Милые, общительные, умные люди. Он сценарист, она режиссер. Ставила Шекспира, что всегда считалось режиссерским Знаком качества. Причем ставила-то для Англии, а это уже фантастика. Если вы стоите — сядьте: сейчас я скажу главное. Шекспира в ее постановке играли куклы. Они аниматоры. За рабочий день снимают пять метров «мультика». Неделя их труда равняется минуте на экране. Это нечеловеческий масштаб времени. Их крошечные актеры, прибитые к макету гвоздиками, движутся со скоростью растущей травы. Каким же взглядом нужно обладать, чтобы увидеть это движение? Какое требуется долготерпение, чтобы не послать все к черту?

— Бытует мнение, что аниматоры — люди не от мира сего. Взрослые, а в куколки играют. Несолидно.

М. М.

— По своему отношению к жизни аниматоры — люди младше собственного возраста. На фестивале «Крок» нас попросили сделать приветствие лагерю «Артек». Тут же сели человек пять–шесть, стали частушки сочинять, выдумывать номера, шить костюмы из чего попало...

В. Г.

— Умение включаться в игру — профессиональное качество, которое сказывается на житье-бытье. Но это не значит, что мы этакий беззаботный народец.

— Можно ли сейчас прожить, занимаясь анимацией?

М. М.

— Студия «Союзмультфильм» не работает, и вторая, на телевидении, закрыта, а было там в общей сложности около тысячи сотрудников. Но все, кто может, продолжают снимать.

— Рекламу?

В. Г.

— Реклама и клипы — само собой, но получилось еще интереснее. Московская студия «Кристмас», которая сотрудничает с 4-м каналом Би Би Си, сделала двенадцать шекспировских фильмов и шесть по Библии. Сейчас снимают полнометражный фильм по Евангелию.

М. М.

— Каждую шекспировскую пьесу надо было уложить в 26 минут — адаптировать для английских школьников. Я делала «Двенадцатую ночь». Корреспондент Би Би Си меня спрашивал: «До того, как начать эту работу, вы слышали имя Шекспира?».

— А медведей на улицах Москвы не боялся?

М. М.

— Ну может быть, и не медведей, но вообще они побаивались. Начался этот проект в 1991 году — путч, а мы же работали на Арбате, и там неподалеку троллейбусы горели. Их главный продюсер и говорит: «Я так волновался за вас, так волновался, что даже выпил две чашки кофе подряд!»... Блистательный человек был Леон Гарфилд, сценарист всех фильмов, известный шекспировед. Такой интеллигент, умница. А остальные — функционеры. Они сняли фильм про то, как мы работаем. Первый кадр был: по территории «Союзмультфильма» бегают бездомные собаки, мусор летает, и «В таких условиях живут маленькие волшебники»... Выбрали квартиру одного нашего сотрудника, самую бедную, с их точки зрения, — пусть гречневую кашу ест на кухне в хрущобе. А когда репортер хотел поехать к нам, продюсер кричал: «У них не снимайте, у них очень красиво!».

В. Г.

— Но фильмы получились хорошие.

М. М.

— Это было упоительно — почти два года поработать над Шекспиром. На «Союзмультфильме» мы и не посмели бы об этом заикнуться. И еще достойный урок англичан — как продвигать картину на рынок. Анонсы на телевидении выходили чем ближе к премьере, тем чаще: от раза в два месяца до ежедневного показа. К премьере напечатали книжки — комиксы по нашей раскадровке. И к нужному моменту зрители были так заинтригованы, что все сидели у телевизора и смотрели своего Шекспира.

— Анимация — единственная область культуры, где характер персонажа связан с его анатомическим устройством. Вертлявой куколке вставляют шарнир, чтобы она крутила бедрами...

М. М.

— Сергей Владимирович Образцов, у которого я училась в ГИТИСе, говорил, что кукла — это маска, носитель определенного характера. И двигаться она должна в соответствии со своим характером. Вот Джессика, персонаж нашего с Володей фильма «Короли и капуста», пластична, сексуальна, танцует определенным образом. Для этого ей и вставили специальный шарнир.

В. Г.

— Кукла как движущийся иероглиф. Когда китаец смотрит на иероглиф «весна», он не читает «в-е-с-н-а», а видит весну, ее стилизованный образ. И кукла вся акцентирует какую-то одну крайность, самое яркое проявление характера. Она не должна, как манекен, копировать человека.

— А насколько режиссер участвует в конструировании куклы? Давайте пойдем с начала. Вот написан сценарий...

В. Г.

— Во-первых, не так много сценаристов могут писать для анимации — может, десять на всю Россию. Причем из них одни способны учитывать особенности куклы или рисованного персонажа, а другие просто пишут истории, и тогда режиссер должен переводить их на язык анимации.

М. М.

— Сценарий фильма «Влюбчивая ворона» был невероятно смешной, но состоял он из нескольких страничек диалогов, без всякого действия. «Зайчик, какой ты хорошенький, серенький!» — «Да ты что, ворона, у меня же глаза косые!». А ворона с обожанием поправляет: «Не косые, а раскосые». Вот и все, а дальше я уже стала придумывать, как она носила его в свое гнездо, как они там танцевали танго...

— Вот сценарий написан, дальше...

М. М.

— Режиссер с художником или, бывает, один режиссер делает раскадровку — такие почеркушки: кто где стоит. Потом эти кадрики снимаются на видео, и получается так называемый аниматик. Каждый кадрик держится на экране столько, сколько он длится в фильме. Но он пока еще неподвижный. Туда уже можно вписывать музыку и актерское озвучание. А параллельно художник делает чертежи кукол и декораций, которые передаются в мастерские.

— А сколько стоит одна куколка?

М. М.

— Около тысячи долларов. Мастер делает скульптуру сначала в пластилине. Художник ее принимает и, если нужно, поправляет, потом по пластилину отливают голову. Делается конструкция куклы — как бы скелет, и в скелетном виде кукла отдается в женские руки. Ей расписывают личико, делают парик, шьют костюм. Иногда костюмов бывает несколько, а если этот персонаж много занят, то для того, чтобы его удобнее было снимать на нескольких макетах сразу, делается два или три дубля одной куклы. Если нужны разные выражения лица, делаются сменные головы или части голов, или сменные ротики. Когда все это готово, начинаются съемки.

В. Г.

— На весь цикл от начала до конца уходит девять месяцев.

— А бывало, что снимали-снимали, и оказалось, что пленка бракованная?

М. М.

— А как же! Но мы же не проявляем весь фильм. Сняли 10—15 метров — и в проявку... Сейчас Наташа Орлова заканчивает грандиозную работу — «Моби Дик», но столько брака, сколько у нее было на картине, я просто не помню. Чудовищный труд — живопись на стекле, они же рисуют и передвигают каждый кадр. Нанес ошибочный штришок, и уже нельзя вернуть назад — надо перерисовывать.

— Почему англичане заказали ей эту работу — у русских дешевле? М. М.

— Во-первых, Наташа Орлова получила серьезные премии за участие в шекспировском проекте. И потом, живописью на стекле мало кто владеет.

— А расскажите-ка, Мария Андреевна, как вы побывали на родине предков.

М. М.

— Каких? Во мне грузинско-армянско-шотландские крови текут.

— Давайте по порядку... Кстати, с такой родословной вы должны любить виноградные вина и виски.

М. М.

— Виски — нет, я предпочитаю водку. А вина обожаю красные, грузинские. Перед войной в Грузии я решила показать сыну места, где похоронены его прабабка и прадед, и мы отправились к моим грузинским кузинам. Красивая страна Грузия. Дарьяльское ущелье наводит на меня языческий восторг: ревущий Терек, скалы то рыжие, то седые... На прощание Ираклий, муж моей кузины, купил нам в нужном месте несколько бутылок хорошего грузинского вина. Оттуда мы собирались поехать в Пицунду, причем именно на поезде, потому что тоннель под Сурамским перевалом проектировал мой прадед, шотландец, который в составе английской концессии строил железную дорогу в Закавказье. А в Самтреди уже начали ставить заслоны, и было неясно, доедем мы или нет. Все же прорвались. В Пицунде у нас с подругой был номер с видом на море, и мы сидели вечером, попивая это вино, а внизу, в маленьком кабачке, какие-то грузинские ребята пели дивные песни... Это был наш последний год в Пицунде, потом там все разрушили.

В. Г.

— Есть еще история, как Маша в Лондоне разыскала книгу с расшифровкой узоров на килтах — шотландских юбочках, нашла свою фамилию, привезла кусок шотландки с цветами своего клана...

— А готовить любите?

М. М.

— Очень! Когда съемок нет, с удовольствием провожу время на кухне. Я там совершенно не раздражаюсь...

В. Г.

— ...Если туда никто не входит... Дай человеку рецепт аджап-сандали.

М. М.

— Баклажаны, кабачок и сладкий перец обжариваются колечками, все по отдельности, и складываются в разные миски. Потом в кастрюлю наливается масло и кладется слоями: лук сырой и все остальное, что было обжарено, сверху горсть сухого риса и следующий слой. На рис я кладу нарезанные помидоры. Помидоры должны быть последними. Чеснок и зелень — петрушка, укроп, кинза, базилик — кладется сразу. Как говорит моя грузинская кузина, не нужно экономить каждый витамин, а нужно, чтобы все пропитывалось духом друг друга. Соль, перец по вкусу. Это тушится минут сорок, рис пропитывается соком овощей, и получается блюдо, которое можно есть в невероятных количествах.

В. Г.

— А я копчу рыбу в яуфе, это ящик для кинопленки. Вот поедем на выходные в Подмосковье, там у нас небольшой домик... Яуф ставится на огонь, в нем решеточка, на которую кладется любая рыба, кроме минтая, а на дно — опилки вишни или другого хорошего дерева...

М. М.

— ...И я начинаю быстро накрывать на стол.

В. Г.

— А я — открывать все, что нужно, потому что через двадцать минут рыба готова. Из яуфа уже доносится дразнящий дымочек...