Уксус четырех разбойников: как заразные болезни оставили след в истории языков

Заразные болезни в старину внушали еще больший страх, чем сейчас: ведь и медицина была примитивной. Само собой, это оставило след в истории языков, в том числе и русского.

Во время пандемии чумы 1346– 1351 годов Венеция, бывшая тогда самостоятельным государством, пострадала чуть меньше соседей. В 1348 году там ввели закон: иностранные суда должны вставать на якорь в четырех километрах от материка, у острова Лазаретто (назван в честь монастыря, в котором рыцари ордена святого Лазаря заботились о прокаженных). Когда становилось ясно, что на борту нет чумных, судну разрешалось входить в порт. Был выбран срок в сорок (по-итальянски — quaranta) дней: столько провел Христос в пустыне, отвергая искушения дьявола. Так мир обогатился словами «лазарет» и «карантин».

А на рубеже XVIII–XIX веков разразилась очередная пандемия болезни, сопровождавшаяся кашлем, насморком и ломотой. В этот раз сильнее всего была затронута Франция, и во многих языках утвердилось французское наименование — «la grippe» (до этого означавшее «каприз, причуда»). В первой главе «Войны и мира», действие которой происходит летом 1805 года, говорится: «Грипп был тогда новое слово». Жаль, Толстой не написал, что оно долгое время еще и употреблялось, как во французском языке, в женском роде («гриппа»): в стихотворении Петра Вяземского «Прощание» 1833 года говорится: «мой ум, покуда гриппой сжатый»…

А какие слова и выражения, связанные с эпидемиями, сегодня забыты?

Азиатская гостья — холера. До первой четверти XIX века эта болезнь была известна лишь на юге Азии. Кузьма Петров-Водкин в повести «Хлыновск» (1930) описывал пандемию 1892 года, затронувшую его родной Хвалынск Саратовской губернии: «Сначала… были слухи: где-то в астраханских степях... холера ходит <…> Благодаря великолепной воде азиатская гостья не скоро могла начать у нас свою работу».

Образ смерти, выкашивающей смертельно больных холерой. Обложка журнала начала XX века / Фото: Wikipedia / Общественное достояние

Запятая — холерный вибрион, имеющий изогнутую форму, был открыт в 1883 году Робертом Кохом. Публицист Григорий Вольтке во время пандемии призывал не поддаваться панике: «От одного страха <…> желудок расстроится, а там, гляди, и запятая забралась в кишки» (журнал «Нива», 1892, № 29).

Мортус (полумортус) — санитар, во время эпидемий чумы и холеры вступавший в контакт с реальными или потенциальными зараженными (от латинского «mort» — смерть). Мортусы обслуживали больных в бараках и в карантине и убирали трупы (в том числе на улицах и в домах). Работа полумортусов была чуть безопаснее: они сопровождали подозрительных людей в бараки или в карантин.

Опахивание — обряд, проводившийся в русских деревнях при эпидемии среди людей или животных. Группа девушек и вдов, раздевшись до рубах (а то и донага), впрягалась в плуг или соху и с пением и молитвами проводила борозду вокруг села. «При опахиванье, по сказам стариков, первый встречный и глянувший — колдун, который и наслал болезнь <…>, — писал Сергей Есенин в повести «Яр» (1915). — Участники обхода бросались на встречного и зарубали топорами».

Предохранительная оспа — привитая человеку коровья оспа, вирусное заболевание, схожее внешними проявлениями с натуральной оспой, но не опасное для жизни. Было замечено, что переболевшие этой болезнью никогда не заражаются натуральной оспой. В 1796 году английский врач Эдвард Дженнер взял содержимое болячки на руке доярки и втер в царапину на теле мальчика. Потом пытался заразить его натуральной оспой, но ребенок остался неуязвим. Процедура, названная «вакцинацией» (от латинского vacca — корова), долго вызывала ужас у суеверных людей. Ефрем Мухин в «Кратком наставлении простому народу о пользе прививания коровьей оспы» (1811) разъяснял: «материю» для прививки не берут напрямую от животного, она прошла через тысячи людских тел и поэтому «благоразумнее будет называть оспу сию предохранительною».

Уксус четырех разбойников — смесь уксуса и камфоры с пахучими травами, которой рекомендовалось обмывать тело и окуривать помещения и одежду. По легенде, им пользовалась четверка воров, которые во время чумы 1720–1722 годов в Марселе грабили опустевшие дома. Мемуаристка Татьяна Пассек (1810–1889) вспоминала об эпидемии холеры 1830 года: «Только и слышалось: умер, заболел, заразительна, незаразительна, корчи, хлор, уксус четырех разбойников».

Читайте также: От гелия до барокамеры: как лечат коронавирус в Москве и мире