Пожужжало и смолкло

Не успела я выйти из метро, как почувствовала тупой удар по голове.

В моей прическе явно что-то застряло. Пожужжало немного и смолкло.

Дусенька, моя храбрая такса, залаяла. А ведь я всего лишь хотела перечитать «Жизнь Клима Самгина» у ног его автора. Не дыша на эту с заглавной буквы Книгу, доехала до «Белорусской». Вот уже виднеется площадь Тверская Застава, слышится мелодичная трель новых трамваев. Трепеща от нетерпения, я сделала шаг на новую плитку...

но кое-что из старой жизни тут все-таки задержалось.

Рядом мельтешил молодой человек, стреляя в небо чем-то светящимся. Под ненавязчивое рычание Дульсинеи из моей головы извлекли мигающий лампочками вертолетик. Юноша, сверкая золотым зубом, извинялся и даже предлагал принять ЭТО в подарок. Но... С получившейся прической читать было невозможно. В общем, расположило меня не к чтению Горького, а к принятию горькой внутрь.

И я решила пойти по стопам Венечки Ерофеева — на Курский вокзал. В книгах принято писать так: «А таам...» А там такое, о чем не то что в книгах — в отрывных календарях молчат. На новехонькой плитке уныло стоят раскладные столики — завалены арсеналом барахольщика. Колготки пачками — всех размеров, с картинками! Тут же рядом дары лета, осени, дальних стран — фрукты съедобные и аппетитные только на вид. Я почувствовала себя на блошином рынке. Дусенька начала чесаться.

Но я не сдавалась.

Увидев нечто пестрое и прямоугольное, я вспомнила: мне как раз нужна закладка. Рассмотрела пестрое, но что и на каком языке там было написано, так и не поняла: «ароматная стелька», «стерилизует плесень», «гниль ноги». Получив пощечину художественному вкусу, я села на бордюр и решила больше никуда не смотреть. Разве что... на вот этот цветочек. Ведь это золотые анютины глазки. Обрадованная, я повернулась к Дусеньке, чтобы разделить с ней булочку.

Цветок начал двигаться вверх. На моих глазах, роняя с корешков землю, он поднимался все выше, прямо в сумку мадам в каких-то не к месту торжественных буклях. Дусенька выронила булку изо рта и вцепилась в чулок дамы. Анютины глазки упали, смятые и поникшие. Моя справедливая такса отпустила мадам-разбойницу. Погрозив пустой кошелкой, та ретировалась. А ведь она в свое время и в партии состояла, и в митингах участвовала...

Москва изменилась в лучшую сторону быстрее, чем ее жители. По новому граниту еще не научились ходить прежние горожане.

Мое невинное путешествие вывело туда, где бабушки оказываются воровками, а над площадями летает платный мусор. Возвышенные приключения духа обернулись разочарованием. Надо идти туда, где ничто не расстроит.

Отправимся в «Зарядье»! Взяв Дусеньку под мышку (оказалось, что выгуливать собак там нельзя), я решительно шагнула через рамку металлодетектора, объяснив охраннику, что не выгуливаю, а выношу собаку. Пока он это переваривал, очередь продвинула меня дальше. Я уже была готова увидеть завесы из кофточек в розочках и россыпь значков... Но ничего подобного не было.

Я села на скамеечку и смотрела на закат над Москвой. Люди вокруг превращались в тени, а небо играло цветами, как стеклышки в калейдоскопе. Беды были забыты.

И тут Дусеньке понадобилось именно сейчас и именно здесь внести вклад в убранство парка. Теребя бумажный пакетик, я ждала, когда она справится со своей миссией, и сразу же бросилась заметать следы...

Угрожающий баритон поинтересовался, что это мы там выкапываем.

Я пыталась объяснить, что ничего криминального не происходит, наоборот... Но голос потребовал предъявить. Не чуя земли под ногами, я повиновалась. Дусенька закрыла лапами мордочку.

Вот и случилась та самая проруха с этой самой старухой. В следующий раз пойду гулять без Дусеньки.  

Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!