Право на бессмертие есть у каждого...

Я демобилизовался почти на год раньше моих друзей. Попытка куда-то устроиться после армии, сдача каких-то экзаменов в МГУ (...), небольшой роман с Майей, студенткой факультета журналистики. В жизни все так прилажено, что достаточно опустить или порвать одно звено, как вся цепь, причинно-следственные отношения рассыпаются, рвутся, и жизнь, как неудавшуюся задачу, надо будет решать заново.

Весною под вечер мы прогуливались с Майей у Александровского сада. И вдруг я услышал характерное пощелкивание, а потом лихой переливающийся посвист. Этот свист-пересвист нельзя было спутать ни с чем: "Майя, да это же соловей!" Психологию студенток факультета журналистики не спутаешь ни с чьей другой. Неизбывный прагматизм – их главная черта. Майя немедленно оживилась, ее тренированный на подобное ум тут же отреагировал: "Об этом можно написать информацию в газету". Но это было только начало. Надо знать, что для всех нас газета в то время была недосягаема, как мост через Темзу. Недаром в те времена на журфаке МГУ был такой огромный конкурс. Какими неведомыми путями туда, в редакционные рощи, проникали простые люди? Может быть, они, как ангелочки, спускались с неба? (...) Газета казалась так же недосягаема как Литературный институт (...) Но, по Майе, все оказывалось не совсем так. Она мне все объяснила. Знание правил и технологии сильно облегчает задачу. По ее словам, надо было написать заметку об этих самых соловьях, прийти в московскую молодежную газету – и с порога заявить: "Я принес вам информацию о соловьях в Александровском саду".

Бедная Майя, что она наделала! Она ведь, возможно, рассчитывала на наши с ней дальнейшие отношения. Но тут-то все и закончилось.

Волка и журналиста кормят ноги. Я брался за любую работу, а в журналистике, как почти и везде, довольно быстро можно стать кем-то, если ты хорошо работаешь. Я уже начал чувствовать себя в ядре нашего маленького сообщества и уже готов был на что-то претендовать (...) Но первой звездой все же была пока неизвестная мне Вэ. Иванова.

(...)

Как именно пишет моя будущая жена, я понял не сразу. В принципе, и у нее и у меня был дар складывать слова. Нам обоим было непонятно, когда люди мучились, без конца зачеркивая и переписывая простые фразы. В журналистике это случается нередко (...) Если говорить о Вале, то именно к ней можно было бы отнести слова Ахматовой, что у писателя фраза должна, как кошка, падать сразу на четыре лапы.

(...)

В маленьком сообществе молодых пишущих людей были свои критерии престижа. Репортаж, корресподенция, информация – в той или иной степени это умели делать все. Другое дело – материал об искусстве, о кино, о живописи или театре – на это, в тайне, были нацелены многие. Большинству казалось, что именно здесь можно показать себя... Но отдел искусства в газете стоял, оберегая чистоту своих рядов, намертво. Никого и ни за что! Практически сюда была вхожа только пестрая птичка Вэ.Иванова.

(...)

Теперь стоит признаться, что я многое списывал в своей жизни с Вали и часто пользовался ее устными рассказами и замечаниями... В потенциале я менее интересен, нежели Валя, о которой пишу. Это ее скромное житие, и я знаю, что не умру, пока не допишу до конца. Право на бессмертие есть у каждого человека.