже,
Чернилами он весь расписан, окроплён,
Но эти пятна нам узоров всех дороже;

В них отпрыски пера, которому во дни
Мы светлой радости иль облачной печали
Свои все помыслы, все таинства свои,
Всю исповедь, всю быль свою передавали.

На жизни также есть минувшего следы:
Записаны на ней и жалобы, и пени,
И на неё легла тень скорби и беды,
Но прелесть грустная таится в этой тени.

В ней есть предания, в ней отзыв наш родной
Сердечной памятью ещё живёт в утрате,
И утро свежее, и полдня блеск и зной
Припоминаем мы и при дневном закате.

Ещё люблю подчас жизнь старую свою
С её ущербами и грустным поворотом,
И, как боец свой плащ, простреленный в бою,
Я холю свой халат с любовью и почётом.

В воспоминаниях ищу я вдохновенья (1877)

В воспоминаниях ищу я вдохновенья,
Одною памятью живу я наизусть,
И радости мои не чужды сожаленья,
И мне отрадою моя бывает грусть.

Жизнь мысли в нынешнем; а сердца жизнь в минувшем,
Средь битвы я один из братьев уцелел:
Кругом умолкнул бой, и на поле уснувшем
Я занят набожно прибраньем братских тел.

Хоть мёртвые, но мне они живые братья:
Их жизнь во мне, их дней я пасмурный закат,
И ждут они, чтоб в их загробные объятья
Припал их старый друг, их запоздавший брат.