Чеховский фестиваль. Загадочный оскал бразильца

[b]Ждали шока[/b]В нынешнем году программа четко сблокирована по национально-географическому признаку. «Японский сезон», положим, стал уже традиционным. Теперь к нему добавились своего рода «сезон английский» (три спектакля знаменитых британских коллективов) и «сезон бразильский» — приехали целых пять театров. От крошечной кукольной «Волшебной шкатулки» – театра, напоминающего нашу «Тень», со спектаклями в три минуты, до огромного «Театра Офисина» с многолетней историей и карнавальным сумбуром на сцене.Неправда, однако, что отечественный зритель с бразильским театром вовсе не знаком: несколько лет назад на том же Чеховском был показан спектакль театра «Вертижень» «Книга Иова». Зрелище и шокировало, и завораживало. Не скрою, от нынешних бразильцев хотелось впечатлений не меньше.Выглядело же все несколько скромнее. Гости показали себя художниками культурными, симпатичными и даже немного скучноватыми. Хотя загадки их для нас непросты: ведь об истории бразильского искусства мы мало что знаем.[b]Обнаженкой нас не удивишь[/b]На чистый шок рассчитано только представление «Театра Офисина» с угрожающим названием «Золотой Оскал». Руководитель коллектива Жозе Селсу славен своей биографией: там и тюрьма, и ссылка, и борьба с режимом. И режиссер настолько раскрепостил и себя, и собственных артистов, что эпатаж превратился у него в самоцель.История мафиози с золотыми зубами, творящего массу непотребных дел, проста и коротка, однако зрителей держат в зале более трех часов без перерыва.За это время предлагают поучаствовать в конкурсе на лучший бюст, требуют аплодисментов в самых неожиданных местах, оттаптывают ноги, обнимают – и к тому же фиксируют все происходящее на камеру.Разговорные сцены перебиваются плясками, сюжет дробится до неузнаваемости, голые артисты скачут по залу, распевают песни на галерке. И не видно этому ни конца ни края… Нашли кого удивлять обнаженной натурой, да и пьесы мы видали пожестче этой. Артисты неплохи, однако рассмотреть их толком в этой катавасии не получается.[b]Тетя Фауст[/b]Два других театра предложили варианты всем известных классических сюжетов. «Ур Бразил» из Сан-Паулу показал симпатичную версию первой части «Фауста» Гете.История, решенная в традициях народного театра, призвана стать бенефисом знаменитой актрисы Валдерес де Баррос: она играет здесь Фауста.Невысокая, с глубоким голосом дама и впрямь хороша: ей удаются и трагедийные страдания, и легкий переход в условность. За час с небольшим бенефициантка и иже с ней стремительно проносятся по знаменитой истории, останавливаясь лишь на ключевых сценах.Красавец-Мефистофель в алом халате аккуратно раскручивает интригу с кокетливой чаровницей Маргаритой и ее теткой, хриплой скандалисткой в черном.Поначалу все легко и забавно. До финала, когда Маргарита сначала испуганно вертит в руках вышитое изображение ребенка, а потом с криком сминает его и под церковное пение облачается в саван. А к уставшему, опустошенному Фаусту на руки прилетают крошечные марионетки – он словно бы становится повелителем мира. Бессильным, однако, обрести счастье.[b]Мы все по очереди Гамлеты[/b]О невозможности счастья и спектакль «Репетиция. Гамлет» молодой «Компании актеров» из Рио-де-Жанейро. Это главная удача бразильской программы.Стильная, темпераментная, умная работа режиссера Энрике Диаза отлично вписывается в сегодняшний контекст поиска нового сценического языка.Клюнувшие на первое слово в названии и жаждущие картин театрального закулисья были разочарованы. Актеры в репетиционном зале то робко, то смелее прилаживаются к сюжету Шекспира.Иногда позволяют себе замечания друг другу и реплики из серии «как мне трудно с этой ролью!» Дабы лучше понять смысл, они могут ненадолго меняться ролями (Гамлет достается почти всем по очереди).А в сцене с Розенкранцем и Гильденстерном незаметно возникает фрагмент пьесы Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».Немало метких режиссерских находок. Так, в сцене свадьбы Клавдия и Гертруды королева, ворча на Гамлета, насильно надевает на него детские одежки: дескать, молчи, ты еще маленький! В процессе похорон Офелии Лаэрт, стеная, обжигает руку утюгом, чтобы рыдать подостовернее.Во время знаменитой «сцены с матерью» принц вооружается видеокамерой, поднося ее вплотную к глазам Гертруды, словно пытаясь разглядеть, что же в них скрыто.А утонувшая Офелия в мокром платье будет растерянно блуждать среди оставшихся в живых, словно удивляясь, как все это с ней могло случиться.Рокового поединка на рапирах не будет: Гамлет и Лаэрт сядут в кресла друг напротив друга и будут печально обмениваться репликами, заведомо зная, что с ними произойдет. И в этом строгом простом финале вдруг ясно и пронзительно звучит мысль о предрешенности судьбы.