СЛЕПЫЕ, ГИТЛЕР И СЛОН

[b]Московский фестиваль дал нам возможность облизнуться на каннские премьеры этого года: счастливчики ужепосмотрели вроде бы «любимый фильм Тарантино» – корейский «Oldboy» Парк Чан Вука и новый, но узнаваемо-родной фильм Эмира Кустурицы «Жизнь – это чудо». А вот прокатчики догоняют Канн-2003 и показывают нам его лучший фильм – «Слон» Гаса Ван Сэнта.[/b]От регалий фильма отключиться сложно – все-таки он получил две самые престижные кинонаграды: каннские «Золотую пальмовую ветвь» и приз за режиссуру. Каннские призы задают особый настрой: фильм должен быть самым-самым. Но с учетом озабоченности фестиваля № 1 в последние годы (и не только его, но и других фестивальных столиц) социальной и политической составляющей киновысказывания начинаешь сомневаться в том, что это заслуженное кино может быть достойно простого зрительского интереса. И еще сложнее становится смотреть фильм, когда узнаешь, что его сюжетной основой стали реальные события, произошедшие в США 20 апреля 1999 года в одной из школ городка Колумбина (штат Колорадо). Тогда двое подростков, сыграв партию в боулинг, вооружились огнестрельным оружием, вошли в свою школу и открыли стрельбу. Они убили одиннадцать учеников и одного преподавателя, а после этого пустили себе по пуле в голову. Описание, наверное, уже набило оскомину: это те же события, которые вдохновили воплощенную совесть Америки – Майкла Мура – на документальный фильм «Боулинг для Колумбины». Сравнения становятся неизбежны, хотя Мур предпочитает исследовать проблему языком документального кино (соединяет в одном фильме интервью, репортажи, короткие комментарии), а Гас Ван Сэнт – игрового.Сюжет фильма прост – это один день из жизни школьников некоей американской школы в небольшом городке. Вместе с героем по имени Джон мы добираемся до школы на автомобиле и знакомимся почти с десятком школьников, каждый из которых занят своим делом. Элиас фотографирует своих друзей и знакомых в парке, в школе и идет проявлять пленку в школьную лабораторию. Натан и Керри обнимаются и забавно поддразнивают друг друга. Мишель, с которой никто не хочет водиться и которую обсмеивают за спиной, потихоньку помогает школьному библиотекарю. Бретани, Джордж и Николь, школьные красавицы, в столовой с капризами выбирают обед, а поев, направляются в туалет, чтобы тут же отправить его в унитаз – толстеть нельзя ни в коем случае! Вот урок, вот тренировка, вот обед в столовой…Но эти простые зарисовки из жизни школьников начинают настораживать зрителя, потому что где-то с 35-й минуты мы смотрим уже увиденные события снова, но с другой точки зрения. К примеру, если мы в первый раз видели Мишель, неотступно следуя за ней по школьным коридорам, спортивному залу, раздевалке, то во второй раз мы мельком увидим ее, подслушивая разговоры тех трех красавиц. Потом вернемся к уже виденному в третий раз. И все время камера будет неотрывно следовать за школьниками, кружить, останавливаться, приближаться и слегка удаляться – но всегда будто бы настороженно всматриваться. В какие-то моменты – особенно пристально, и мы увидим рапидные съемки, замедленные движения героев.Так постепенно зарисовки начинают приобретать объем, хотя мало что объясняют. Как в притче о слоне и трех слепых, которые пытались на ощупь определить, что это такое: один дотронулся до хобота и решил, что это веревка, другой – до туловища и назвал это стеной, третий – до ноги и сказал, что это дерево. Три попытки, три объяснения – равно далеких от истины.Так и с двумя ключевыми персонажами – Эриком и Алексом, которые поначалу скучают дома: один ковыряет на пианино «К Элизе» Бетховена, другой играет в «стрелялку» на компьютере, пока, кстати (и показано это именно кстати, ненароком), по телевизору фоном крутится фильм о Гитлере. А потом обвешиваются оружием, едут в школу и расстреливают своих друзей и учителей.Для объяснения причин бойни Гасу Ван Сэнту этого явно мало, в отличие от Майкла Мура, который смеется над зависимостью «боулинг – бойня», но настаивает на другой: «вторая поправка к Конституции, разрешающая каждому американцу иметь оружие, – бойня». Только Гас Ван Сэнт сам открыто не говорит ни слова, никого не провоцирует и ни к чему не призывает. На фоне виртуозных риторических манипуляций Мура создается даже впечатление, будто это Гас Ван Сэнт снимает документальное кино, поймав в объектив киноаппарата жизнь врасплох и неназойливо предъявив ее зрителям. Не претендуя на истину и только задавая вопрос: «почему?»