[i]Чехи говорят, что даты с восьмеркой на конце для их страны судьбоносные.И в самом деле, в 1348 году основан Карлов (Пражский) университет, в 1618-м австрийская монархия полностью подминает под себя все чешские земли, в 1848-м восстание пражан за независимость заканчивается поражением и еще большим укреплением австрийского господства, в 1858-м открывается Национальный театр в Праге, в 1878-м создается чехословацкая социал-демократическая рабочая партия, в 1918-м страна освобождается наконец от австрийского порабощения, в 1938-м попадает в немецкую неволю, в 1948-м — после освобождения от фашистской оккупации и недолгого периода свободы — начало советской неволи, в 1968-м — оккупация страны войсками Варшавского Договора, в 1988-м — начало освобождения от большевизма… Нельзя сказать, что другие народы в это время жили без потрясений, но такая «восьмерочная мистика», бесспорно, настораживает.Сейчас на дворе 1998-й, и разговор наш об одном из чешских катаклизмов — к счастью, давно прошедшем: ровно 30 лет назад советские войска и их союзники по Варшавскому Договору совершили вторжение, а затем и оккупацию Чехии.Как это ни прискорбно, но такова наша общая история, и слова из песни не выкинешь.[/i] [b]«Пражская весна» Год 1968-й. [/b]После коммунистического путча 1948 года минуло 20 лет. В стране, где прежде люди жили преимущественно частным предпринимательством, строится социализм с уже всем надоевшим «лицом». И стремление к самостоятельности и демократическим свободам все сильнее и сильнее проявляется не только среди «рядового» населения, но и в самых высоких кругах.Так, в своей книге дневниковых записей «…Да не судимы будете» член Политбюро ЦК КПСС П. Е.Шелест пишет: «По предложению Дубчека в угоду правым силам отдел в ЦК КПЧ по вопросам безопасности и обороны был ликвидирован… В районах и областях хорошо продуманы и организованы группы и ячейки для борьбы с коммунистами, стоящими на правильных позициях».Эта внутрипартийная борьба привела к «Пражской весне»: к подъему железного занавеса, внутреннему раскрепощению людей и признанию в том, что по образу мыслей чехам Запад ближе, чем Восток. Такого «развода» союзники по Варшавскому Договору дать, естественно, не хотели и способ борьбы выбрали быстрый и надежный — силовой.[b]Август-68 глазами пражан 21 августа. Утро.[/b]Транспорт замер, на работу люди добираются пешком. Около продуктовых магазинов очереди — скупаются хлеб, мука, спички, соль, мыло… Чтобы сбить с толку приближающиеся войска, накануне ночью кто-то догадался поснимать таблички с названиями улиц и поменять номера на домах. Это действительно вызвало у пришельцев большие затруднения.Парки, мосты и все свободные места, включая здания местных партийных комитетов, оккупированы. Прохожие грозят кулаками танкистам и кричат: «Уходите домой!».22 августа. На углах улиц выставлены столы, где люди подписываются под петициями против оккупации. Дома обклеены плакатами: «Иван, иди домой, ждет там тебя твоя Наташа!».На Староместской площади расположились солдаты — они играли на гармошке, читали «Правду», расклеивали плакаты, в которых призывали чехов доверять советским войскам, которые пришли, чтобы остановить контрреволюцию. Но из уст в уста передается рассказ о том, как танкисты едва не расстреляли здание музея на Вацлавской площади, подумав, что это Рейхстаг, а еще о том, что чехи подожгли несколько танков, и о том, как гибнут люди. (Полностью воспоминания жительницы Праги Елены Вейсовой можно прочитать во 2-м номере журнала «Правозащитник» за 1998 г.) [i]На всякое событие хорошо бы взглянуть с точек зрения всех сторон, втянутых в конфликт. Может быть, так и обозначится истина? В издательстве «Права человека» выходит книга воспоминаний одного из высокопоставленных исполнителей пражской операции, командовавшего 38-й армией, а затем и Центральной группой войск генерала Александра Майорова «Вторжение. Чехословакия, 1968. Свидетельства командарма». С любезного разрешения главного редактора издательства Владимира Ведрашко мы предлагаем вниманию читателей «Вечерки» некоторые страницы книги.[/i][b]Свидетельства командарма День 12 апреля 1968 года [/b]запомнился мне светлым и солнечным. Между этим днем и 21 августа 1968 года, как оказалось позднее, была непосредственная связь. Но тогда об этом еще никто не догадывался.Ровно в 16.00 я в кабинете командующего войсками округа.Закрыл за собой дверь и доложил: — Генерал-лейтенант Майоров, — и увидел, как стремительно и, мне показалось, несколько нервозно и суетно трое генерал-полковников встали из-за стола. Происходящее мне показалось странным и непонятным. Похоже, речь пойдет о моей судьбе.Начальник Главного оперативного управления Генштаба генерал-полковник Михаил Иванович Повалий неторопливо и значительно показал рукой на конторку.На ее наклонной поверхности лежала карта. Я прочел крупно написанное: «Карта приказ…».И далее, ниже заголовка, также тушью, но мелким каллиграфическим почерком: «…на вторжение 38-й армии (в скобках был определен ее состав) в ЧССР с целью подавления, а при необходимости и уничтожения контрреволюции на ее территории».Внизу у обреза карты я прочел: «Министр обороны Маршал Советского Союза Гречко».И его подпись. Вторая подпись: «Нач. Генштаба ВС СССР Маршал Советского Союза М. Захаров». В нижнем левом углу столбцом и также тушью написано: «Исполнено в единственном экземпляре.Исполнил Повалий М. И. 11 апреля 1968 г.».«Вторжение» — это слово пронзило мне голову. Значит — война.Повалий посмотрел на часы и сказал: «Всякие разговоры по телефону, радио или переписка по этому делу, — он постучал пальцем по карте, — категорически запрещены Леонидом Ильичом.Он велел министру обороны готовиться к большему, но надеется, Бог даст, обойдется без этого.А командующий добавил: «Завтра эту карту, опечатанную моей печатью, вам привезут в штаб. В вашем присутствии заложат в ваш сейф. Все ваши действия, все дела, все мысли с сего часа направляйте на выполнение ЭТОЙ задачи. Под любым видом — «ожидается инспекция»… «подготовка к учениям»… и так далее.Мы должны точно выполнить указание Леонида Ильича и приказ министра обороны».Зона ответственности 38-й армии включала пять областей — Северо-Моравскую, Южно-Моравскую и три области Словакии: Восточно-Словацкую, Средне-Словацкую и Западно-Словацкую и всех десяти областей Чехословакии.Для решения этой задачи выделялись силы и средства: 24-я, 30я, 48-я, 128-я мотострелковые дивизии, 15-я и 31-я танковые дивизии и 12-й мотострелковый полк Болгарской народной армии.Началась подготовка войск к предстоящей в конце апреля — начале мая инспекции армии министром обороны. Это будет вполне солидным прикрытием.Вторым прикрытием могла быть подготовка управления армии и некоторых ее соединений и частей к большим командно-штабным учениям или маневрам войск, или учениям с участием войск стран Варшавского Договора. Это тоже выглядело убедительно и не могло вызвать какого-либо недопонимания....Учения проходили на территории ЧССР. После их завершения стала чувствоваться неопределенность в пребывании наших войск в Чехословакии. Интуиция мне подсказывала, что у руководства ЧССР и СССР пока нет ясных договоренностей о совместных действиях в ближайшее время.Оломоуцкая торговая палата военторга сняла нас с довольствия.И я понял, что армию придется тянуть на себе.В восемь часов утра в большой палатке я проводил заслушивание. Первым должен был докладывать командир 31-й танковой дивизии генерал-майор танковых войск Юрков А. П. Однако не успел начать, как снаружи донеслось громкое скандирование: — До-мой! До-мой! До-мой! Мы все вышли из палатки и увидели: перед шлагбаумом стояли два открытых полугрузовых «уазика». Между ними, поднятое на двух шестах, колыхалось на ветру большое красное полотнище с метровыми белыми буквами: «Домой!».На каждом автомобиле сидело восемь-десять солдат в чехословацкой униформе, в малиновых беретах, и они, подняв автоматы Калашникова вверх и потрясая ими, горланили во всю мощь солдатских глоток: «Домой!».Около шлагбаума по обе стороны дорожки стояли растерявшиеся мои два солдата, а к ним торопко уже бежал комендант штаба армии подполковник Рыстев.Минут пять длилась эта демонстрация. Машины развернулись и уехали.Я приказал усилить охрану, привести в порядок вооружение и технику, караульным сторожевых постов выдавать боеприпасы, в случае нападения — открывать огонь, однако строго соблюдать при этом требования устава; на каждом посту, в секрете или в составе патруля обязательно иметь старшим офицера.В 12 часов над командным пунктом армии и расположением полков Зубенко, Абдулаева, Кривицкого закружили три вертолета Ми-8 ЧНА. В течение 15—20 минут они как будто уточняли: мы еще тут или начинаем сворачиваться? А еще через пару часов вновь приехали «уазики» и солдаты в малиновых беретах с автоматами Калашникова и с красным полотнищем «Домой» опять загорланили у шлагбаума. Так продолжалось в течение всего дня: кружили вертолеты, кричали солдаты… Откровенно говоря, я не сразу определился в своих действиях. К концу дня все же позвонил по ВЧ министру обороны ЧССР Дзуру, доложил о происшедшем и попросил принять меры.— Содруг командарм, — ответил тот, — я сожалею, что так делается, но помочь не могу… Можете обратиться за помощью к президенту.На этом разговор и закончился. Так мы столкнулись с первым открыто враждебным действием против нас на чехословацкой территории.Такая вот обстановка была летом 1968-го.[b]Тяжелое решение [/b]Я стоял в трех-четырех метрах от проходившего мимо меня в зал Гречко и видел его осунувшееся, без румянца, лицо, вяло опущенную правую руку, в которой он держал рабочую большого формата тетрадь в красном переплете, средний палец между страниц, а несгибающийся безымянный — неуклюже торчал на корке тетради. Министр спокойно прошел к столу президиума. Мы все стояли, как говорится, проглотив аршин и не сводя глаз с лица министра. Он отодвинул от стола свой стул, тихо, даже тише обычного, произнес: — Я только что вернулся с заседания Политбюро. — Министр выдержал паузу: — Принято решение на ввод войск стран Варшавского Договора в Чехословакию. — Он помолчал еще какое-то мгновение, всматриваясь в лица присутствующих. — Это решение будет осуществлено, даже если оно приведет к третьей мировой войне. За исключением Румынии — она не в счет (тут он сделал особое ударение) — все дали согласие на эту акцию. Правда, Янош Кадар окончательное решение изложит завтра утром, в понедельник. У него имеются некоторые осложнения с членами Политбюро. Готовность к вводу войск — 20 августа. Объявляю «Ч» (переход границы ЧССР) — 23 часа 20 августа. День ввода войск — 21 августа 1968 года. Сигнал «Ч» — «Влтава-666».[b]Вторжение[/b] Во вторник, 20 августа, во второй половине дня разразилась гроза.Гром и молнии напоминали канонаду, а сплошной ливень низвергался с небес, устраивая нам всеобщую помывку перед дальней дорогой.Моя оперативная группа была подтянута к заставе за Ужгородом. Сигнал поступил в 22 часа 15 минут 20 августа. По рации четко и ясно прозвучало: «Влтава-666».Я незаметно для других перекрестился и скомандовал: «С Богом! На Тренчин!».Чехословацкая застава, ничего не подозревая, несла свою службу в обычном режиме: частые учения и передвижения войск на территориях обеих союзных стран приучили пограничников не беспокоиться, ведь союзники не держат камня за пазухой.Позади первые 200 километров.Я со своей оперативной группой на «Волге» остановился на обочине шоссе перед тремя танками Т-55 из состава разведывательного дозора спецотряда под командой Бруниниекса. Где-то рядом город Попрад. Тут и следует перевести дыхание. И — стрелки часов. Центрально-европейское время… В Москве 6, а здесь — 4 часа утра.Оставшись в машине, я открыл дверцу. Подошли замначальника оперативного отдела штаба армии подполковник Шевцов и Спирин.Над нами тарахтел вертолет. Я приказал Шевцову узнать причину остановки танков, но не успел закончить фразу, как Спирин цепко схватил меня за плечо и резко выкинул из машины. Задняя левая часть «Волги» с характерным металлическим хрустом оказалась раздавленной внезапно тронувшимся с места танком. Водитель и радист, сидевшие впереди, успели выскочить, а младший сержант (если не ошибаюсь, он был моим тезкой, тоже Александр), сидевший рядом, слева от меня, погиб… — Что ж вы, сволочи, делаете?! — заорал я на командира танка и механика-водителя, уже спрыгнувших на землю.— Нам надо на Тренчин… Майоров приказал… — явно растерянно оправдывались бойцы.Так был открыт счет нашим потерям в Чехословакии в августе 1968 года.Разведдозор ушел на Тренчин. Ко мне подбежал генерал Юрчик.— Выдвижение идет нормально, — доложил он. — Около двух часов ночи в Кошице Елбакидзе вел бой… Дал несколько залпов из БМП.Примерно в 12 часов местного времени Бруниниекс доложил по рации: «Я в Тренчине. Встреча плохая. Жду вас».Около 14 часов по местному времени въехали в Тренчин, увидели, что десять наших танков окружили штаб Восточного военного округа ЧНА. У ворот — двое наших автоматчиков и двое безоружных солдат ЧНА.Я шагнул вперед к генералу Кодаю… Он подошел, опустил мне голову на грудь и, сокрушенно рыдая, прошептал: — Зачем вы это сделали, Александр?..— Как зачем? — я матерно выругался. — Ты же сам этого хотел! Обещал регулировать движение наших войск от границы до Праги!.. А теперь хнычешь?! — Я думал, этого не случится… К 24 часам армия овладела всей зоной ответственности.Вечером 24-го позвонил Главком группы армий «Север» Павловский и, выслушав мой краткий доклад, сказал: — Надо расстрелять троих злостных контрреволюционеров, — и как-то неестественно хихикнул в трубку.Я опешил: — Вы не по адресу, товарищ Главком.— По адресу, Александр Михайлович. По адресу. В Остраве верховодят правые: Немцова — секретарь обкома КПЧ по идеологии; Кубичек — ее сподручный, главный редактор газеты «Остравске Новины»; Нелепка — фельетонист из этой газеты… Дубчека и компанию под Ужгородом в каталажку посадили… Короче, есть приказ Инстанции.Я был потрясен необычным заданием — устроить инсценировку расстрела. Но Инстанция? Кто же там мог такое придумать? Угадывался почерк моего земляка Суслова.Утром 25 августа открылась дверь, и вошли полковник Комаров и трое арестованных в сопровождении двух автоматчиков.— Мне приказано вас казнить.Расстрелять или повесить, — я выдержал паузу, — это он решит, — и я показал на Комарова. Арестованные молчали. Верили они тогда в скорую смерть или нет — не берусь сейчас судить.— Я принял решение: если вы исполните мой приказ и не будете заниматься — ни устно, ни печатно — пропагандой контрреволюции и возбуждать ненависть к нам, к Советской Армии и Советскому Союзу, то я вас помилую.Арестованные, склонив головы, стояли бледнее белого полотна.— Ваша очередность определена, — продолжал я издеваться, — Кубичек умрет первым… Нелепка последует за ним… А затем и мадам присоединится… После долгого молчания заговорил Кубичек. Неторопливо, заикаясь: — Содруг Майоров, мы все выполним… печатать будем то, что только проверит и разрешит содруг. — И он показал на Комарова.Немцова добавила: — Да, теперь я поняла, что такое социализм… Вы нам все ясно разъяснили. Социализм — это контроль… — И она иронично улыбнулась.— А вы что скажете, Нелепка? — Не буду больше ничего писать. Я со всем согласен… — Полковник Комаров, освободите их из-под ареста. Пусть возвращаются к себе домой. Они теперь — наши друзья.Если вы живы, пани Немцова, пан Кубичек и пан Нелепка, пусть запоздало, через тридцать лет, я, старый человек, прошу у вас прощения за ту душевную травму, которую вам нанес. В тот день я пал так низко, как не следовало бы падать уважающему себя генералу. Да и вообще — человеку.Простите меня.[b][i]По оценкам Научного центра общественных исследований РАН, «в ходе передислокации, размещения армейских подразделений в ЧССР (с 21 августа по 20 октября 1968 г.), в результате «недружелюбных» действий местных жителей, неосторожного обращения с оружием и боевой техникой, болезней, аварий и т. д. с нашей стороны погибли около 100 человек, с чехословацкой стороны также погибли 100, и 345 человек получили ранения.После такой статистики наш рассказ об августе-68 хочется завершить словами, с которых начинается книга А. Майорова: «В августе 1968 года чехословацкие события потрясли весь мир. К сожалению, насколько мне известно, они не нашли полного и всестороннего освещения ни на Западе, ни в России.А ведь 1968 год во многом определил дальнейшие события в нашей стране. Что аукнулось в 68-м, откликнулось позже на рубеже 80—90-х годов, привело к разрушению великого государства и всей системы его союзнических отношений».[/i][/b]