ЖЕНСКОЕ НАЧАЛО, ИЛИ ПРИЗНАНИЯ БАРРАБАССА

[i]Эммануил Виторган не считает свою работу в кино главным делом жизни – он преданно любит театр: за сентябрьской премьерой спектакля «Глава вторая» в театре Маяковского можно будет увидеть его на московской сцене этой же осенью еще в двух спектаклях. Однако за «неглавное» дело актер принимался более 70 раз – столько ролей сыграно им в кино. В конце октября к ним прибавится еще одна – роль злодея Баррабасса в новом мультфильме «Незнайка и Баррабасс». Накануне премьеры нашему корреспонденту удалось побеседовать с актером о новой роли и не только.[/i][b]О Баррабассе[/b][b]– Почему при теперешней занятости вы все-таки согласились работать для мультфильма «Незнайка и Баррабасс»?[/b]– Я крайне редко озвучивал мультики. На это слово теперь уже обижаются – ну, скажем, анимационное кино. Крайне редко, но не по своей вине. Это новое дело, новый жанр, очень интересно. Сама история этого фильма мне показалась захватывающей – возрождение того, чего мы не знали: книжек про Незнайку, Мурзилку еще 1913 года.[b]– Почему вашим персонажем стал именно Баррабасс?[/b]– Как вы понимаете, меня не просили озвучивать Незнайку. Предложили Баррабасса. Мне же было все равно – кого, мне было интересно само дело. В театре я могу отказаться от роли, в кино тем более. Театр мой дом, а кино – это подарок в моей жизни. А от подарка я тем более могу отказаться, если он в плохой упаковке. Но тут я работал с огромным удовольствием. Я уйду – в театре меня не останется, внуки и правнуки смогут увидеть меня в кино, и еще будет анимационный фильм, в котором Баррабасс чуть-чуть на меня похож.[b]– А вы как-то влияли на создание образа Баррабасса?[/b]– Никак не влиял. Режиссеры, художники смотрели на меня со стороны и все остальное придумывали. Я не говорил: нарисуйте мне ухо поменьше, нос побольше. А что касается самого образа…Хочется, чтобы дети понимали с раннего детства, что такое хорошо и что такое плохо. Причем не поверхностно, а глубоко. Чтобы потом не было у нас того, что происходит сейчас в стране. Ведь мы же созданы, чтобы помогать друг другу, а не рвать глотки. Но, знаете, к сожалению, я себя тоже чувствую виноватым в том, что сейчас происходит. Я переиграл огромное количество так называемых отрицательных персонажей, никогда от них не отказывался (отказывался иногда от положительных, потому что у нас ведь раньше делали вид, что не знают, как и откуда дети появляются у положительных героев. А отрицательные всегда были насыщены хорошей кровью, и это было интересней). Поэтому я знаю, что такое зло. Я бьюсь уже 45 лет за то, чтобы люди, приходящие в залы театров, кинотеатров, понимали, что зло не-че-ло-веч-но.[b]– Вы озвучивали всегда один? Или работали в паре?[/b]– Нет, я писал звук в большинстве случаев с исполнительницей роли моей помощницы Леди Фи – Танечкой Аугшкап. К тому же мы из одного театра и всегда вместе приезжали на студию. С мальчонкой ([i]Костя Абрамов озвучивал роль Незнайки [/i]– [b]Л.Б.[/b]) я, по-моему, один раз встретился. И потом я познакомился с композитором. Илья Лагутенко – замечательный молодой человек. Я его видел на «Новой волне» в Юрмале, где он был членом жюри и впиливал все насупротив всем, кто сидел с ним рядом. А при непосредственном знакомстве он оказался милейшим молодым человеком, очень спокойным и терпеливым ко мне как к непрофессионалу – я же дилетант в пении. Он написал очень хорошую музыку, и мы очень славно с ним работали, пока записывали.[b]Об актерской работе– А что вы скажете о работе начинающего актера Кости Абрамова, озвучившего Незнайку?[/b]– Во-первых, Косте до актера еще жить и жить. Пусть он живет долгие годы. Но такие вопросы меня очень раздражают. Это та же ситуация, что с «Народным артистом» или «Фабрикой звезд». Невозможно сделать актера за месяц или за два. Такого не бывает! И быть не может! Этот мальчишка очень боевой, смешливый, раскрепощенный. И дай бог, чтоб он понимал, что впереди еще куча работы. Даже когда ты становишься народным артистом, то все равно каждый день чему-то учишься. Живое это дело. В нем запланированы и взлеты, и падения.Кстати, если вы видите на экране, как глубоко прожита жизнь человеческая, то можете быть уверены – это артист театра. Он все время в тренинге, он встречается с разной режиссурой. Мне в этом смысле вообще повезло. Я был связан с гениальной режиссурой. Я не работал из гениев, наверное, только с Эфросом, Ефремовым… Но с остальными я работал. Ваше поколение в большинстве своем уже, наверное, не знает про этих режиссеров: Георгий Александрович Товстоногов, Леонид Викторович Варпаховский, Марья Осиповна Кнебель, Андрей Александрович Гончаров…[b]– Ну, слава богу, знаем.[/b]– Это я говорю только о наших стариках. А еще последующее поколение: Анатолий Васильев, Кама Гинкас, Гета Яновская, Роман Виктюк – я с ними со всеми ра-бо-тал. Поэтому если бы я в театр просто свалился с пальмы, я бы все равно хоть чему-то у них научился.[b]– Насколько я помню, петь в кино вам приходится не первый раз?[/b]– Если это можно назвать пением. ([i]Смеется[/i].) Не первый.[b]– А комплексы по поводу своего голоса, слуха вам не мешали?[/b]– Нет, у меня нет уже такого комплекса. Все, что есть, то я и отдаю. Если мне предложат петь оперу, то, естественно, откажусь. Но если мне предложат спеть оперетту – я могу и согласиться. Я уж не говорю о мюзикле. Тем более, что первым мюзиклом в Советском Союзе была «Вестсайдская история» в постановке Георгия Александровича Товстоногова в Ленинградском Театре Ленинского комсомола. Я там играл главную роль. И пели, и плясали, и все, что хотите, делали.[b]– Очень трудоемкая работа у вас.[/b]– Как зритель нас жрет, сидя в зале…[b]– Но два-три часа.[/b]– …так и мы питаемся.[b]– Двадцать четыре часа?[/b]– Работа действительно трудоемкая, ведь сразу после спектакля, даже сыгранного в пятисотый раз, в себя не приходишь. Я могу шутить, дурачиться, выпивать. Но, может быть, только часа в три ночи роль, которая была твоей с семи до десяти вечера, уходит. То, что происходит на радио и в анимационном кино, быстрее почему-то проходит. Наверное, потому, что я человек театра. И потом в театре копаешь все значительно глубже. А здесь была практически импровизация.[b]– А на экране потом вы смотрите на себя?[/b]– Вы знаете, редко. Есть мои фильмы, которые я вообще не видел.[b]– Для вас процесс важнее, чем результат?[/b]– Важнее, абсолютно точно! Точно так же, как на театре для меня важнее репетиции, чем сам факт спектакля. На репетициях можно черт-те что придумывать, выдумывать. А спектакль, когда вышел, если честно говорить, уже мертв.[b]– Что же делать зрителям?[/b]– Да, для зрителя это первый раз, конечно. Смотреть. А критикам я бы посоветовал бывать на репетициях, чего зрителю делать совсем не надо.[b]– А разве критиков пускают на репетиции?[/b]– Не знаю. Я, во всяком случае, за всю свою жизнь не видел ни одного критика на репетиции. Но ведь потом они такие глупости пишут, такую ерунду! Хотя я совсем не пижон. Я не люблю, когда меня хвалят, а когда критикуют, мне интересно.[b]– «Незнайку и Баррабасса» вы собираетесь смотреть? Или большие творческие планы могут помешать?[/b]– Да, конечно. Мне звонили о премьере в Доме кино, с премьерными показами нужно будет поехать еще куда-то. Но у меня сейчас такой период адский, ну бывает такое, когда все в кучу.Совсем недавно в театре Маяковского вышла премьера спектакля американского драматурга Нила Саймона «Глава вторая» – пьеса для меня очень дорогая. Это почти один к одному последние четыре года моей жизни. Ушла жена, появляется еще женщина – пьеса очень хорошая. Театр относился очень осторожно к тому, чтобы мне это предложить, но когда я прочел – сразу сказал «да», потому что память о моей супруге для меня навсегда. Как только появляется возможность о ней еще и еще раз помнить – помнить, не вспоминать (точно так же, как вы, наверное, заметили, мы друг друга слушаем, но не слышим, это огромная разница) – я обязательно это делаю.Еще я репетирую сейчас пьесу Артура Миллера «Спуск с горы» (может быть, это пока рабочее название). Тоже сложнейшая роль, просто адская. Рядом замечательные артисты: Оля Яковлева, Елена Шевченко – мои ближайшие партнеры по пьесе.Репетирую в антрепризе – так совпало (два выпуска – это вообще катастрофа). И пьеса очень интересная, тоже американская, «Трио» – о жизни и судьбе великого композитора и музыковеда Роберта Шумана, его жены Клары Вик, замечательной пианистки, и Иоганна Брамса. Любовный треугольник, реальная история, которая довела Шумана до психушки. И психушка есть в этой пьесе. Так что роль тоже адски сложная.[b]– Вы Шуман?[/b]– Да. И все это вертится и крутится, а мне еще надо успеть вылететь на съемки в Одессу, в Киев и в Москве посниматься. А еще телевидение – вчера рано утром снимался в передаче «Утро» на НТВ, сегодня в передаче «К барьеру». Я ничуть об этом не сожалею – когда востребован, это замечательно, что об этом говорить. Но без Ирочки я совершенно не знаю, что у меня за чем. Ирочка – это моя жена, директор театрального агентства. Вам, кстати, понравился наш офис?[b]– Понравился, вот только мебель очень светлая.[/b]– Такая чистюля Ирочка. Она не только моя жена, она еще и мой личный директор, она все про все у меня знает. Я ее всегда спрашиваю: Ира, ну что у меня после репетиций сегодня?[b]О жизни– А что вы считаете своим главным достижением?[/b]– Я думаю, самое большое достижение – что люди верят в меня, благодарны мне за то, что я делаю. Я это чувствую, я это знаю. Я выхожу на сцену и сразу чувствую дополнительное внимание – это колоссальная ответственность. Это я говорю по собственному опыту – 45 лет в театре, кстати, юбилей ([i]юбилей, заметим, у Эммануила Гидеоновича Виторгана в этом году двойной – 27 декабря ему исполнится 65 лет[/i]. – [b]Л.Б.[/b]). Поэтому каждый день бывает много журналистов.Мы сейчас и книгу выпускаем, чему я долго сопротивлялся: моя жизнь не представляет общественного интереса – считал я, а меня уговаривали. Но потом я подумал: а вот откроют люди книгу – увидят фотографию Леонида Викторовича Варпаховского. Подумают: что это за человек, надо прочитать. Или о том же Товстоногове. Поэтому я согласился. Книга состоит из воспоминаний о нас двоих (об Аллочке и обо мне), написанных пару лет назад самыми разными людьми.Некоторые ребята, думаю, сейчас кое-что исправили бы. Там нет, да я и не хотел, чтобы там был только елей, облизывание и восхищение. Дело в том, что через два года после того, как Аллочка ушла из жизни, я женился. И некоторые близкие друзья негативно отреагировали на это. И сын был сдержан. Но сейчас он общается с Ирочкой как друг. Да и многие знакомые тоже.[b]– С чего начинается ваш день?[/b]– Спать хочется. Люблю положение лежа: можно подумать, почитать. Еще люблю убирать, мыть посуду, подметать – в это время голова спокойна, варит хорошо.[b]– Я бы сказала, это женские ощущения…[/b]– Если вы хотите услышать, что я с утра минут сорок занимаюсь зарядкой, то скажу – нет. Я вообще лет 40 не занимаюсь зарядкой. Душ принимаю – и вперед на работу. Работа теперь рядом совсем, пара минут пути – это большое облегчение. Из спальни видна моя гримерная в театре Маяковского.[b]– А мне было до школы три минуты, что было очень обидно: ни прогуляться, ни опоздать на урок. А вам не скучно?[/b]– Нет, у нас скучно не бывает. Дома всегда кто-то из друзей есть. Это теплый дом. Он всегда таким был, и тогда (с Аллочкой), и сейчас. Ребята могут приехать в любое время ночи, в 4-5 утра. Мы никогда не сердимся.