Дмитрий Якушкин: Вокруг президента сложено много мифов

[i][b]Голос сверху [/b]До прихода в Кремль работал в журналистике: «Комсомольская правда», корпункт АПН во Франции, «Московские новости», телепрограмма «Двойной портрет», журнал «GEO» политическая программа РТР «Подробности». Интервью с ним было сделано до отставки Юмашева. Однако мы решили дать материал в первоначальном виде.[/i][b]О заговоре — Недавно в весьма уважаемых газетах прошла информация со ссылкой на достоверные источники и с выводом, что администрация президента начинает вести за спиной президента какого-то рода деятельность, направленную против него.[/b]— Это совершенно исключено, это невозможно в принципе, потому что администрация президента — это рабочий орган, помогающий президенту вырабатывать решения. Если хотите, это такой «многоголовый» эксперт и его первый помощник.[b]— Значит, публикации кем-то инспирированы? [/b]— Мне трудно сказать. Если бы я занимался выяснением того, что и кем сегодня инспирировано... Я могу говорить лишь о том, что есть. Или чего нет.[b]— Доверяет ли сейчас президент своей администрации? [/b]— У меня было первое желание сказать «конечно, доверяет», но, с другой стороны, я не обсуждал с ним этот вопрос, и его даже трудно поставить. Для президента не составляет проблемы распрощаться с кем-то, кто его не удовлетворяет. Кадровые вопросы всегда за ним.[b]— Значит, все оставшиеся после ухода Ястржембского и Кокошина удовлетворяют президента? [/b]— Ну это вывод, который делаете вы. Я думаю, что у президента есть свое индивидуальное отношение к каждому человеку. Он вообще очень внимателен в таких вопросах.[b]О Думе — Если вспомнить интонации президента, когда он говорил «Я позвонил Зюганову», мы можем понять, насколько сильна его эмоциональная реакция на действия думской фракции КПРФ. Администрация ведет консультации с фракциями о внесении изменений в Конституцию с ведома президента или нет? [/b]— Да, безусловно. Эмоционально он резко отрицательно относится к руководству КПРФ, но в Думе есть разные политические фракции — этого всегда президент и добивался. Чтобы все имели голос.[b]— В Думе работает Комиссия по импичменту президента. Не хотели ли в администрации создать комиссию по роспуску Думы? [/b]— Нет, таких намерений ни у администрации, ни у президента не было. Я думаю, что это несерьезное предположение. Дума восприняла бы его как объявление войны. Президент не заинтересован в том, чтобы устраивать политические перебранки.[b]— И именно поэтому она никак не реагирует на работу думской Комиссии по импичменту? [/b]— Комиссия — это сугубо политическая акция.[b]— Но почему Кремль не реагирует на нее? [/b]— Мы не можем и не будем реагировать на каждый чих.[b]О коммунизме и выборах — Как президент сейчас относится к идее коммунизма? После введения в правительство представителей этой партии изменилось ли у президента мнение, что коммунизм — это ушедшее навсегда? [/b]— Нет, эта точка зрения не могла измениться. Что касается членов правительства, то он обращает внимание на их профессиональные качества и не думает об их предшествующей политической деятельности, поскольку не она определяет политику правительства сейчас. Я присутствовал на некоторых деловых встречах президента с заместителями премьер-министра. Это совершенно нормальные рабочие отношения.[b]— А считает ли президент реальной возможность возвращения коммунистов к власти в 2000 году? [/b]— Нет, не считает.[b]— То есть Геннадий Андреевич не рассматривается Кремлем в качестве реального претендента на президентское кресло? [/b]— Как претендент — да, а как возможный победитель, безусловно, нет. Президент считает, что приход КПРФ к власти был бы катастрофой для общества.[b]— Если вы рассматриваете все, то сколько было позиций в списке возможных президентов на вашей последней мозговой атаке? [/b]— При определенном раскладе шансы имеют двое.[b]— Новые люди появиться могут? [/b]— Не исключено.[b]— Вы можете поручиться, что Кремль не готовит такого нового человека? [/b]— Кремль вообще никого не готовит, это не его дело. Администрация не участвует в политической борьбе, но это не исключает каких-то симпатий, которые не выливаются в конкретные политические действия. Ведь у нас выборы, и было бы странно, если бы президент стал навязывать стране некоего преемника. Хотя, безусловно, есть люди, которые в большей степени могут продолжать то дело, которое он ведет.[b]— Но их-то президент может назвать? [/b]— Я боюсь, что это будет расценено как вмешательство в политическую борьбу.[b]О Юмашеве — Как у вас складываются отношения с Юмашевым, насколько велико его влияние на вашу работу? [/b]— Мы с ним работаем в очень тесном контакте. И формально — он глава администрации, я его заместитель — и неформально. Юмашев — это тот диспетчер, который контролирует всю администрацию, и к нему стекается вся информация, в том числе и та, которая важна и для меня. У нас с ним нормальные, деловые отношения.[b]— Анатолия Борисовича Чубайса, когда тот был главой администрации, постоянно требовали убрать с этого поста. Относительно Юмашева таких речей нет. Почему? [/b]— Мне не очень удобно хвалить главу администрации, потому что я явлюсь его заместителем, но я хочу сослаться на мнение известного политического аналитика, который сказал, что Юмашев сегодня — это один из факторов политической стабильности. Он проводит колоссальную политическую работу вне этих стен.[b]— Не кажется ли вам, что Юмашева не ругают, потому что считают его гораздо слабее Чубайса? [/b]— Я не сравниваю, поскольку с Чубайсом не работал. Просто есть разные манеры руководить.[b]— Но все-таки возникает ощущение, что Кремль в целом сейчас слабее, чем был хотя бы год назад. Более того, пребывает в замешательстве.[/b]— Я не в замешательстве.[b]Об имидже и дочери президента — Вы говорите, что президент находится в хорошей форме. Тем не менее я не могу сказать, что такого рода новостям население нашей страны сейчас верит. Дойдут ли до людей ваши слова? [/b]— Я бы очень хотел, чтобы они дошли, хотя бывает так, что расхожее мнение, какие-то клише трудно изменить. Людям это вообще удобнее, тем более что многие политики на этом играют.[b]— Один из аналитиков, описывая сегодняшний момент, употребил цитату из Пушкина, ту, где петушок кричит «Кири-куку, царствуй, лежа на боку». Кириенко действительно в отставке, на боку ли президент? [/b]— Нет. Объем работы, который он выполнял, практически не изменился. Он реально является главным гарантом стабильности в России сегодня. Влияние его на политические процессы огромно, что бы кто ни говорил.[b]— Значит, имеет место несовпадение сложившегося имиджа президента и его реального состояния? [/b]— К сожалению, вокруг президента и его администрации сложено много мифов.[b]— В таком случае можно ли считать работу советника президента по имиджу неудачной? [/b]— Слово «имидж» у меня вызывает некоторое неприятие, во-первых, как иностранное слово, во-вторых, оно сужает обязанности Татьяны Дьяченко. Она, как и любой сотрудник администрации, не будет искажать факты. Я бы добавил, что она — тонкий человек и знает президента как никто другой.[b]— Вы можете сказать, что президент доволен работой своего советника? [/b]— Я с ним никогда это не обсуждал, но думаю, что он относится к ней строже, чем к кому-либо.[b]— Нуждается ли президент в поднятии своего рейтинга, в улучшении своего имиджа, или это для него не принципиально? [/b]— Любой человек, вне зависимости от того, кто он, заинтересован в том, чтобы рейтинг у него был высокий. Но рейтинг президента зависит не только от президента, но и от целого ряда объективных обстоятельств. Просто так получается, что люди все свои проблемы связывают с главой государства.[b]О послании и покаянии — Но главную ответственность несет президент — он же главный. Как вы думаете, стоит ли ему сейчас покаяться в каких-то ошибках? [/b]— У нас как раз такой президент, который не раз признавал свои ошибки, он обдумывает свои действия. Сейчас главное для него — быть нацеленным в будущее, на оставшиеся полтора года, вывести страну из кризиса.[b]— Не считаете ли вы, что такого рода извинения президент не хочет сделать именно потому, что его об этом слишком часто просят его политические оппоненты? [/b]— Извинения для действующего политика — не самая перспективная форма общения с людьми.[b]— Сейчас идет работа над президентским посланием. Можно ли считать, что оно будет своего рода политическим завещанием Ельцина? [/b]— Я против слова «завещание», потому что в нем есть оттенок безысходности. Президент же настроен очень оптимистично. Он не участвует в выборах 2000 года, но это не значит, что он полностью уйдет с политической арены. За десять лет он накопил совершенно уникальный опыт государственного строительства.Конечно, это послание можно будет назвать итоговым, потому что президентство завершается. В 2000 году все будут заняты выборами, и есть желание подвести черту до него.[b]— Я употребил слово «завещание» потому, что в нем обычно указываются доли наследства, оценка тех или иных политических групп, которые есть в стране. Может ли попасть в послание оценка перспектив парламентских и президентских выборов? [/b]— Я не хочу опережать события, но я думаю, что это будет интересный документ.[b]— А кто сейчас ведет работу над посланием? [/b]— В администрации ее курирует Джахан Поллыева. С ней работает достаточно широкий круг людей, но еще будут привлекаться и люди со стороны.[b]О Ястржембском — Вы пришли на место, которое до вас было сильно нагрето Ястржембским. Внешне вы на него похожи. Никто вас не пытался случайно назвать Сергеем Владимировичем? [/b]— Никто.[b]— А хотели бы вы быть на него похожим? [/b]— Вы спрашиваете, как будто это Павка Корчагин. Нет.[b]— Как вы оцениваете наследство Ястржембского, которое вы получили? [/b]— Пресс-служба — это работоспособный организм, но организм, который нужно поддерживать в рабочем состоянии. Для этого его надо смазывать, а иногда менять отдельные детали и совершенствовать.[b]— Ваше мнение о кремлевском пуле прессы? [/b]— Я в принципе старался его не оценивать. Это люди, с которыми я работаю практически ежедневно. Я их воспринимаю как данность. Каждый из них прислан сюда своей редакцией. Для меня это профессионалы, выбранные главными редакторами.[b]— Ваш предшественник не передавал вам никакой технологии общения с прессой? [/b]— Нет. Я с ним практически не виделся — только однажды разговаривал по телефону, когда поздравил с назначением вице-премьером правительства Москвы. Это был обычный короткий разговор по телефону.[b]О себе — Доводилось ли вам принимать участие не только в освещении, но и в выработке политики? [/b]— Мне постоянно приходится принимать в этом участие.[b]— Приходили ли мысли о том, что будет потом? [/b]— Нет. Я сравниваю себя с человеком, который выпускает ежедневную газету. Мы живем в режиме постоянного реагирования и прогнозирования, постоянно происходят событийные вспышки: кто-то сделает заявление, кто-то кого-то критикует, кто-то создает новый политический блок.[b]— В каком случае вы уйдете? [/b]— Я могу уйти, когда будут поставлены под сомнение мои жизненные принципы, когда возникнет ситуация, что мне этими принципы надо будет поступиться.[b]— Что сейчас самое главное? [/b]— Работать.[b]— Драться нужно для этого? [/b]— Драться — нет, но борьбу вести — да.[b]— У вас есть враги? [/b]— Я думаю, что по большому счету не должно быть, хотя в той или иной степени они есть у всех.[b]— А друзья у вас остались? [/b]— Да, слава Богу, остались. А почему они должны были исчезнуть? [b]— Бывают такие ситуации, что на них не остается времени.[/b]— Да, у меня времени действительно мало, это не преувеличение. Когда я возвращаюсь домой, мне ничего не хочется делать, в первую очередь — говорить по телефону. Тем не менее я общаюсь с людьми — немного, но общаюсь.[b]— Насколько высоко простирается уровень ваших амбиций, что является жизненной целью? [/b]— Хотелось бы реализовать то, что во мне заложено. Причем совершенно необязательно, что мои амбиции лежат в области политической деятельности, есть желания, которые могут показаться странными — например держать букинистический магазин. Я вряд ли буду этим заниматься, но это было бы интересно. Или написать пьесу для театра.[b]О Кремле — Самое яркое впечатление за эти несколько месяцев в Кремле? [/b]— Кремль — это красивое место, сюда приятно приходить на работу. Он красив своим изяществом, своими пропорциями, которые не испортили последующие архитектурные преобразования. Иногда кажется, что в какой-то музей приходишь.[b]— Не чувствуете ли вы себя экспонатом этого музея? [/b]— Нет, совсем не чувствую.[b]— А кто сидел в вашей комнате до вас? [/b]— Я не уточнял, но, по-моему, все пресс-секретари. Я воспринимаю этот кабинет как только мой. У меня нет чувства, что здесь чужая аура. К сталинскому шкафу я тоже отношусь достаточно спокойно, с любопытством, конечно, но он не создает какой-то дополнительной атмосферы. Он вписывается в общий стиль и напоминает, откуда мы все. И это хорошо.[b]— А скелета в нем нет? [/b]— Там только запах долго не открывавшихся створок, запах дерева. Туда очень давно книг никто не ставил и не вынимал оттуда.[b]О президенте — Какая -то реакция на вашу работу у президента уже была? Взбучки или благодарности? [/b]— Ни того, ни другого не было.[b]— А как он вас называет? [/b]— По имени-отчеству. Он многих так называет.[b]— О чем вы говорите с президентом, если не о работе? [/b]— В основном о том, что происходит в стране, о том, что говорят журналисты, о том, что они спрашивают и что пишут. Мы говорим о настроениях в обществе, отраженных через СМИ, и о реакции на то, что делает президент. О светских вещах мы все-таки мало говорили, ну разве что о погоде, о самочувствии...[b]— Однажды президент отпустил фразу, ставшую знаменитой: «Зачем вы меня терзаете?». Вы чувствуете, что он истерзан? [/b]— Он переживает. Переживает и из-за своего самочувствия, которое не всегда бывает идеальным, и он борется с этим самочувствием. Оно вызывает у него неприятие, как у человека сильного, который хочет быть всегда на высоте. От плохого самочувствия у него настроение, конечно, не улучшается. Плюс ко всему это мешает работе.[b]— Примитивный вопрос, но все же попытайтесь на него ответить: вам нравится президент Ельцин? [/b]— Это не примитивный вопрос хотя бы потому, что для меня он не стоит так: нравится — не нравится. На него не только вам не готов ответить, но и себе не задаю, потому что это прежде всего глава государства, с которым я работаю, точку зрения которого я должен донести максимально точно.[b]О жизни — У Честертона было эссе, которое называлось «Если бы мне дали прочитать одну-единственную проповедь». Он бы говорил о гордыне. Что бы вы сказали, если бы вам дали провести один-единственный брифинг? [/b]— Я бы сказал, что надо искоренять в себе нелюбовь к людям чужой национальности — и во мне этого нет совсем. Недопустимо вообще в принципе поднимать этот вопрос, этот тот джинн, которого нельзя загнать назад. Это второе, а первое — что все-таки надо выйти на понимание общенациональных интересов, о которых сегодня мало кто думает. Многим людям, как они говорят, обидно за державу, но это все не приобретает конструктивности. Такое впечатление, что люди живут очень сиюминутно, хотят чего-то успеть — может быть, потому, что они были лишены многого. Часто это приобретает чисто воровской характер.Но «вечное» совсем не стоит на первом плане. Я, конечно, завидую, когда разные по характеру, по возрасту, по происхождению люди в той же Америке объединены какими-то нематериальными вещами в гораздо большей степени, чем мы. Я не знаю точно, как обстояло в прошлом веке с такими понятиями, но я думаю, что до семнадцатого года этого было больше. И в определенные периоды советского времени — тоже.