Михаэль Ханеке: Да, я иногда пугаю людей
[b]В российском прокате – фильм Михаэля Ханеке «Скрытое». Как и «Пианистка», где главную роль сыграла Изабель Юппер, он вызывает неоднозначную реакцию, судя по звонкам в редакцию – даже полное непонимание. Мы сочли нужным еще раз вернуться к разъяснению этой непростой картины, позиции ее автора. У редакции также была возможность задать несколько вопросов самому режиссеру.[/b]Имя австрийца Михаэля Ханеке, одного из самых радикальных, антибуржуазных и непримиримых режиссеров конца ХХ столетия, всегда ассоциируется с чем-то болезненным, неприятным, шокирующим. Вплоть до того, что иные невольно приписывают самому режиссеру (кстати говоря, в жизни человеку необыкновенно приятному, внимательному и по-настоящему интеллигентному) черты его персонажей-монстров: болезненность, склонность к садомазохизму и психическую неуравновешенность. И хотя это примерно то же самое, что подозревать врача во всех мыслимых и немыслимых недугах, специалистом по каковым он является, противников Ханеке не переубедить, их ненависть перманентна и устойчива.Впрочем, Ханеке, долгие годы подвергавшийся серьезной обструкции в родной Австрии, не одинок: так же, как и он, врагом номер один австрийского народа не раз объявлялась его хорошая знакомая и современница Эльфрида Елинек, выдающаяся писательница, получившая в минувшем году Нобелевскую премию. После того, как Ханеке поставил по одному из самых заметных романов Елинек фильм «Пианистка», их обоих заклеймили в патологическом пристрастии к богомерзкому любованию человеческими пороками, записав в лагерь «человеконенавистников».Отметились даже интеллектуалы (или люди, считающиеся таковыми): в интернете появились заметки-пасквили, обвиняющие Ханеке и Елинек в клевете на действительность (не правда ли, слышится что-то родное?).И даже «Скрытое», последняя картина Ханеке, представленная на Каннском фестивале, гораздо менее шокирующая, нежели «Забавные игры» или «Пианистка», подверглась серьезной обструкции. Теперь уже со стороны французской критики – обычно столь лояльной к Ханеке.На первый взгляд, это странно: ведь Франция – страна, приютившая Ханеке, бежавшего из родной Австрии куда глаза глядят. Однако посмотрев «Скрытое», вы поймете, в чем, собственно, дело. Хорошенько припечатав нравы обывателей родной Австрии, неутомимый Ханеке взялся за французскую интеллигенцию. Герой его картины, интеллектуал и приличный человек, когда-то, будучи шестилетним мальчиком, предал своего названного брата, мальчика-араба, взятогов семью на воспитание. Предал исключительно из ревности к родителям. Но – по Ханеке – этот частный случай детской подлости является метафорой всеобщей вины Франции перед алжирцами, погибшими в результате резни 1961 года. Кстати говоря, мальчик, взятый в семью, остался сиротой в результате этих самых событий.[b]– Господин Ханеке, не только в Австрии, но и во Франции, где вы теперь живете, раздаются недовольные голоса в ваш адрес…[/b]– В связи с чем, интересно?[b]– В связи с тем, что вы, ничтоже сумняшеся, расправившись с Австрией, теперь вот взялись за прекрасную Францию, которая, по-видимому, не хочет вспоминать события чуть ли не полувековой давности.[/b]– Да, это болезнь благополучных обществ – забыть, не вспоминать, не знать, как будто ничего и не было.[b]– И все-таки, возможно, они отчасти правы? Ведь вы возлагаете всю вину французского народа на плечи малолетнего мальчика, который особенно и не осознавал, что делает![/b]– Однако, повзрослев, став зрелым человеком, этот мальчик мог бы осознать свою вину и покаяться. Собственно, картина – об этом, о покаянии.[b]– В глубинном, христианском смысле?[/b]– Нет, нет, я атеист. Каждый человек должен решать свои проблемы сам, не прибегая к помощи религии: тем ценнее будет его покаяние.[b]– Достоевский говорил, что тот, кто верует, что он верует, возможно, и не верует. Зато тот, кто думает, что он неверующий, наоборот, возможно, верующий. Не о вас ли он говорил?[/b]– Возможна и такая постановка вопроса. Я подумаю об этом.[b]– Ваш фильм начинается с видеопленок, которые подбрасывает невидимый недоброжелатель. В результате непонятно, где, собственно, ваша режиссура, а где «режиссура» этого самого недоброжелателя…[/b]– Как раз этого я и добивался – чтобы документальное перетекало в «художественное», чтобы зритель запутался, по ходу дела переоценив природу кинематографа, которая во многом зиждется на документальном опыте.[b]– Вам это удалось. Как, впрочем, удается и сохранять напряжение, которое все время сохраняется в ваших с виду таких безобидных драмах.[/b]– Спасибо, что заметили, но, собственно, это и есть моя цель – строить повествование таким образом, чтобы тревога просачивалась сквозь самые обыденные предметы.[b]– Скажите, неужели вы действительно полагаете, что мир так ужасен и беспросветен и что во всех наших поступках, даже обыденных, всегда кроется что-то бесчеловечное?[/b]– Сходные вопросы-упреки всегда адресовались моей соотечественнице Эльфриде Елинек. Вы, говорили ей, клевещете на природу человека, который не так уж плох, как вам кажется, вы вскрываете потаенные механизмы человеческой порочности, не замечая прекрасных сторон человеческой натуры. На самом деле ни я, ни она не настаиваем на универсальности своего взгляда на мир. Существует и другие точки зрения, другое мироощущение. Но вот я, к сожалению, возможно, вижу так. И ничего не могу с этим поделать.[b]– В частности, вы давно обвиняете массмедиа, что они всегда провоцируют насилие, которого и так много в нашем мире.[/b]– Это верно. Массмедиа и насилие всегда связаны, ибо насилие в нашем обществе постепенно становится таким же безличным и отстраненным, как и эффект ТВ или видео. Как трансляция в живом эфире казней, убийств, бытовых жестокостей и прочего. Есть что-то особенно отвратительное в том, какой облик принимает современное насилие, в том, что сейчас могут убить просто из интереса, из развлечения – точно так же телебоссы демонстрируют нам ужасы ради высокого рейтинга.– Да, я иногда пугаю людей. Отсутствием юмора и слишком серьезным отношением к тому, чем занимаюсь…[b]– Вы сознательно эмигрировали во Францию или так получилось?[/b]– И так и эдак здесь много причин. Чтобы быть поближе к своим продюсерам, которые дают мне деньги на кино, ну и… потому что в Австрии действительно иногда становится невозможно дышать.[b]– Как вы отнеслись к тому, что Елинек получила Нобелевскую премию?[/b]– О, это было и радостью, и неожиданностью, и… даже не знаю, как выразить свои чувства. Тем более что премия была дана по справедливости – так бывает редко, сами понимаете.[b]– Да, этой премии никогда не удостаивались ни Толстой, ни Джойс, ни Пруст…[/b]– Но к этому нужно относиться с иронией – в жюри сидят тоже люди со своими приоритетами и вкусами.[b]– Зачастую архаичными и отсталыми.[/b]– Что поделаешь… Прогресс в области мысли движется всегда медленно.[b]– Как вы отнеслиськ тому, что на последнем Каннском фестивале «Скрытое» получило не «Золотую Пальмовую ветвь», а всего лишь Гран-при?[/b]– Нормально отнесся. Без обид. Призы и премии могут тешить самолюбие, но ненадолго. После короткого триумфа наступает отрезвление – и опять нужно работать.