Актер и режиссер Евгений Гришковец во время предпремьерного показа спектакля «Прощание с бумагой» в театральном центре «На Страстном». / Фото: Новодережкин Антон

В сегодняшней литературе и театре, пожалуй, нет более своеобразного, не похожего ни на кого другого персонажа как Евгений Гришковец. Проживая в Калининграде, он часто бывает на гастролях со своими спектаклями не только в России, но и в Европе. Он является лауреатом большого числа премий, и в том числе «Золотой маски». При этом успокаиваться и почивать на лаврах славы Гришковец не желает, а продолжает работать много и упорно. Недавно он представил обществу два новых своих изданий - книгу прозы «Боль» и пьесу «Уик энд (Конец недели)».

- Евгений, как появилась ваша новая книга прозы?

- История ее появления очень непростая. Первую страницу рукописи я написал еще в сентябре 2011 года, и очень долго она у меня не шла.

- Повесть «Боль» не писалась?

- В этой книге нет произведения с таким названием. Сюда вошли повесть «Не пойманный», рассказы «Ангина» и «Палец». Все они так или иначе связаны с болью. Душевной или физической. Повесть «Не пойманный», пожалуй, самое трагическое произведение, которое я когда-либо писал. Критики всегда обвиняли меня в излишнем позитивизме, в лакировке действительности. Так что читателям, привыкшим к такому моему образу, эту книжку читать не рекомендую. И повесть, и рассказы, действительно, совсем не веселые, скажем так.

- А почему? У вас изменилось мировоззрение, отношение к жизни?

- Нет, мое восприятие мира не изменилось, оно не стало трагическим или безнадежным. Но ко мне пришел замысел именно такой повести, кстати, сначала я ее хотел назвать «Повесть, не ставшая романом», но потом возникло другое название.

- Так почему же она писалась так долго?

- Лично мне очень трудно писать повесть, зная, что она закончится невесело. Мне совсем нерадостно испытывать своих героев, людей совсем неплохих, различными трагическими ситуациями. Так что я возвращался к этому тексту с большим трудом, постоянно перескакивал с него на что-то другое. Например, на книги «Письма к Андрею», «От жизни к жизни», «Почти рукописная жизнь», какие-нибудь статьи. В какой-то момент я даже начал думать, что мне не хватит сил эту повесть закончить, и был уже готов сдаться. Но все-таки в начале этого года, я собрался и заставил себя ее завершить. Я устал от этого текста страшно.

- Неужели вы и сами страдали, испытывали боль при этом?

- Нет, для меня творчество все-таки не страдание, а большая радость, поскольку есть замысел и возможность его воплощать. Другое дело, что работа далеко не всегда может идти легко и быстро. Творчество - это всегда преодоление обстоятельств. Собственной лени, различных соблазнов. Например, тебя куда-то зовут, а ты остаешься дома и работаешь. Также часто бывает, что в какой-то момент тебе хочется проскочить вперед и писать дальше, но ты понимаешь, что здесь, в этой детали, черте героя есть какая-то неточность. А значит, нужно остановиться и искать наиболее четкое выразительное средство. Я всегда отвечаю за каждое написанное мною слово, и в каждом своем тексте выкладываюсь на все сто процентов. Я неоднократно говорил, что каждая моя новая книга – это документ, свидетельствующий о пределе моих литературных возможностей на сегодняшний день. И в данный момент лучше я написать не могу.

- Так же у вас вышла и пьеса «Уик энд (Конец недели)», расскажите и про нее.

- Это еще одна пьеса, которую мы написали в соавторстве с моей коллегой Анной Матисон. У нас уже выходили пьеса «Дом» и фильм «Сатисфакция». Издать пьесу отдельной книгой было моим собственным решением. Во-первых, еще в чеховские времена была такая традиция выпускать пьесы отдельными книгами. Театр, особенно в небольших городах, был почти никому не доступен. И люди могли хотя бы эти пьесы прочитать. Также я понимаю, что постановки этой пьесы в Москве и Петербурге в ближайшее время не будет, а в провинции ее не поставят никогда, так что у публики есть возможность ее только прочитать. Называется она «Уик энд», не потому что мы не знаем как это выражение пишется по-русски, мы имели ввиду, что название можно перевести и как «слабый конец» в противоположность банальному хеппи-энду. В этой пьесе два акта, это первая двухактная пьеса, которую я написал.

- Почему эту пьесу нигде не поставят? Неужели это так задумывалось?

- Нет, конечно, она задумывалась и писалась для того, чтобы быть поставленной. Но теперь, когда мы ее завершили, я понимаю, что это вряд ли возможно. Во-первых, потому что в пьесе нет ни одного слова мата, стало быть, она не может быть интересна молодой режиссуре из полуподвалов. Я не люблю эту режиссуру, хотя сам тоже вышел из полуподвала. Но тогда было одно время, а сейчас уже совсем другое. И сегодня непонятно, кому в пику сидеть в полуподвале. Конечно, дело не только в мате. Пьеса радикально отличается от современной драматургии тем, что она про нормального, обычного городского жителя, не маргинала, не представителя секс-меньшинства, не политического радикала. И это такая тема, которая неспособна заинтересовать большинство представителей той режиссуры, которая оккупировала основные театральные площадки. С этой пьесой сложно делать какие-то сценические фокусы, которые так любит современная московская и питерская сцена. К тому же в ней очень много, целых персонажей 12, а значит, экономически для какого-то антрепризного проекта она просто неподъемна.

- А кто был первым читателем вашей книги? Жена?

- Не скажу. Жена не могла прочитать первой, потому что я ей диктовал эту книгу, то есть у нее был такой болезненный процесс чтения через написание.

Материал был подготовлен на основе встречи с читателями, проходившей 5 апреля в книжном магазине «Москва», в рамках презентации двух новых книг Евгения Гришковца «Боль» и «Уик Энд (Конец недели)».

Книги