Трубач и монстр

[b]Главный трубач XX века, «бог вседержитель» для джазменов всех времен и народов, Майлс Дэвис полвека властвовал на музыкальной сцене. За пятьдесят лет он несколько раз менял направление течения джаза (бибоп – кул- хардбоп – фьюжн) и всегда плыл впереди всех.[/b]Он отличался от прочих своих собратьев – чернокожих адептов импровизационной музыки.Майлс родился не в черном гетто, полном зловония и нечистот, а в большом светлом доме в СентЛуисе в семье доктора, уважаемого и весьма не бедного. Получил прекрасное дорогостоящее образование: учился в престижной Джульярдской школе музыки.Он буквально одним прыжком оказался в центре джазовой жизни Нью-Йорке – в те годы, когда джаз был самой актуальной и прогрессивной музыкой. Играл в самых модных клубах с суперзвездами: саксофонистом Чарли Паркером (известным также под прозвищем Птица) и трубачом Диззи Гиллеспи.Со временем Майлс стал намного более знаменит, чем его знаменитые учителя: Диз и Птица. А потом и вовсе перешагнул в разряд поп-звезд, в коем качестве остался даже тогда, когда поп и рок оттеснили джаз на вторые позиции. Среди его друзей были Джими Хендрикс и Принц, «эстрадники» смотрели на него снизу вверх. И до сих пор если кто-то использует трубу в поп-музыке, то старается играть «под Майлса» – т. е. тихо и таинственно. Майлс всю жизнь боролся с расизмом и люто ненавидел белых. Но был одним из немногих чернокожих в Америке, кого приглашали на прием в Белый дом, кто сколотил весьма приличное состояние и мог позволить себе быть модником и пижоном.В автобиографии Майлс Дэвис рассказывает о своей невероятной карьере: о взлетах и разочарованиях, а также с предельной откровенностью о четырехлетнем периоде наркотической зависимости. Хотя большинство джазменов, как черных, так и белых, в те времена вовсю сидели на тяжелых наркотиках, молодой Майлс достаточно продолжительное время «сохранял невинность».Срыв произошел после гастрольной поездки в Париж, где он познакомился и влюбился во французскую актрису Жюльетт Греко. Любовь была взаимная, но влюбленные не могли быть вместе.Вернувшись в Штаты, Майлс Дэвис почувствовал себя страшно одиноким и решил приобщиться к отвлекающим от действительности веществам. Он и сам не заметил, как стал наркозависимым.«Я тогда еще не сел на иглу, но нюхтарил по полной программе, – рассказывает в автобиографии Майлс. – Однажды стою на перекрестке в Квинсе, а у меня из носа течет, и все такое. Мне показалось, что у меня температура и простуда. Тут подходит ко мне знакомый барыга, который сам себя назвал Матинэ, и спрашивает, как дела. Я говорю – нюхал героин и кокаин, причем каждый день, только сегодня не пошел на Манхэттен, где обычно достаю дозу. Матинэ посмотрел на меня, как на дурака, и говорит: «Да у тебя же привыкание». – «Какое к черту привыкание?» – спросил я.Матинэ говорит: «Смотри, ты жалуешься на насморк, озноб, слабость. У тебя самая настоящая зависимость, нигер». Потом он купил мне немного героина в Квинсе. Понюхав «дури», которую принес мне Матинэ, я сразу почувствовал себя отлично. Озноб улетучился, насморк прекратился, исчезла слабость. Когда я снова увидел Матинэ, он мне сказал: «Майлс, не трать денег на марафет, тебе так и так плохо будет. Пристраивайся на иглу, это гораздо лучше». Так начался фильм ужасов, который длился целых четыре года». «Через некоторое время доза превратилась для меня в жизненную необходимость, я знал, что если не всажу ее, то начну помирать. Как будто у тебя тяжелейший грипп: из носа течет, ужасно болят суставы, и если вскоре не вколешь героин, очень скоро начинаешь блевать».Зависимость сделала Майлса другим человеком. Из мягкого, спокойного семьянина, верного мужа он превратился в параноика, который тиранил и обманывал жену, и в конце концов ее оставил.Карьера также катилась по наклонной плоскости. «Дела мои шли хуже некуда. Первый раз в жизни я усомнился в своих силах и способностях. Первый раз в жизни я не был уверен, смогу ли добиться чего-либо в музыке. Есть ли у меня для этого внутренний стержень».Денег, которые Майлс зарабатывал как музыкант, не хватало на то, чтобы утолить свою страсть. «Я начал брать деньги у проституток, – признается Майлс Дэвис, – состоял при них сутенером и даже поначалу не понимал, как опустился. Превратился, как я это называл, в «профессионального наркошу». Только для этого и жил. Даже работу выбирал по принципу, будет ли мне легко доставать наркотики».Рано или поздно любой наркоман обращается к воровству, чтобы достать денег на дозу. Майлс не стал исключением. Однажды он обокрал своего друга трубача Кларка Терри. Кларк увидел Майлса на улице, удивился, в каком состоянии находится товарищ, и из самых чистых побуждений привел его в свой номер. Как только Кларк ушел, Майлс «стал рыться во всех его ящиках и шкафах и забрал все, что только мог унести. Взял трубу, кучу шмоток и прямиком отнес в ломбард, а то, что там не взяли, продал за гроши». К счастью, Кларк Терри понял и простил коллегу. Он знал, что с Дэвисом сделала болезнь.Гром среди «ясного» неба для Майлса прозвучал тогда, когда в журнале «Даун Бит» прошла статья о том, как героин и другие наркотики губят музыкантов. Информационным поводом для нее стал арест Майлса и барабанщика Арта Блейки в Лос-Анджелесе – в тот момент, когда они пытались достать дозу. Эта статья закрыла Майлсу все двери в клубы: ему перестали давать работу по специальности где бы то ни было.Тогда Майлс наконец решил избавиться от страшной привычки и подумал, что ему в этом поможет бокс. Он попросил потренировать его известного боксера Бобби Маккиллена. К его разочарованию, Бобби сказал, что не станет тренировать наркомана. И в жесткой форме посоветовал ему ехать в Сент-Луис лечиться. «Я всегда находился в компании музыкантов, которые либо употребляли наркотики, либо нет, – размышлял Майлс, – но никто никогда не делал никому замечаний. Поэтому услышать такое было для меня настоящим ударом. Слова Бобби стали для меня как бы моментом истины, и я позвонил отцу».Майлс поехал в родительский дом лечиться. Но выздоровление далось ему нелегко. Деньги, которые отец давал на лечение, он тратил на героин. Когда отец все узнал и отказался снабжать его деньгами и дальше, Майлс пришел в ярость. «Когда отец сказал мне это, я просто сломался и начал проклинать его, – рассказывает Майлс, – обзывая последними словами. И хотя мой внутренний голос останавливал меня, желание достать героин оказалось сильнее, чем страх оскорбить отца. Народ в офисе сидел в шоке – у всех просто челюсти отвисли. Я так гнусно и громко ругался, что не заметил, как он куда-то позвонил. И не успел я опомниться, как меня схватили и повезли в тюрьму Бельвиль в Иллинойсе, где я пробыл неделю – в бешенстве и больной: меня все время рвало. Мне казалось, что я умираю. Но не умер, и, по-моему, тогда я в первый раз подумал, что может все-таки смогу преодолеть свою привычку одним махом, методом «холодной индейки»: от меня требовалась только решимость».«Мне было ужасно плохо, – описывает сеанс изгнания наркотического монстра Майлс. – Все тело болело – шея, ноги, все суставы окоченели. Как при сильнейшем артрите или тяжелой форме гриппа, только еще хуже. Я не могу описать эти ощущения. Все суставы воспалены и неподвижны, дотронуться до них невозможно, начинаешь кричать от боли. Массаж был бы немыслим. Такую боль я потом испытывал после операции на бедре. И эта боль не проходит, ее ничем не остановить. Кажется, что умираешь, и если была бы гарантия, что через две секунды умрешь, то с радостью согласился бы на это. Принял бы смерть, как избавление от пытки жизни. В какой-то момент я попытался выброситься из окна – квартира была на втором этаже, – чтобы удариться, потерять сознание и хоть немного поспать... Так прошли семь или восемь дней. И вдруг наступил день, когда мои страдания закончились – вот так сразу. Закончились. Полностью. Я почувствовал себя лучше – мне стало хорошо, я очистился. Я вышел и пошел, вдыхая чистый, свежий воздух, к дому отца. Когда он меня увидел, его лицо озарилось широкой улыбкой. Мы обнялись и заплакали. Он знал, что я переборол свой недуг. Потом я ушел и начал есть все подряд, потому что оголодал, как пес. Не помню, чтобы я когда-нибудь столько ел – ни до этого, ни после. А потом я сел и стал думать, как мне начать жизнь заново – и это была нелегкая задача».