Новая редакция классической «Жизели» на сцене Большого театра

На главной балетной сцене России состоялась премьера обновленной постановки балета Адольфа Адана «Жизель» — в дополнение к двум существующим в репертуаре Большого театра редакциям: Юрия Григоровича и Владимира Васильева.

Основная интрига обновленной постановки «Жизели» в Большом театре заключалась в том, что в качестве хореографа был приглашен его экс-худрук, а с 2009 года постоянный хореограф Американского театра балета (American Ballet Theatre) Алексей Ратманский.

Его «Жизель» — это дерзкий микс из петербургской редакции (1884) Мариуса Петипа постановки Жана Коралли и Жюля Перро (1841), хранящихся в Гарвардском университете нотаций Николая Сергеева, описаний хореографа Анри Жюстамана, других библиотечных и архивных материалов, а также собственных впечатлений и наработок.

Редакция «Жизели» хореографа Ратманского отличается от многочисленных редакций танцовщиков, воспроизводящих версии, в которых они когда-то блистали; отличается обобщенной образностью, новыми эмоциональными красками и темпоритмами. Она относится к тем небесспорным версиям, которые вносят свой вклад в современную интерпретацию классического балетного наследия.

Природа сценического искусства такова, что любой спектакль, музыкальный в особенности, заканчивается с закрытием занавеса. Уже завтра он с теми же артистами и с тем же составом оркестра будет несколько иным: по эмоциям, по энергетике, по интерпретационным нюансам музыки и исполнения. Что тогда говорить о балете «Жизель», чей возраст приближается к 180 годам?

Поэтому часто звучащие ныне утверждения постановщиков, что им удалось воссоздать «подлинные балетные тексты», — не более чем благие пожелания. Найденные в архивах записи, описания, зарисовки — это материалы для исследователей и помощь балетмейстерам в сочинении собственных версий, а сценическое исполнение совсем другое — это сама жизнь. И, слава богу, что это так, иначе театры превратятся в археологические музеи, а живое сценическое действо — в их экспонаты.

Ратманский смело ввел в свою редакцию «Жизели» новые мизансцены, расширил присутствие пантомимы. Изменилась трактовка персонажей и их взаимоотношений: уточнен образ Берты, матери Жизели (Людмила Семеняка); лесничий Ганс (Дмитрий Дорохов) перестал быть привлекательным влюбленным страдальцем. Акцентировано значение христианской церковной символики.

Не избежал балетмейстер соблазна по-своему поставить и знаменитое Крестьянское па-де-де на музыку Фридриха Бургмюллера («изюминка» Петипа»), что делают практически все хореографы. Ратманский ввел его в общую структуру спектакля, сделав кульминацией «радостной части» первого акта и контрастом к его заключительной трагической сцене. Блестяще исполненный виртуозными танцовщиками Елизаветой Кокоревой и Георгием Гусевым дуэт стал одной из ярких образных красок развития сюжетной линии балета, а не просто вставным номером.

Во втором акте Ратманский расширил привычную орнаментальную задачу кордебалета, создав с помощью виллис обобщенный образ мистической силы мести несостоявшихся невест мужчинам за их предательство, вероломство, неверность, обман. Придуманные хореографом поддержки создают иллюзию бестелесности виллис, их ускользаемость из рук Ганса и Альберта.

Особо следует сказать об исполнителях главных партий: премьерах Большого театра Екатерине Крысановой (Жизель) и Артеме Овчаренко (Граф Альберт). Они продемонстрировали «станцованность» дуэта, виртуозную технику исполнения, «романтизм души», незаурядную артистичность. Юношеская стремительность танца Альберта–Овчаренко хорошо сочетается с по-детски озорным танцем Екатерины Крысановой.

Второй акт — суд виллис — завершает драму разрушенной мечты Жизели. Но и в этом мистическом акте бесцветных теней Крысанова находит эмоциональные краски для раскрытия поэтической природы своей героини. Ее танец будто разрывает невидимые путы смерти...

Появление Альберта Жизель встречает отстраненно, но оживают воспоминания… Танец Жизели-виллисы с Альбертом восхитителен и самозабвенен (как тут не вспомнить слова чеховской Чайки: «Люблю, до отчаянья люблю!»). Он мог бы длиться бесконечно, если бы безжалостные виллисы не желали смерти пришельцу. И тогда Жизель бросается на защиту возлюбленного. Она не молит призрачных подруг о пощаде, она требует своего права карать или миловать.

Неземной сильфидой предстает в спектакле Мирта в исполнении Екатерины Шипулиной. Ее первый танец, наполненный широкими, величественными движениями, носит характер зловещего заклинания, а повелительные жесты — воплощение неумолимого, категорического приказа; она ненавидела всех, кто живет, страдает и любит.

Абсолютной новацией спектакля стал прощальный воздушный поцелуй-пожелание счастья Альберту исчезающей в вечности Жизели.

Задуманную Ратманским атмосферу спектакля подчеркивало световое оформление Марка Стэнли, сценография и костюмы, выполненные американским художником Робертом Пердзолой с использованием эскизов Александра Бенуа.

Зрители тепло встретили новую постановку «Жизели» и долго не отпускали создателей спектакля и исполнителей со сцены, одарив их цветами и горячими аплодисментами.

Читайте также: Театру «Ленком» присвоили имя Марка Захарова