На жизнь поэта
…У него были очень необычные проводы.
В то солнечное апрельское утро пять лет назад вокруг Дома кино, где прощались с поэтом, кружил троллейбус, из которого неслось пронзительно-бесконечное: «А белый лебедь на пруду качает павшую звезду…».
И все понимали, КТО уходит. И тянулся народ в Дом кино бесконечной вереницей, повторяя слова, рожденные поэтом…
Он ушел так же красиво, как и жил. А его стихи - с нами. И не просто живут - звучат. Как память о человеке большой и светлой души, которую не согнули ни лесоповалы, ни бытовые трудности, ни зависть коллег по цеху. А еще меня всегда поражало в Таниче, помимо его неиссякаемого жизнелюбия, совершенно изумительное чувство юмора.
Вот пример. Он очень любил показывать мне и другим записочку от девочки, полученной на одном из концертов «Лесоповала»: «Ребята, мой папа любит вас даже больше, чем пиво!»
А почему, собственно? Ответ знает юрмальский сантехник. Как-то он весь день чинил краны на даче Танича. Помимо оплаты, супруга поэта Лидия Николаевна презентовала ему новую кассету «Лесоповала»:
- Знаете такую группу?
- Группу «Лесоповал» я уважаю - в отличие от нашей безмозглой попсы», - чинно ответствовал культурный сантехник и с достоинством удалился.
ВАГОН СТИХОВ
Я как-то навестила Михаила Исаевича в его новой просторной квартире на Зоологической улице. Поинтересовалась, какой для него это дом по счету. Танич задумался.
- Пятый. Хотя, может, и шестой... Не помню. У нас не так много было домов, хотя мы с Лидой уже 46 лет вместе...
Лидия Николаевна решила внести ясность:
- Наташа, ведь дом - это все-таки СВОЙ дом. Раньше мы снимали комнаты, квартиры. Это все не то. Только тридцать лет назад у нас появился первый НАШ ДОМ на Садово-Черногрязской улице. Помню, в той квартире, бывшей дворницкой, было три длинных коридора...
Танич смеется:
- Хорошая квартира. Я там целый вагон стихов написал!
Лидия Николаевна подтверждает:
- Он ни в какую не хотел переселяться сюда, на Зоологическую. Потому что все стихи практически написаны там. А я подбила: давай, нам нужно побольше пространства, к нам ведь с утра до ночи ходит народ. Вот мы эти стены купили на Красной Пресне. Здесь пятнадцатый этаж, там был третий. Здесь воздух, конечно, лучше...
- И такой крутой хай-тэк!
- Да, прежняя квартира была традиционной, со старой мебелью, даже антиквариатом, - говорит Лидия Николаевна. - А здесь мы решили - сделаем по-современному. Это нас немножко омолодит. И сделали все в стиле хай-тэк.
- Приглашали дизайнера?
- Нет, все в основном придумал Михаил Исаевич. Мы вошли, увидели это пространство... И поломали пару стенок. Теперь пришел штраф за это. У меня была одна просьба - винтовая лестница на второй этаж, потому что он мне предлагал… веревочную... А я не девочка, мне будет трудно...
- Я в детстве хотел быть циркачом, - поясняет Танич. - Клоуном. У меня в комнате висела веревочная лестница, по которой я лазил туда-сюда…
КУХНЯ ПОЭТА
- Вы же познакомились, кажется, на Гидрострое, в городе Волжском...
- Да, и там, на Гидрострое у нас вообще ничего не было, - говорит Танич. - Лида жила в общежитии...
- А вот когда он приехал работать в газету, то позвал меня к себе, - поясняет Лидия Николаевна. - Молодая семья сняла у колхозников бывшую летнюю кухню. Холодно было жутко!
- Но ведь грела, извините за штамп, горячая взаимная любовь! А сейчас она греет не только в Москве, но и в Юрмале, где у вас тоже недвижимость…
- Этой даче уже больше тридцати лет, - поясняет Лилия Николаевна. Маленькая дачка-бунгало, пруд с рыбами во дворе... Дети там вырастали. Внуки там родились, Вениамин и Лев. Хорошие ребята, оба художники, а Лев еще увлекся рэпом, пишет тексты день и ночь. Он с родителями с пяти лет живет в Голландии.
- Михаил Исаевич, а где вас чаще посещает вдохновение - в Москве или в Юрмале?
- Очень много я писал в Юрмале. Последняя книжка - и здесь, и там.
Вообще в таком почтенном возрасте человек не должен писать стихи. И я не знаю таких примеров. Но мне сейчас пишется легко - как ни странно самому. Сам удивляюсь.
- Как не спросить про «Погоду в доме»… Это про вашу семьи или…
- Любой писатель или поэт все пишет про себя. Это как бы его автопортрет.
«Погода в доме» - это о том, что главнее всего не дождь или солнце на улице, а то, что внутри человека. От этой «погоды! не убежишь. Эта песня - о нас с Лидой и не только. О вас, Наташа. Обо всех. Хорошая песня - всегда обо всех.
- Когда Михаил Исаевич начал писать, советские песни все были серые, - добавляет Лидия Николаевна. - Все образы - стертые. Такое было время, 50-60 годы. А он написал «Текстильный городок» - и сразу принес сразу такую живую конкретику, яркие образы…
Ему помог жизненный опыт. Видел много неблагополучных людей - и когда воевал, и потом в лагерях... Знал женские судьбы. Все его программы - жизненные. В том числе и программа Долиной.
- На долинском диске «Погода в доме» - 17 песен, из которых десять не хуже «Погоды», - добавляет Танич.
ПОЭТИЧЕСКАЯ ИНФЕКЦИЯ
Разговаривая с этой творческой супружеской четой, я ни на минуту не забываю, что передо мной не один, а два поэта. Лидия Николаевна пишет тоже, и как! Какие шлягеры получаются из ее стихов - «Айсберг», например! Или «Снег кружится…» Мне всегда любопытно было, что толкнуло ее на эту скользкую дорожку. Пример мужа?
Она на минуту задумывается.
- Наверное...Хотя такой цели не ставила... Как на огороде - какие-то семена прорастают, какие-то отлетают в сторону. Видимо, что-то от него до меня долетало... У нас как? Помните сказку про Балду? Где сначала пробуют меньшого брата. Я - такой меньшой брат.
Вот, скажем, приходит новый композитор к нам в дом. Михаил Исаевич сразу меня на него напускает. На мои стихи пишет человек музыку. Если получается - тогда он начинает работать. Так было с Игорем Николаевым - года два или три мы с ним работали... Так было с Сережей Коржуковым…
- А вы не конкуренты, случаем?
- Какая может быть конкуренция? - смеется Лидия Николаевна. - Не может быть даже намека! Я настолько стесняюсь что-то сочинить. Вот глянет он своим придирчивым глазом... У меня изредка что-то выскакивает из-под пера...
СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Я всегда пыталась понять, что же может привлечь поэта в женщине. Вот что, скажем, понравилось Таничу в будущей супруге?
- Она мне до сих пор нравится - вот что самое интересное. - смеется Танич. - Я до сих пор счастлив с ней рядом просыпаться. Раньше просыпаюсь и смотрю, как она спит красиво. Каждое утро я любуюсь ею.
Она - человек умный, тонкий, художественная натура, что важно для меня. Я ведь не ангел, вовсе нет. И не знаю, смог ли бы прожить с другой женщиной столько лет. Мне посчастливилось, что у меня есть такая возможность столько лет ее любить. А это довольно сложно для мужчины. Я же наблюдаю жизнь знакомых мне людей...В нашей среде вообще сплошной кобеляж.
- Михаил Исаевич, а стихи посвящали ей? Как Петрарка - Лауре?
- Не только стихи - всю жизнь! Мне захотелось стать кем-то ради этой девочки. Чтобы она могла гордиться своим мужем. Она зажгла мое желание пробиться. А это было не так-то просто. Когда мы пришли с «Лесоповалом» на эстраду - места были заняты. Никто не подвинулся.
- Как это у вас получилось, что семья не мешает творчеству, а помогает?
- Я человек не публичный, но и не единоличный. Нуждаюсь в обществе. С шести лет играл в футбольной команде. А это воспитывает человека.
Я - командный человек. А семья - это команда. И у меня каждый день бывают гости. Вот вы уже третьи за сегодня. А еще должна прийти Долина и еще один продюсер… И будет наливаться чай, коньяк, водка...Таков мой образ жизни, стиль. Он выработался годами. Лида не такая, конечно. Она плачет от этого. Но иначе у меня не получается - это же мой цех, правда? Я же тут тружусь, молотком стучу.
ВОДОЧКА ИЛИ ВОДИЧКА?
Я прошу Танича поделиться мыслями на актуальную в творческой среде тему пьянства.
- В молодости я попивал, конечно. И в лагере. У нас убили заведующего столовой, мне дали ключи. Принял столовую, не понимая в этом деле ничего. Я должен был привозить продукты из-за зоны. И привозил себе водку... Пил. Но никогда не похмелялся, не запивал неделями - таким никогда не был. Но я и сейчас пью каждый день.
- Это в вашем-то возрасте?! И после операции? - возмущаюсь я.
- Да, каждый день, - гордо говорит Танич. - Понемногу водочки. Но я ведь алкоголизмом не страдал. Наркотиков не пробовал. Но - очень много курил. Три пачки сигарет в день! Ночью курил два-три раза. А потом начал кашлять.. Стал задыхаться... Перешел на сигары. И решил, что так докурюсь до рака легких.
- После лагеря у него нашли туберкулез, - добавляет Лидия Николаевна. - Но ведь бросил. Такая сила воли.
- Уже лет тридцать как я не курю. А хочу до сих пор. До сих пор я не отвык.
РАЗГОВОР «ЗА ЛАГЕРЯ»
Не могу не спросить про «Лесоповал» - группу, которую многие снобы считают блатной. А Танич когда-то обронил, что он до нее дорос. А не опустился…
Сначала объясняет Лидия Николаевна:
- Когда Танич пришел в песню, он повернулся к обычным людям. А среди них, как мы знаем, было очень много людей неуспешных. Оступившихся оступаются...Несчастных. Безвинных.
И виноватых тоже. Мы все одинаковы. И наш многострадальный народ всегда очень трепетно относился к этим несчастным.
Только на поверхностный взгляд «Лесоповал» - это что-то неприличное. На самом деле Танич затронул широкий слой жизни людей, которые где-то оступились. И они задумались.
У него ведь нет песен, которые бы восхваляли криминал, в которых зеки как бы похвалялись тем, что они что-то урвали от жизни, а теперь гуляют-веселятся...
У него - осмысление. Вот жизнь как она есть. И как на нее смотрят с той стороны..
Возьмем Библию В чем обвиняли Христа? В том, что он идет к грешникам, к пропащим людям, с ними дружит, беседует. Без параллелей, но Танич всю жизнь это и делает! Ему интересен простой человек, если в нем находится что-то хорошее.
Мы все одинаковы. Совершенства нет. Мы все с недостатками. Если человек в чем-то виноват, но раскаялся, изменился - его надо выслушать, понять. Поэтому песни Танича не о криминале, не блатные - они о жизни самого широкого народного слоя.
Он и воевал, и сидел, и реабилитирован как безвинный. Это его судьба. Я не воевала и не сидела. Но все-таки я в это время жила. И знаю, что жизнь была трудной. И в трудных условиях человеку выбрать верный путь трудно. Очень часто люди оступаются.
- Все герои «лесоповальских» песен - это я, - добавляет Михаил Исаевич. - В ситуациях, которые я знаю. В десятом альбоме «Лесоповала» («Базара нет!» - Н.Б.) есть песня «Штабеля». Весной начинается сплав леса по талой воде. Но в это же время на другом берегу доярочки гонят скот пастись на траву. А тут мужики - молодые, одинокие. На разных берегах.
Мои песни вовсе не о преступниках. Они о том, как легко стать человеком с той стороны колючей проволоки, о том что нет счастья в этом криминале, что люди становятся преступниками не обязательно по желанию. Я вообще лично считаю, что люди, которые кого-то убили - не убийцы. Человек есть человек. Любой...
- За исключением, конечно, маньяков, - резонно добавляет Лидия Николаевна.
- В человеке мамкой воспитано, что он не должен убивать, а должен любить. Целовать. Я считаю, что убийство совершается, как правило, нечаянно, в крайней случае, от безвыходности какой-то.
- Но это ведь не «новые русские» беспредельные бандиты, ставшие бизнесменами?
- Вот нынешних бандитов мы не трогаем. Они непонятны для меня. Я же не фантаст. Я реалист. Пишу о том, что я знаю, видел, чувствовал. Мои песни - о нашей неблагополучной жизни. Она и сейчас неблагополучна. Когда 25 процентов населения страны живет за чертой бедности...
- Я жила в 1942-44-х годах в деревне под Саратовым, в эвакуации. - добавляет Лидия Николаевна. - Каждые пять-семь километров - лагерь! Это была сплошная зона! Что, все эти люди были преступники? Нет, это были оступившиеся люди, по несчастью, по глупости.
- Каким был сталинский лагерь, Михаил Исаевич?
- Лагпункт - примерно 1000-1200 человек. Из них 4-5 настоящих воров в законе. Они держали весь лагерь. Вору в законе, блатному, положено было выделить часть посылки - кусок сала, плитку шоколада. Потому что у него не было семьи - они не общаются с родственниками. Было еще сто воров «незаконных», промышлявших «щипачей», домушников-профессионалов. Остальные - серая масса народа, «мужики»: военнопленные, бендеровцы, колхозники, которые взяли колосок, маляры, которые украли банку краски, люди, опоздавшие на работу... Уголовный кодекс был так написан юристами, что человек был уже заранее виноват - ему можно подобрать любую статью.
- Радовались, когда умер Сталин?
- Я уже вышел, отсидев весь срок в марте 53-го года. И я плакал - как весь народ, неосознанно! Мне было его жалко! Хотя я его всегда ненавидел.
- А я не плакала. - уточняет Лидия Николаевна.
- Она дочка старого большевика. - улыбается Танич. - Комсомолка, которая нарочно потеряла комсомольский билет... Зато ее папа рыдал, когда был ХХ съезд партии. Для него было потрясение, шок, он не мог поверить тому, что услышал.
ТАКАЯ ТРУДНАЯ СТРАНА
- Почему все-таки лагерная тема оказалась так востребована?
- Я не думал писать об этом. Ну, написал немного. Показали по телевизору Сережу Коржукова с тремя-четырьмя моими песнями. Начались звонки. Телефон просто раскалился. Кто этот мальчик? Откуда песни? Где можно купить? Я понял: надо еще писать, раз это так интересно стране. У нас ведь все так или иначе с этим связаны. Если вы пороетесь - среди родственников тоже найдете пострадавших - дядю, тетю. дедушку... Кого-то расстреляли, кто-то то отсидел, кто-то носил передачу. Такая трудная страна.
- Он в своем «Лесоповале» не утверждает, что преступники - безвинные люди, - добавляет Лидия Николаевна. - Нет, они виноваты. Но они тоже ЛЮДИ. Вот где проходит рубеж, граница. Их надо тоже понять.
- Мы не исследуем тему: виноват- не виноват. Мы не исследуем тему преступления как такового. Мы говорим о людях, которые это прошли. Их интересно выслушать. И я их выслушиваю. И они обо всем рассказывают. О жизни, о любви. о ревности, о предательстве, обо всем. «Лесоповал» - неисчерпаемая тема, как и другие литературные темы...
- Но ведь ваши артисты - тоже не ангелы?
- Большая работа проведена с ними за эти годы, - говорит Танич. - У меня сейчас музыкальный руководитель Саша - непьющий, некурящий, дисциплинированный...Он всегда ездит на гастроли, я - редко. Такую здоровую завел обстановку в коллективе. Может, поэтому мы всегда последними заканчиваем концерты?
ПУШКИН В АВТОРИТЕТЕ
Меня всегда поражала настоящая, непоказушная скромность Танича. Вот я спрашиваю его о том, как писалось в лагере.
- В лагере я вообще о лагере не писал! - бушует поэт. - Я вообще писал плохие стихи! Я с детства писал плохие стихи! Только не так давно начал писать хорошие.
- А кто для вас кумир, Михаил Исаевич?
- Не люблю кумиров...
- Ну... авторитет?
- Пушкин. Я родился в Таганроге, где еще был жив дух Чехова. Мой преподаватель литературы бывал у Чехова дома, представляете? И у Толстого. Вот такая ниточка. Поэтому я начал, как и многие мальчики в Таганроге, подражать рассказикам Антоши Чехонте. У нас были в школах тогда рукописные журналы... Но я видел, что это не мое, что другие мальчики пишут лучше, чем я.
А потом я начал читать Пушкина и решил, что вот это - мое. Чеховым мне не стать. А Пушкиным можно. Я решил, что Пушкиным быть легче. Я усиленно начал становиться Пушкиным.
Высота была взята большая... Я, конечно, ее не достигну, но стремлюсь. Смешно, но на моем доме в Таганроге висит мемориальная доска...Какие-то поклонники сделали…
ПОЧЕМУ ПОЕТ СОЛОВЕЙ
Я все пытаю Танича насчет жанра его песен. Понятие «шансон» он сходу отвергает.
- Это очень странное определение. Нет другого - поэтому оно прижилось. Вот, смотри:
Гляжу в тебя, как в зеркало,
до головокружения,
И вижу в нем любовь мою
И думаю о ней...
Давай не видеть мелкого в зеркальном отражении...
Любовь бывает долгая
А жизнь еще длинней.
Что это, шансон?
А песенка старого Лещенки: «Дуня, целуй-люби меня...»
Это - шансон?
Как провести грань? Может быть, «шансон» - это просто хорошая песня, а может быть, и не очень. Я не могу определить жанр моих песен одним словом...
- А вы напеваете, когда пишите?
- Иногда композиторы просят напеть. Конечно, какая-то музыка во мне всегда крутится... Но я не умею петь, хотя хорошо слышу и разбираюсь в музыке. Но пою плохо, хоть и люблю это делать. Пою на концертах безобразно. Жена моя говорит - ни в коем случае! Нельзя! Ну, я ее слушаюсь.
- У вас столько хитов... В чем причина такого успеха?
- Я не задумывался...Спросите у соловья - как он поет? Почему лучше щегла? Поет и поет. Вот я такой. Во мне такая песня живет, такие стихи...
- Которые гармонично сочетаются с музыкой...
- Причем, не всегда великолепной - иногда бывает, что музыка портит стихи... А когда придумываешь слова на готовую музыку - это труднее. Но ты уже знаешь, что она хорошая, угадать бы, о чем она... Это такая вещь…. обоюдоострая. И опасная. Как мое сочетание по гороскопу - я Дева и одновременно Кабан.
ПОЭТ - ТО, ЧТО ОН ПИШЕТ
Вот еще один вопрос, на который хочу услышать ответ от Танича: может ли хороший поэт быть плохим человеком?
- Писатель и его творение - это одно и то же, - рассуждает мэтр. - Не может плохой человек выдавать что-то хорошее. Человек пишет всегда о себе. Притвориться не получится. Хотя он может быть человеком нетерпимого характера, но внутри него - россыпь, которую он выдает. Он и его стихи - это одно и то же.
- Но среди ваших коллег встречаются и другие персонажи...
- Я не люблю некоторых талантливых людей (не хочу называть фамилии), стараюсь с ними не общаться... Но в душе они - то, что пишут. Поэт может бросить 15 женщин с детьми, может быть нетерпимым в компании. хвастуном... Я знаю таких людей. Но все равно что-то в нем живет настоящее. Он как пчела, собирающая мед с цветка.
- Как долго обычно пишется песня?
- По-разному. Как правило, я добиваюсь окончательного варианта сразу. Не встаю из-за стола, сколько бы ни просидел. Это у меня от футбола. Я был нападающим - мне это удавалось. И это сложило во мне характер лидера. Я должен написать! И не встану из-за стола, пока не будет варианта! Это не значит, что потом я не буду править...
- Он просыпается в пять утра и что-то начинает творить, - улыбается Лидия Николаевна. - Катает свои камни, пока не сложит башню.
ОБЫКНОВЕННОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ
Я осторожно затрагиваю тему клинической смерти, которую он испытал во время недавней операции на сердце. Танич весь как-то… подбирается.
- Когда меня везли на операцию, испытал чувство, что еду на смерть.
Помните, когда этот же хирург на этом же столе делал такую же операцию Ельцину? А он тогда был моложе меня на 15 лет... И мне делали точно такую же операцию, вставляли такое же количество шунтов. И я понимал, что будет плохо...
Но клинической смерти не было - была настоящая смерть: ведь отключают сердце, к нему пришивают свои же вены, взятые из ноги. Оно должно работать, но не всегда это случается. Не всегда люди возвращаются в жизнь после этой операции. Я прекрасно понимал, что в моем возрасте очень большой риск. Я никакой не герой - у меня просто не было выхода: у меня уже кровь не попадала в сердце. Все было закупорено. Это операция сложная, но в мире уже стандартная, ее уже давно делают, и Акчурин делает очень здорово.
- Он очень волевой, - добавляет Лидия Николаевна. - И хотя всегда шутит, никогда не заплачет, не будет унижаться. Врачи сказали нам, что делали такие операции людям в таком возрасте. Они только не сказали, что в живых никого не осталось... Но он рискнул. Выхода-то не было.
Первая операция длилась часов шесть. Потом он из нее выходил две недели. Кстати, когда он отходил после первой операции, то сказал мне:»Бери ручку. Записывай.» Это была его первая поэма. Он диктовал и диктовал в полубессознательном состоянии.
И вдруг - перитонит. А он лежит разрезанный как Терминатор. Вот тут он был на грани того света. Температура сорок. Нельзя сразу делать две операции подряд. Голова не выдержит - можно дебилом стать. После второй операции врачи позвонили и сказали:»Он пришел в сознание, но в себя не пришел». Ну все, дебил. Ведь предупреждали! И вот проходит два часа - они снова звонят и говорят: «Лидия Николаевна, он матерится - зачем ему сделали еще одну операцию, ведь он не просил!». Ну, думаю, значит дело на поправку.
О СМЕРТИ
Мы разговариваем о его наградах, медалях, боевых орденах. У него их не менее двадцати. .За Берлин, Будапешт, победу над Германией...
- Это у всех солдат, не я один такой герой. Двадцатилетних парней очень греют награды. Это как бы ничто, а приятно. И когда я прилепил орден Красной Звезды на фронте -тоже для меня был праздник...
- А какой бы орден вы бы себе дали?
- Я считаю, что мне уже достаточно. Мне больше не надо ни орденов, никакого почета. Почет, если я доживаю до такого возраста.
Я должен был погибнуть в свои 20 лет... Очень многих своих товарищей похоронил. Моя смерть ходила по дорогам Европы, Прибалтики, где я воевал.
А вот теперешняя где? Я ее не жду. Но знаю, что она придет. Бывали такие случаи, когда человек умирал...
- Может, самая большая награда - в том, что люди на улице подходят и говорят: «Мы вас любим!» - добавляет супруга Танича.
- А почему, все-таки?
- Мои песни знают наизусть в каждом доме, - говорит Танич. Вот Майков, Баратынский или Тютчев - великие поэты. Но люди не могут их вспомнить. А мои песни знают наизусть. Вот магия-то в чем. Песня - не просто произведение литературы, а часть жизни.
А еще -я работаю на коротких дистанциях. Я спринтер, а не стайер... Природа моя такова, что я высказываюсь коротко, быстро... Вот стихотворение - оно для меня чудовищно длинное:
Семья.
Писать о ней рисково.
Она и тьма, она и свет,
И поле битвы Куликово,
В которой каждый Пересвет.
Господь, услышь мои молитвы,
И в доброте благослови
Мою семью
Как поле битвы,
Как поле битвы и любви.
СПРАВКА «ВМ»
Поэт и писатель. Родился 15 сентября 1923 года в Таганроге. Участник Великой Отечественной войны, кавалер многих наград, в том числе орденов Отечественной войны 1 степени, Славы 3-й степени, Красной Звезды. Учился в инженерно-строительном институте, по доносу был осужден (ст.58, пункт 10), шесть лет провел в лагерях. С 50-х годов начал печататься, работал в редакциях газет, член Союза советских писателей с 1968 года. Сотрудничал практически со всеми ведущими отечественными композиторами и исполнителями. Автор таких шлягеров, как «Текстильный городок», «На тебе сошелся клином белый свет», «Черный кот», «Зеркало» , «Погода в доме» и др. Главный проект последних лет - группа «Лесоповал» (для этого ансамбля написано около 80 песенных стихов). Автор более двадцати поэтических сборников, 17 авторских дисков. Супруга: Козлова Лидия Николаевна, дети: дочери Инга и Светлана, внуки: Вениамин и Лев.