Игорь Угольников: фильмы о войне должны обязательно проходить экспертизу

Монумент, посвященный подвигу 21-й дивизии народного ополчения столицы, будет открыт на Кутузовском проспекте. Найдет свое отражение тема подвига защитников Москвы и на киноэкране. Корреспондент «Вечерней Москвы» обсудил с Игорем Угольниковым, режиссером и продюсером драмы, посвященной ополчению (название картины еще не определено), почему настолько важны сегодня такие фильмы и какие проблемы испытывает жанр военного кино в нашей стране.

Один из наиболее успешных российских режиссеров, снимающих фильмы о войне, Игорь Угольников занят работой над фильмом про московских народных ополченцев, защищавших столицу осенью 1941 года. У фильма пока нет названия. Чтобы лучше понять то драматическое время и рельефнее отразить его на экране, съемочная группа изучает множество документов.

— Игорь Станиславович, все прекрасно знают, как играть в футбол, управлять государством и снимать кино. Тем не менее в отечественной киноиндустрии, особенно в фильмах, посвященных Великой Отечественной войне, существуют объективные проблемы. В их адрес звучит много критики. Что же не так?

— Этот же вопрос мы обсуждали с президентом Владимиром Путиным, когда говорили об экспозиции «Подвиг народа» в Музее Победы на Поклонной горе. Самая главная проблема нынешнего кино о войне в том, что молодые зрители, которые ходят в кинотеатры, активно пользуются интернетом, российскому кино не доверяют вообще, а военному в частности. К сожалению, многие мои коллеги не заботятся о должной достоверности при создании фильмов о войне. Удивительным образом молодые люди, которые не хотят знать ничего о войне или и так о ней не знают, чувствуют неправду.

Трудно объяснить, почему так происходит. Может, это память поколений, хранящаяся на генетическом уровне, но… Это возникает, как только на экране показывается неправда, а для достижения успеха режиссеры и сценаристы пользуются ходами, которые, по определению нашего президента, должны прежде всего заинтересовать западного зрителя, поскольку они спекулируют на истории проблем СССР. В итоге эта профанация фильмов о войне отталкивает зрителя. И каждому новому фильму это доверие приходится заново возвращать. А молодой зритель видит афишу и решает, куда ему пойти: на комедию «Непосредственно Каха» или кино про подольских курсантов. Выбирают «Каху». Но винить в этом зрителя нельзя.

— Почему же не винить в дурновкусии?

— Да зритель не хочет видеть на экране то, что придется проецировать на себя и задавать вопрос: «А как бы я поступил в этой ситуации?» Потому я и утверждаю, что государство должно заботиться о том, чтобы фильмы о Великой Отечественной войне снимались достоверно и ярко.

— А к какой достоверности нам нужно стремиться? В фильме «Они сражались за Родину» глаз опытного историка найдет много формальных несоответствий в форме, в вооружении, технике. Но любим мы эту картину не за это…

— Понимаете, там вся съемочная группа, режиссер, актеры прошли войну. Они видели своими глазами то, о чем снимали фильм, и не могли нас обмануть! Именно в этом и есть достоверность. В фильме был показан подлинный дух этих людей. А у нас сегодня и танки те самые, и оружие правильное, а духа нет.

— Есть же и удачные картины про войну.

— Возможно, я и мои коллеги немного чувствуем этот дух. Но ведь я серьезно занимаюсь историей, читаю много документов и воспоминаний участников. И все они пишут о войне похоже: кровь, грязь, постоянно хочется спать. Так жили наши предки и смогли победить в той чудовищной бойне. И я не могу понять, как им удалось это все выдержать.

— Во время работы над материалом, изучения документов было что-то, ставшее для вас настоящим открытием, полной неожиданностью?

— Когда я работал над картиной «Подольские курсанты», я был удивлен тем, каким невероятным мужеством обладали тогда эти ребята. Когда 16 октября 1941 года немцы пошли на хитрость и пустили танки со стороны Москвы, наши бойцы не только разгадали эту хитрость, но и в течение 40 минут смогли расколошматить вражескую колонну, грамотно заперев ее, уничтожив головную и замыкающую машины. Я не предполагал, что так могут сделать, по сути-то, мальчишки, хоть и будущие офицеры Красной армии, у которых была хорошая военная подготовка. Вместе с ними воевали и их преподаватели, которые погибали вместе со своими курсантами. И я не предполагал, что немцы настолько точно запротоколируют результаты боя, кто с какой стороны какой танк подбил, и составят точный план сражения, который как раз и лег в основу сценария. Так мы и сняли по документам максимально достоверный эпизод.

— На встрече с потомками ополченцев, которая состоялась в Музее Победы в начале апреля, вы рассказали о своем деде. Что вам удалось узнать о нем?

— Я узнал, что 7 октября в деревне Глотовка Смоленской области немцы заставили местных жителей выдать более сотни раненых, которых они прятали, а потом приказали им вырыть большую яму. Это были раненые бойцы той самой первой дивизии народного ополчения, которая на тот момент уже была переименована в 60-ю стрелковую. Их свалили в вырытую яму и расстреляли из пулеметов. Я был на месте этой трагедии, вместе с поисковиками поднимал останки наших солдат, у нас было разрешение на это. Их даже и не обыскивали — в карманах мы находили нетронутыми личные документы. Всех просто убили. Нашли и свидетельницу. Местную жительницу, которой в то время было 11 лет. Она рассказала, что двое суток зарытая яма еще «дышала». Там были живые, недострелянные. И я не мог поверить, что такое вообще возможно.

— И там же погиб ваш дед?

— Да. Он был среди раненых. Сейчас это заросшее место в деревне. Мы поставили там памятный знак, будем делать братскую могилу, и я теперь буду за ней ухаживать.

— Для вас это личная история. Вы ощущаете сопричастность. А как быть молодым актерам? Как вы доносите до них этот дух, объясняете, что сыграть?

— Да никакой сопричастности я не ощущаю. Я просто один из них. Понимаете? Я давно ответил на вопрос: «А как бы поступил я?» Я бы поступил как дед, как тысячи ополченцев. Что касается молодых актеров, снимавшихся в фильме «Подольские курсанты», то я буквально водил их за руку по местам боев. Они так же воспринимают те события, как и я. Они все прошли курс молодого бойца, жили в казарме, ходили строем, спали и ели вместе. А еще пели песни, таскали пушку-сорокопятку. Они стали подразделением, и это случилось еще до того, как они узнали, кто какую роль играет.

— Непременно было нужно именно такое вживание в образ? А как еще?

— Это единственно возможный путь. Они ощутили себя солдатами, научились правильно держать оружие. Некоторые и в армии не служили. А тут они все выпрямились, научились себя держать, стали похожи на настоящее воинское подразделение.

— А позволяет ли техника адекватно отобразить на экране тот самый дух, о котором мы говорим?

— Мы вполне можем снимать на голливудском уровне. Технически фильмы стало снимать легче. Например, в «Подольских курсантах» мы снимали с пяти-шести камер, две из которых были на дронах, что позволяло пролетать сквозь взрывы. Вообще материала было отснято на 106 часов, из которых мы потом сделали два часа кино. Сегодня все технически возможно, важно ответить на вопросы: «Зачем?», «Для чего?» Главное — как мы используем технические возможности. Необходимо ставить себя на место персонажей и ответить на вопрос: «А как бы я поступил в данной ситуации?» Так было с фильмом про Брестскую крепость, так будет и с фильмом про ополченцев.

Фото: Софья Сандурская / АГН Москва

— В этом вам видится смысл кинематографа?

— Я бы не стал так широко оценивать смысл кино, но, применительно к военным фильмам, мы с помощью технических средств должны создать для зрителя предлагаемые обстоятельства, чтобы он думал, как бы поступил. Возьмем фильм «1917». Когда я его смотрю, то понимаю, как он сделан, куда были вложены большие финансовые средства. Но я так и не понял задачи, которая стояла перед персонажами, и где они находятся, и что им предстоит преодолеть.

— Не кажется ли вам, что мы говорим просто об ответе на вопрос, который каждый человек хоть раз в жизни себе задает: трус я или нет?

— И опять же все не сводится только к этому. Те же защитники Брестской крепости решали, как поступить, когда сопротивляться бесполезно, нет командиров, кончаются боеприпасы, ты умираешь от жажды. В подвале погибают женщины и дети. А это твоя семья. Да еще и немцы говорят, мол, сдавайся, получишь почетный плен, мы тебя уважаем. И кто-то сдается. Кто-то, чтобы быть честным до конца, встает и принимает пулю в грудь. Кто-то продолжает сопротивление и своим упорством приближает 9 мая 1945 года. Не смелостью или трусостью. Майор Гаврилов долго сражался, прячась в казематах крепости от врага и продолжая наносить ему урон уже после того, как крепость была занята. Один принял такое решение, другой, третий — и так с 22 июня 1941 года до Победы.

— Уместно ли говорить об особой стилистике, необходимой при использовании технических средств? Например, много критики в адрес отечественных фильмов о войне было из-за использования эффекта «слоумо», замедленной съемки.

— Так и у нас есть «слоумо». Дело не в самом эффекте, а в уместности его использования. Он должен выглядеть органично. Например, у нас в фильме солдаты передают снаряды противотанковой пушки, и этот кадр задерживается и дает возможность лучше рассмотреть снаряд. Кино должно быть зрелищным. Любое. Не только о войне, и неважно, на что оно снято, хоть на камеру мобильного телефона. Зрелищность необходима для сопереживания.

— А есть ли, на ваш взгляд, то, что все-таки нельзя показывать в фильмах о войне? Оторванные руки, ноги, кровь. Это ведь тоже правда.

— Зрителя надо любить и оберегать от ненужных эмоций. Когда крови много в кадре, это будет тяжело смотреть. Все зависит от такта художника и его осмысления. Что должно быть важно в кино, а что неважно. Натуралистичные съемки не должны быть самоцелью. Для создания масштаба это необходимо, но должно быть соразмерно драматургии и психике зрителя, за которого мы ответственны.

— Кто сегодня снимает лучшее кино о войне?

— Студия «ВоенФильм».

— А если, допустим, вынести за скобки...

— Не надо выносить за скобки. Студия отвечает за содеянное.

— Финансово отвечает?

— Вообще. Мы снимаем фильмы о войне достойно и достоверно. Я бы выделил именно студию «ВоенФильм», хотя военное кино разных стран смотрю жадно и много.

— Есть ли у вас планы на сериалы?

— Да, мы готовим сериал о фронтовой разведке, уже собраны материалы, и сейчас мы находимся на финальной стадии разработки сценария. Но! Главные усилия сейчас направлены на съемки картины о народном ополчении.

— О чем просили вас потомки московских ополченцев, о вашей встрече с которыми мы уже говорили выше?

— Они оставили мне наказ, чтобы фильмы снимались сразу обо всех, чтобы там не было какой-то конкретной истории. Но все показать невозможно. Однако их наказ я понимаю и отвечаю, что давайте начнем с малого и сделаем первый фильм. А потом попробуем и сериал. Но сначала об истории первой дивизии.

— Что для вас вообще история народного ополчения?

— Защищавшие столицу 16 дивизий погибли. В ополчении были артисты, писатели. В одной из дивизий были вгиковцы почти в полном составе. И когда Сталин выступил и обратился к людям со словами: «Братья и сестры», а так было впервые, то добровольцы, которым поначалу вынуждены были отказывать по причине возраста или здоровья, говорили на призывных пунктах: «Но ведь Сталин назвал меня братом!» И это был серьезный довод взять их на фронт.

— Как же показывать на экране Сталина? К нему такое полярное отношение сейчас.

— Нужно больше уделять внимание не самому Сталину, а людям, которые ему верили, к которым он как раз обращался «братья и сестры». Я не сталинист и не антисталинист, но когда говорят о расстрелянных, то пусть мне покажут список людей, которых лично Сталин расстрелял.

— Больной вопрос. Кто должен давать деньги на кино про войну? На некоторые фильмы сегодня собирают всем миром. Должно ли государство участвовать в этом?

— Как продюсеру мне приходится собирать деньги. Ты ходишь с протянутой рукой, к этому надо привыкнуть. Нужно помнить, что это чаяния многих людей. Кто-то дал сто рублей, и за них тоже нужно быть ответственным. Собрать еще сто и быть более ответственным. И государство должно формулировать линию и следить за достоверностью, чтобы кино о войне не снимали случайные люди. И средства, выделяемые государством, должны контролироваться.

— И нам скажут, что Игорь Угольников предлагает вводить цензуру.

Я не предлагаю, а прямо настаиваю! Военно-исторические фильмы как минимум должны проходить экспертизу сценария для получения прокатного удостоверения.

— А свобода творчества?

— Да, пожалуйста! Cвободно выражайтесь. Но в историческом кино показывайте историческую правду. Подвиг советского солдата сегодня шельмуется. Когда говорят, что союзники победили немцев и «красных», — это война, которая идет и против наших предков, и против наших детей. Вы же не хотите, чтобы над вашими родителями и детьми издевался кто-то незнакомый с улицы? Мы должны уважать свою историю, тогда и нас станут уважать.

ДОСЬЕ

Игорь Угольников (родился 15 декабря 1962 года) — заслуженный артист Российской Федерации, академик Российского телевидения, кинорежиссер, сценарист и продюсер. Лауреат первой премии «Золотой Остап», присуждаемой за наивысшие достижения в жанре сатиры и юмора в 1992 году. В кино Игорь Угольников дебютировал в 1990 году в новелле режиссера Мирзы-Ага Ашумова «Гулять, так гулять, стрелять, так стрелять» по мотивам рассказа Леона Измайлова «Полуночный ковбой из Ярославля». Автор идеи и генеральный продюсер первого совместного белорусско-российского кинопроекта «Брестская крепость» (2010). В 2011 году на телевидении была показана расширенная 4-серийная телеверсия под названием «Крепость». Также выступил автором идеи и продюсером фильма «Батальонъ», премьера которого состоялась в феврале 2015 года.

ФИЛЬМОГРАФИЯ

Фильмы, продюсером которых выступал Игорь Угольников:

— «В июне 1941-го» (2008 )

— «Брестская крепость» (2010)

— «Крепость» (2010)

— «Батальонъ» (2014)

— «Женский батальонъ» (2014)

— «Подольские курсанты» (2020)

— «Девятаев» (2021)