Проигрывали в карты жен: чем запомнился дом № 21 на Тверской

В доме № 21 на Тверской проигрывали в карты жен, здесь «родился» Чацкий, и именно в этих стенах впервые в России прозвучал лозунг «Долой самодержавие!».

В энциклопедии Брокгауза и Ефрона сказано просто и внятно: «Быть членом Английского клуба — означало преуспевать».

Первый в нашей стране джентльменский клуб долгие годы был центром общественной и политической жизни высших кругов. Знатнейшие люди Российской империи домогались чести вступить в число членов московского Английского клуба, и далеко не всем выпадало счастье войти в узкий круг сливок элиты.

Хотя, как говорил один из его завсегдатаев, ныне позабытый поэт Иван Дмитриев, в наших суровых широтах «ничего не может быть страннее самого названия: московский Английский клуб».

Главный столичный бытописатель Владимир Гиляровский, знаменитый «дядя Гиляй», писал тоже довольно иронично: «Дворец стоял в вековом парке в несколько десятин, между Тверской и Козьим болотом. Парк заканчивался тремя глубокими прудами, память о которых уцелела только в названии «Трехпрудный переулок».

Вотчина Мисюря

В начале XVI века пустошь на московской окраине, на задворках Земляного города, великий князь Василий III «за труды великия» пожаловал дьяку Михаилу Мунехину по прозвищу Мисюрь. Чиновник зело отличился при наведении порядка в только что присоединенном к Московскому княжеству Пскове и при спасении русской столицы от моровой язвы. Попутешествовавший по миру Мисюрь применил на Руси увиденный им в Египте опыт борьбы с тогдашним «коронавирусом». Знаменитый историк Сергей Соловьев свидетельствует о противоэпидемических мерах просвещенного дьяка: «загораживал дороги, запечатывал дома, мертвые тела приказывал хоронить в отдалении от города». Из дипломатических же поездок и военных походов на земли Ливонского ордена и Пруссии Михаил Мунехин вывез страстное увлечение астрологией, и потусторонняя чертовщинка не раз потом показывала рожки в доме, построенном на земле первого владельца.

Росла Москва, сменялись эпохи и власти, участок, по которому ныне проходит славная Тверская улица, переходил по дарению или купле-продаже в руки новых хозяев — то из ближнего круга Ивана Грозного, то из соратников первых Романовых.

Одно время вотчиной здесь правил вельможа царя Федора Алексеевича князь Никита Одоевский, председатель Расправной палаты, обвинитель в деле мятежного патриарха Никона. С 1777-го усадьбой владел старший брат поэта Михаила Хераскова генерал-поручик Александр Херасков, при Екатерине Великой руководивший Ревизион-коллегией, говоря по-современному — Счетной палатой.

Помните, что пишет «наше все» Александр Пушкин в «Евгении Онегине»:

«Балконы, львы на воротах

И стаи галок на крестах»

Такую картинку Пушкин видел не раз — не единожды здесь в пух и прах проигрывался в карты.

А традиции русские

Первый Английский клуб появился в Санкт-Петербурге в 1770 году: Екатерина II разрешила жившим в России британцам организовать «джентльменский клуб». В 1772-м подобное собрание открылось в Москве и затмило славой санкт-петербургское. Успех москвичам принесло то, что сегодня называется импортозамещением. Если на берегах Невы иностранцы собирались, собственно, лишь для того, чтобы со вкусом поесть невкусную английскую еду, то в Первопрестольной британские традиции изначально благополучно заместились русскими.

Не зря злые языки сразу окрестили Английский клуб «храмом тщеславия». Титулованные особы и государственные деятели России считали за честь состоять в элитном клубе и общаться с равными себе по положению и умонастроению.

«Посиделки» не раз меняли место. С 1802 по 1812 год члены клуба собирались у Петровских ворот в арендованном у князей Гагариных дворце. Офицер интендантской службы наполеоновской армии Анри Бейль, вошедший в историю под писательским псевдонимом Стендаль, в 1812 году посетил особняк и восхищенно записал в дневнике: «В Париже нет ни одного клуба, который мог бы с ним сравниться». Увы, дворец сильно пострадал от московского пожара, и возобновивший деятельность в 1813 году клуб переместился в дом на Страстном бульваре, затем на Большую Никитскую, на Большую Дмитровку... Постоянное помещение у клуба появилось в 1831-м — дворец графов Разумовских на Тверской. Перестроенный племянником Алексея Розума, фаворита императрицы Елизаветы Петровны, отставным генералом Львом Разумовским особняк был украшен многочисленными львами — статуями, барельефами, картинами. Светским львам дом пришелся по нраву и в конце XIX века перешел в полную собственность московского Английского клуба.

Для избранных

Перечислять членов клуба — словно листать генеалогическую летопись. Проще сказать, что очередь в клуб, численность постоянных членов которого в разные годы варьировалась от 300 до 400 человек, состояла из тысячи знатнейших людей государства Российского. Директор московской Оружейной палаты, писатель Михаил Загоскин писал: «Я знаю одного члена, и надобно сказать, что он вовсе не один в своем роде, который разделяет свою жизнь на четыре главные эпохи: рождение, производство в первый офицерский чин, женитьбу и по- ступление в члены Английского клуба».

Везло не всем. Любимец Николая I, генерал от инфантерии, исполнявший должности военного министра, а затем главноуправляющего путями сообщений и публичными зданиями, граф Петр Клейнмихель не раз пытался, но так и не удостоился чести стать вхожим в общество избранных. А в 1815-м в члены клуба не был принят некий господин Чатский. Случайное ли это совпадение? Или Грибоедов эту фамилию и многие типажи для своего «Горя от ума» нашел в любимом Английском клубе?

Игра на любовь

Вначале ежегодный членский взнос в московский Английский клуб был установлен в 10 рублей ассигнациями. Вскоре он вырос до 50 рублей, в 1817 году — до 110, в 1820-м — до 150 В клубе действовал «лифостротон» (судилище). На черной доске записывались фамилии членов, исключенных за неуплаченные карточные долги. За долгое отсутствие в клубе без уважительной причины, коими числились военный поход, путешествие, болезнь, штрафовали на крупную сумму. 27 августа 1833 года Александр Пушкин жаловался в письме жене: «В клубе не был, чуть ли я не исключен, ибо позабыл возобновить свой билет, надобно будет заплатить штраф триста рублей…»

В стенах дворца на Тверской проматывались поместья и фамильные драгоценности, тысячи крепостных крестьян и табуны породистых лошадей, а однажды проиграли даже… жену. Красавицу выиграл сам владелец особняка Лев Разумовский. С женой князя Александра Голицына Марией Григорьевной, урожденной Вяземской, граф познакомился на одном из балов. Обоих накрыла внезапная любовь, но как «обойти» опостылевшего муженька? На свою беду Голицын в карточной игре «пардону не ведал». Разумовский сел играть с ним, поставив на кон все уже выигранное, а контрставкой предложил князю выставить жену. Тот так и сделал. И проиграл. Разумовский в ту же ночь увез любимую. Вскоре ее брак был расторгнут, и влюбленные пошли под венец.

Очаг вольнодумства

По большому счету, московский Английский клуб был наипервейшей в России общественной организацией. Демократической! Члены клуба избирались на голосовании. Вообще все должности в клубе были выборными — от старшин до членов библиотечного комитета. Мало того, даже наем лакеев утверждался голосованием членов. Но не в этом было достоинство клуба. Здесь собирались умные и влиятельные люди, говорили обо всем, что делалось на свете. В узком кругу элиты не было запретных тем, говорили о войне и мире, о декабристах, отмене крепостничества и прочих вольнодумных вещах.

Однажды Английский клуб закрывали за то, что он стал штаб-квартирой российского масонства. Но через недолгое время здесь беспрепятственно вел антиправительственные речи Петр Чаадаев, и обиженное правительство объявило философа сумасшедшим. А в клубе никто на него не донес. Даже те, кто на службе носил жандармские мундиры. Как почти веком позднее никто не «настучал» и после рождения знаменитого лозунга, затем присвоенного большевиками: «Долой самодержавие!». Сгоряча это первым сказал князь Лев Голицын, потрясенный кровавым разгоном в Москве демонстраций 1905 года. Уникальный, кстати, был человек! Гиляровский писал о нем: «…огромный, в черном сюртуке, с львиной седеющей гривой, полный энергии человек, то и дело поправлявший свое соскакивающее пенсне, который ругательски ругал «придворную накипь», по протекции рассылаемую по стране управлять губерниями. Это был известный винодел Лев Голицын, когда-то блестяще окончивший Московский университет...»

Впрочем, шум клубных дискуссий редко отражался реальными делами в жизни страны, потому и отозвался в грибоедовском «Горе от ума» ироничным «Шумим, братец, шумим»...

В поисках смысла

В ноябре 1917-го на инкрустированных столах для карточной игры бывшего Английского клуба резали пайковую селедку первые московские милиционеры. Затем дворец превратился в «коммуналку» для многих советских учреждений. И именно в гнезде классовых врагов новая власть решила устроить музей своей победы. В отлично отремонтированном Музее революции выставили макеты подпольных типографий РСДРП и клетку, в которой царские сатрапы привезли на казнь Пугачева.

Сменились вновь эпоха и власть, и с 1995-го на Тверской — Музей современной истории России. Теперь все вместе: дворяне и крестьяне, буденновцы и деникинцы, ГУЛАГ и ГОЭЛРО, Ленин на броневике и Ельцин на танке. Наверное, сюда надо приходить, чтобы подумать о национальной идее, которую мы ищем и ищем, да все никак не можем найти.

Читайте также: Наши первые