Московским медикам пришлось с первых минут участвовать в ликвидации последствий теракта. Они занимались главной работой — спасением тех, кто выжил после применения «спецсредства». Как сработали они в этих экстренных условиях?Корреспондент «ВМ» встретился с [b]председателем Комитета здравоохранения правительства Москвы Андреем СЕЛЬЦОВСКИМ.— Андрей Петрович, могли бы вы сейчас сообщить полную информацию о пострадавших в результате теракта?[/b]— Сегодня на 9 утра 149 человек остаются в больницах, 501 выписан, в тяжелом состоянии находятся шестеро. Погибли 120 человек. Могу предвосхитить ваш следующий вопрос — о пропавших без вести. Для нас, медиков, их по определению быть не может. Пострадавший — он либо находится в лечебном учреждении Москвы, либо выписался и находится дома.[b]— То есть пропавших без вести нет?[/b]— У нас все опознаны. Но вы поймите: когда у человека стресс и он выскакивает из такой «мясорубки», то бывает так, что, не думая о состоянии своего здоровья, он убегает. Кто его там пропустил — это вопросы не ко мне. Но по крайней мере четверо именно из такой категории к нам обратились, это факт. 29 человек обратились к нам повторно — видимо, поспешили выписаться. Мы предупреждали всех: если плохо себя почувствуете — придите к нам обратно. Вот они и пришли.Других фактов я не знаю.[b]— Андрей Петрович, вернемся на некоторое время назад. Почему медицинские власти совместно с МЧС не развернули в пределах допустимой зоны от входа в ДК полевой госпиталь, оснащенный хотя бы дыхательными аппаратами?[/b]— А он был не нужен, как и дыхательные аппараты. Потому что буквально через дорогу было подготовлено 500 коек с усиленной реанимацией в стационарном госпитале. Мы ведь готовились к нескольким вариантам и усилили именно реанимацию. Мы задействовали фактически всю дежурную службу из Склифа, она работала посменно. В ту ночь, когда был проведен штурм, наш представитель проехал по больницам, чтобы проверить степень готовности к чрезвычайной ситуации, которая могла возникнуть в любой момент. Он был как раз в 13й больнице, в 7-й, в том же госпитале. Тем более что негде было разворачивать этот «полевой госпиталь». Вся площадка перед Театральным центром была забита машинами. В переулках стояла техника.[b]— Сколько человек было помещено в госпиталь?[/b]— Сто с лишним.[b]— А остальные?[/b]— Остальные были отправлены на расстояние двух с половиной километров — это 13-я больница. Ну минут 6—7 до 7-й больницы. Нашей задачей в этой ситуации было максимально быстро довезти пострадавших до кровати, до реанимации. Мы это сделали.[b]— Почему вблизи ДК даже не оказалось необходимого числа машин «скорой помощи»? Сколько было «скорых»?[/b]— Там было 458 машин «скорой». Они все были оснащены и каталками, и носилками, и специальным полотном для выноса больных из неудобных положений.[b]— Но людей тащили волоком и грузили в машины...[/b]— Это да, но попробуйте представить, как в зале пользоваться носилками. Там проходы маленькие. Из зала людей вытаскивали бойцы спецназа, мы их на улице перехватывали — и в машины. Вы же видели — там и носилки были. И потом, это же не стандартная ситуация, когда лежат, к примеру, на асфальте человек десять после автоаварии, и мы берем их и загружаем на носилки. Там есть какой-то резерв времени. Здесь резерв времени был ноль. Нам нужно было максимально быстро оказать помощь: укол — и поехали, укол — и поехали...[b]— То есть точного числа носилок вы назвать не можете?[/b]— Повторяю: в каждой машине были носилки. Другое дело, что я не мог приказать спецназовцам, чтобы они пользовались носилками. А врачам туда нельзя было входить, потому что это минированное помещение. Есть вещи, которые многие не учитывают. Никто не мог дать гарантии, сказать врачам: ребята, здесь все будет в порядке, и можно входить туда.[b]— А где находились машины «скорой»?[/b]— В непосредственной близости — 40 машин. Следующий резерв — 100 машин. Через 5—6 минут они уже прибыли на место. И потом еще 300 приехали. Мы за час вывезли всех.[b]— Некоторые очевидцы утверждают, что в подготовленных к приему больницах также не хватало носилок. И часть пострадавших тащили в отделения волоком и укладывали где попало.[/b]— Я лично был на эвакуации в Первом госпитале и не видел ни одного больного, которого бы волокли по полу.[b]— Многих эвакуировали не в машинах «скорой», а погрузили в автобусы, в которых точно не было ни кислорода, ни дыхательных аппаратов. Кто принял такое решение?[/b]— Принимали его совместно с руководством, чтобы убрать больных. И туда мы помещали пострадавших, которые, по моим понятиям и понятиям тех, кто этим занимался (на площадке ведь было много людей), были в более или менее приличном состоянии. Нужно было везти на чем есть. И туда сажали врачей, в каждой машине был врач. Мы снимали со «скорой» врача и направляли в автобус.[b]— Но если машин «скорой» было достаточно, то зачем же автобусы нужны?[/b]— На первом этапе была ситуация, когда нам показалось, что «скорых» недостаточно. Погрузили часть людей в автобусы. Это мы сегодня с вами хорошо сидим, у нас здесь не дует. А там ситуация требовала мгновенных решений. Есть больной, дышит — в машину, и быстро. Ведь только через дорогу перевезти. Что, мы должны были ждать «скорую»? Для того чтобы все 400 «скорых» подошли, требовалось минут 15. Поэтому в часть автобусов уложили трупы, часть живых отправили в госпиталь. Я вам должен напомнить, что в больницах мы потеряли меньше 10 человек.[b]— В некоторых СМИ прошла информация, что несколько человек погибли не от газа, а от того, что их задавили телами. Среди них 13летняя девочка. Насколько это достоверно?[/b]— Нет, этого не было. Это я могу сказать абсолютно точно.[b]— Почему те, кто владел информацией, приняв решение о применении спецсредств, не сориентировали медиков и не проинформировали вовремя о характере спецсредства?[/b]— На это уже ответил министр здравоохранения Юрия Шевченко. Мы вводили пострадавшим необходимые антидоты, и они были у нас, 1800 доз. А вопрос, как организовывалась операция, не ко мне. На этот вопрос ответил руководитель ЦОС ФСБ Александр Зданович. Он сказал, что спецслужбы не обязаны были информировать о спецсредствах с целью безопасности государства. Для меня главным было получить препараты против отравления, а не узнавать, что это такое. Вы понимаете, в чем дело? При любой ситуации сегодня на всех международных форумах (последний прошел в мае) вопрос идет не об антидотах, а о симптомо-комплексной терапии. То есть мы, применяя препарат, рекомендованный нам, в основном шли по пути симптомо-комплексной терапии.[b]— Почему врачам запретили на первых порах даже говорить о диагнозе «отравление»? И они были вынуждены заносить в историю болезни не причину, а следствие?[/b]— Ничего подобного! Врачи все честно фиксировали, и у нас есть карты, в которых так и записано: «отравление, действие неизвестного газа». Речь идет не о том, что это действие газа, а о том, на ком он был применен. Ведь если бы прошли еще сутки, то я не знаю, чем бы все там кончилось. Потому что здесь явно сыграли роль и гиподинамия, и тяжелейший психологический шок. У многих — обострение хронических заболеваний. Там были диабетики, больные бронхиальной астмой, тяжелые кардиологические больные — все это присутствовало. У многих женщин возникли функциональные кровотечения. Даже если бы заложников просто так освободили, без применения спецсредств, то все равно процентов 80 из них обязательно отвезли бы в клинику.[b]— А сколько человек скончалось на месте?[/b]— Я не могу сейчас сказать. Об этом можно будет говорить после экспертного заключения.[b]— Сколько погибло в результате пулевых ранений?[/b]— Во время операции — только бандиты.[b]— Почему пострадавших не отправили в самые оснащенные клиники, например, в ЦКБ? Спецконтингент мог ведь на время и потесниться.[/b]— Во-первых, до ЦКБ оттуда на машине минут 40. Здесь — 7 минут максимум. И во-вторых, я бы вам хотел напомнить еще раз: мы все подготовили именно в этих, ближайших к месту трагедии, лечебных учреждениях. Не в тот момент, а загодя. Все это было проверено и выверено. Ведь не просто так главный анестезиолог и главный хирург объезжали больницы и проверяли, какие бригады дежурят, что надо и т. д.Мы же вывезли и хирургов из Склифа, целый ряд специалистов из других больниц, из федеральных клиник.[b]— Андрей Петрович, наверняка у пострадавших выявятся какие-то последствия после отравления и всего пережитого. Не придется ли людям потратить на свое лечение ту скромную денежную компенсацию, которая им выделяется по распоряжению правительства?[/b]— Я начну, во-первых, с того, что у нас в Москве для москвичей лечение бесплатное. В 13-й взрослой, так же, как и в 13-й детской больнице, организован центр для пострадавших в ДК. Они могут прийти и при необходимости госпитализироваться.[b]— И точно лечение будет бесплатным?[/b]— Абсолютно точно. От кого потребуют деньги — вы только скажите хоть одну фамилию — мало не покажется. Лично будем с каждым разбираться. Я вам должен сказать больше: мы сейчас организуем санаторно-курортное лечение для пострадавших. Люди могут получить путевки. Все абсолютно. И все бесплатно.[b]— Оглядываясь на неделю назад, что бы вы делали по-иному, с точки зрения действий медицинских работников?[/b]— Принципиально, я думаю, ничего. Первое впечатление мое — как человека, прошедшего военные конфликты, — особенно ничего не пришлось бы менять. Может быть, какие-то детали. Грубых ошибок, на мой взгляд, не было.