[i][b]До этого интервью мы не встречались с Сергеем ни разу. Но Говорухина-сына я уважала заранее, потому что уважаю Говорухина-отца, с которым давно знакома. Помню, как тяжело переживал Станислав Сергеевич, когда Сергей вернулся с ранением из Чечни. Так случилось в жизни, что старший Говорухин не пеленал и не нянчил сына. И, может быть, как каждый отец, который не уделил своему ребенку достаточно тепла и ласки, испытывает перед ним чувство вины.Секретарь проводила меня к Сергею в кабинет. На стенах – военные фотографии, дипломы за киноработы. Сергей усадил меня напротив и с места в карьер заявил, что особого удовольствия этот разговор мне не принесет. Я сказала: «Станислав Сергеевич, видимо, прав, когда говорит, что ты такой же «бука», как и он». Сергей только усмехнулся в ответ, и мы начали разговор без всякого напряжения.[/b][/i][b]Каждый выживает как может– Сергей, многие – не только отец – говорят, что у тебя трудный характер.[/b]– Я человек не конфликтный, лишь бы меня не трогали. За свою жизнь я вывел такую закономерность: если тебя что-то в человеке не устраивает, ему нужно объяснить это немедленно, иначе его действия примут необратимый характер. Если один раз простишь, в следующий раз он этим обязательно воспользуется. Толстой говорил, что все беды не от пороков, а от всепрощения и вседозволенности. Я понял, что жизнь состоит из противоборства с основными заповедями Евангелия. Христианство – это догма, с которой невозможно справиться в жизни. О сострадании речь не идет, каждый выживает как может. Поэтому нужно хотя бы не мешать жить другим.[b]– Ты всерьез полемизируешь с Евангелием?[/b]– Скажем, заповедь «Возлюби врага своего» мне кажется спорной. Врагов своих я возлюбить не могу, война сформировала меня как человека военного. Враг есть враг. А если говорить о моем понимании «правильных» человеческих отношений, то это – благодарность, верность и щедрость.[b]– Ты заглядывал смерти в глаза и теперь, наверное, знаешь, как жить. Поделись.[/b]– Как говорил покойный Виктор Астафьев: «Если бы я знал, как жить, я бы напечатал прокламации и с вертолета разбрасывал их над Россией». Я знаю, что ужас войны – в ее обыденности. Когда перестаешь реагировать на опасность. И какие-то вещи осознаешь задним числом, понимая, например, что в «тот» момент тебя могли убить. Но я всегда стремился на войну.[b]Война – это наркотик– Знаю, что после Чечни у тебя серьезные проблемы с ногой.[/b]– Проблемы – в нашей медицине. Все было загублено изначально, после ранения. Я ездил в клиники в Германию и в Израиль, но все без толку. Так устроен организм, что мышцы могут загонять кальций только в работающие кости. А у меня почти не работает коленный сустав. Поэтому идет вымывание из ноги кальция. И развивается так называемый остеопороз. Но я знаю, что со мной произошла не самая печальная история. У афганцев под Москвой есть санаторий «Русь». Когда я приезжаю туда, то понимаю, что среди остальных я не самый изувеченный. Но даже те, кому хуже, чем мне, не падают духом.[b]– А как ты первую операцию перенес?[/b]– Честно говоря, никакого леденящего удара я не ощутил, потому что предполагал, что этим закончится. Проснулся, а ноги нет. Первая мысль – наконец я перестану ездить по войнам, сяду за письменный стол и буду писать. Выпил грамм сто водки. И потерял сознание.[b]– После всего этого ощутил какие-то кардинальные внутренние перемены?[/b]– В связи с отсутствием ноги – нет. Только в связи с войной. Потом я и без ноги на войну ездил. Еще когда я был призван в армию, просил отправить меня в Афганистан. Теперь, побывав на войнах, чувствую себя гораздо взрослее большинства людей. Не поэтизируя военные действия, могу сказать, что люди там живут по другим законам. По которым в мирной жизни уже давно не живут. Многих опять тянет туда – именно из-за обнаженности понятий. Война – это другое ощущение жизни. Война – это разновидность наркомании.[b]– Что ты имеешь в виду?[/b]– Обостряются и дружба, и любовь, и жестокость. На моих глазах расстреливали кишлак на афганской стороне – в подавляющем большинстве мирных жителей. Но в тот момент я отнесся к этому совершенно спокойно, потому что до этого погибло восемь моих товарищей. Только потом я осознал, что расстреляны люди, не замешанные в конфликте. Вот так. Я благодарен отцу за то, что он не вмешивался в мою жизнь[b]– Самое раннее яркое твое воспоминание?[/b]– Мама отправила меня к папе из Казани в Одессу. Через пару дней я оказался в лагере под Одессой, среди абрикосовых садов. Одной девочке отец-моряк привез переводные картинки. Во времена моего детства были две валюты. Жвачка и переводные картинки. Девочку окружила толпа, и дети стали клянчить. А я стоял в стороне и не просил. Не потому, что был такой гордый, а потому, что переводные картинки меня не интересовали. И вдруг эта девочка подошла ко мне и сама их мне протянула. И я понял: никогда не проси.[b]– Извечный конфликт отцов и детей – не пустые слова?[/b]– У меня два сына шести и тринадцати лет. Старший – от первого брака. Обязательное условие воспитания для меня – не распускать руки. Потому что это останется в памяти навсегда. Я испытываю патологическую любовь к младшему сыну. И самый главный конфликт с женой в том, что я не то что наказывать, я дыхнуть на Василия боюсь. Репрессивный орган у нас мама Вера. Со старшим у меня доверительные отношения. Мы видимся с ним достаточно часто. Мне кажется, это очень важно для мальчика – контакт с отцом. А что касается моего отца, то Станиславу Сергеевичу я благодарен, что он не вмешивался в мою жизнь. Конфликтов у нас нет, только споры на почве творчества. Мне кажется, искусство кинематографа – это дуновение ветра. Мне интересна ткань, из которой фильм собирается. Она должна быть необъяснимой. И за последним кадром должно состояться чудо, которое ты не успел осмыслить. В творчестве моего отца присутствует обязательно событийный ряд. Мне ближе другой кинематограф. Но я не могу не признавать, что он – яркая личность.[b]– Я помню, ты был доверенным лицом отца во время выборов в Думу.[/b]– Станислав Сергеевич позвонил и попросил. Я говорю ему: «Если тебе это надо, я согласен». «Завтра, – говорит, – поедешь на радио и будешь в эфире». Я всю ночь писал текст. Но ни при какой ситуации не согласился бы участвовать сам в политических играх. А для него это было дело.[b]– Если коротко: отец для тебя – это...[/b]– Это – отец. Сейчас одно забавное воспоминание всплыло. Перед отъездом из Казани, когда я ехал во ВГИК поступать, с большим трудом достал блок сигарет «Camel», по тем временам – настоящая роскошь. Думал, буду поражать воображение однокурсников. Вышел из поезда на перрон, ожидая отца, закурил. Он подходит. Смотрит на меня внимательно. И спрашивает: «Че куришь?» – «Camel», – с гордостью отвечаю. А он мне: «Ну-ка, давай сюда». И забрал весь блок, сопровождая это действие соображением о том, что не каждый режиссер может позволить себе такую роскошь.[b]– Воспитательный момент?[/b]– ([i]Смеется[/i]). На следующий день я и еще человек шесть опоздавших должны были сдавать экзамен. Нам заранее объявили тему. За ночь я написал рассказ. А утром выяснилось, что тема – другая. И на экзамене я писал все с чистого листа. Получил пять. На втором туре – был просмотр фильма «Портрет жены художника» Панкратова. Нужно было написать рецензию на фильм. А мне двадцать лет, я только вернулся из армии и в картине ничего не понял. Если бы не отец, я бы пропал. Я вышел из зала и спрашиваю отца – о чем фильм? Он изложил, и я написал практически слово в слово. В результате тоже получил пять. Поступил во ВГИК я, конечно, не без участия отца.[b]Я донашивал вещи Высоцкого– А мать твоя кто?[/b]– Моя мама – Юнона Карева, актриса, уже 30 лет преподает мастерство актера в казанском театральном училище. Писать я начал где-то классе в десятом.Она была моим главным редактором. И педагогом. Через свою профессию она сумела мне объяснить, что такое сценарное мастерство. Это она объяснила мне, что между «Я тебя люблю» и «Я люблю тебя» – целая пропасть. Я ставил пьесу Чехова «Юбилей» у нее в театральном училище и чуть не повесился. Очень ее зауважал, потому что для того, чтобы работать со студенческим беспределом, нужен большой талант и терпение. И если ты смог преодолеть эту высоту, то уже с профессиональным актером работать – одно удовольствие. Несмотря на то, что мне уже за сорок и у нее двое внуков, мать меня, взрослого мужика, любит безмерно. Я обязан многим маме.[b]– А какие у тебя отношения с Галиной, супругой отца?[/b]– Она умная тонкая женщина. С хорошим вкусом. Но право на свою точку зрения Станислав Сергеевич ей существенно ограничил. Галина была очень талантливым монтажером. Но бросила работу. Мне кажется, что женщина не должна растворяться в мужчине. Она могла бы быть отцу хорошим помощником в творчестве.[b]– Ты был знаком с Владимиром Высоцким?[/b]– Я был в Одессе, когда отец снимал «Вертикаль», но тогда его совсем не помню. Потом мельком у театра виделись. Последний раз я видел Высоцкого, когда в 10-м классе учился. Он приезжал в Казань на гастроли. Был у нас дома. Обедал. Был в тот день зажатым, не пьющим и не поющим. Потом я оказался за кулисами во Дворце спорта, где он выступал. Смотрел на него, как на идола. А потом до самого моего ухода в армию Высоцкий передавал мне вещи со своего плеча. Которые ему, как он говорил, были малы. В чем я сомневаюсь, потому что он был гораздо меньше меня. Но те вещи мне были впору и я, конечно, носил их. И все знали, что они с плеча Высоцкого.[b]– Зачем ты пошел в «Норд-Ост»?[/b]– У меня была конкретная цель – освободить хотя бы часть детей. К сожалению, наша миссия оказалась запоздалой: к тому моменту боевики отказались кого-либо выпускать. На войне я чувствовал себя уверенней, чем в «Норд-Осте», у меня были оружие и товарищи рядом. А тут только направленные на тебя автоматы.[b]ДОСЬЕ «ВМ»[i]Сергей Говорухин родился в 1961 году в Харькове. После службы в армии окончил заочное отделение сценарного факультета ВГИКа. Член Союза писателей и Союза кинематографистов России. В качестве военного корреспондента работал в зонах боевых действий в Таджикистане, Чечне, Афганистане и Югославии. Участвовал в тридцати боевых и трех специальных операциях. В 1995 году был тяжело ранен в Чечне. Награжден несколькими правительственными наградами – орденом Мужества, медалью «За отвагу» и др. Автор сборника прозы «Мутный материк». Его фильм о войне «Прокляты и забыты» был удостоен Гран-при на фестивале неигрового кино «Россия» и премии «Ника» Российской академии киноискусств. За картину «Сочинение на уходящую тему» удостоен премии правительства Москвы. С 2002 года Сергей Говорухин – член Комиссии по правам человека при президенте России. Имеет свой бизнес.[/b][/i]