Анекдот придумать невозможно

[b]Левон Оганезов – профессиональный музыкант. И, как все настоящие музыканты, относится к музыке очень серьезно, но при желании может исказить любую мелодию до неузнаваемости. Сегодня без него невозможно представить себе нашу эстраду, он непременный участник юмористических телепередач.– Левон, говорят, что музыканты всегда, при любых режимах, любили пошутить?[/b]– Конечно. Можно начать одно произведение, а закончить другим, тоже известным. А уж переставлять слова из песни в песню – так шутили еще в оркестре Леонида Утесова. Помню, как на мотив песни «Широка страна моя родная» пели известный романс Сергея Есенина «Ты жива еще моя старушка». Или наоборот, выводили со слезой в голосе: «Широка страна моя родная…» Тоже получалось смешно. Ведь ритм в обеих мелодиях один и тот же. Или можно взять любую популярную мелодию и переделать ее на кавказский манер. Получится очень смешно. Те, кто когда-нибудь это слышал, подтвердят мои слова.[b]– На фестивале «Литература и кино» в Гатчине вы выступали не только в роли аккомпаниатора, но и как конферансье. Как чувствовали себя перед публикой без инструмента?[/b]– В последнее время я делаю это часто. Профессия эстрадного артиста включает в себя очень много компонентов, которыми надо владеть. Многие артисты хотели бы выступать на эстраде, да не умеют. Вести концерт еще соглашаются, но своей программы у них нет. А раз не умеют, то начинают ругать эстраду. А эстрада – это высший пилотаж, это сжатый кусок всего того, что ты можешь.Для того чтобы держать внимание зрителей на эстраде, нужно придумать интересную программу. Юрий Васильевич Яковлев – великий артист, но на эстраде он монотонным голосом читает стихи Пушкина. А для такого артиста, например, как Александр Анатольевич Ширвиндт, и писать ничего не надо, он знает сразу, что от него ждет публика.Миша Державин очень хорошо держится на сцене. Андрюша Миронов, царствие ему небесное, был настоящим эстрадным артистом.Я пять лет работал с Андреем Мироновым, и мы с ним поездили очень много. Он никогда не показывал отрывки из фильмов, как это делают многие киноактеры. У него был выстроен целый концерт, который шел больше двух часов. Он читал монологи, играл сцены из спектаклей. Отрывок из спектакля «Интервенция» с чечеткой он исполнял гениально. И ни на кого не был похож, и на него тоже никто не похож. Хотя ему стараются подражать многие молодые актеры. У него была своя манера, выработанная, может быть, и перед зеркалом. Он некоторые вещи репетировал перед зеркалом. Я сам видел.[b]– Как рождаются хорошие шутки?[/b]– Мы на эту тему с Аркашей Аркановым много говорили. Он утверждает, что знает авторов всех шуток, но не знает, не видел и, наверное, никогда не увидит автора хотя бы одного анекдота. Потому что анекдот придумать невозможно. Анекдот нам посылают откуда-то свыше, чтобы проверить наше состояние или направить нас в нужное русло.Анекдот – это закодированное движение человеческой мысли. Говорят, смех удлиняет жизнь человека. Это лучше у врачей спросить, я не знаю. Но то, что он снимает стресс, – это действительно так. Я знал людей, которые и умирая шутили. Поэт Михаил Светлов, например. Когда у него нашли рак, он позвонил Константину Симонову и говорит: «Приезжай и привези пиво, а рак уже есть». Окна его палаты выходили на больничный морг. И по утрам, подходя к окну, он говорил: «Гутен морген». Все вокруг смеялись, а он в это время умирал.[b]– А я недавно прочитал, как к Черчиллю перед смертью пришел муж его дочери, известный журналист, чтобы взять у него последнее интервью. И спросил умирающего, кто, по его мнению, самый великий человек в мире? На что Черчилль ответил: «Муссолини, потому что он приказал повесить своего зятя».[/b]– Да, только гениальный человек мог такое сказать. У Светлова была еще одна замечательная история. «Известия» на первой странице напечатали какое-то его позитивное стихотворение и обещали через три дня заплатить хороший гонорар. Светлов говорит: «Но я завтра уезжаю в Дом творчества». Ему говорят: «Не волнуйтесь, мы вам вышлем, оставьте свой адрес». Ну, он решил: вышлют, так вышлют, и уехал. А когда через три дня ему не прислали гонорар, он послал в «Известия» такую телеграмму: «Вашу мать беспокоит отсутствие денег». Они посмеялись и прислали-таки ему деньги.[b]– Как известно, политикам ничто человеческое не чуждо, в том числе и музыка: Ильич заслушивался «Аппассионатой», Сталин обожал песенку про Сулико…[/b]– После революции им, конечно, было не до музыки. В тот промежуточный период к власти пришли те, кто в анкете писал: мать – прачка, отец – два красноармейца. Но во втором эшелоне в правительстве было очень много образованных людей. Например, Косыгин – этого почти никто не знает – был большим любителем джаза и одним из крупнейших коллекционеров джазовых пластинок. Американцы знали об этом его увлечении и присылали ему пластинки – все новинки джаза. Просто так, из уважения к нему. А я дружил с его внуком Лешкой, он был большим любителем оперетты, часто ходил в Большой театр, где я в то время работал концертмейстером. Ну, и он несколько раз нас с Борисом Бруновым приводил к себе домой – послушать джазовые пластинки. Вообще многие из прежнего руководства имели музыкальное образование. Я знаю, что Жданов прилично играл на рояле.[b]– Вы были знакомы со многими выдающимися артистами. Наверное, знаете немало забавных историй?[/b]– Конечно. Помните, была такая пара популярных эстрадных артистов – Рудаков и Нечаев? Они сочиняли куплеты на злобу дня. Первый раз прогремели после того, как полетел в космос Гагарин. Уже на следующее утро они пели: «Молодец, Гагарин Юра, тара-тара-тара-ти, Он де-факто и де-юре оторвался от Земли». Когда в космос полетела Валентина Терешкова, они тоже сразу откликнулись куплетами.Эта пара была жутко популярна, их очень любил Никита Сергеевич Хрущев. И вот однажды они и группа артистов, в том числе и я, были на гастролях в Краснодаре. Павел Иванович Рудаков был тогда стройный, поджарый и очень любил хорошо одеваться. Как сейчас помню, на нем был дорогой костюм, импортные ботинки и старая, засаленная, мятая, продавленная шляпа. Я говорю ему: «Паша, почему ты ее не выбросишь? У тебя такой костюм, а шляпа портит весь вид». Он говорит: «Понимаешь, Левон, эта шляпа мне дорога, я с ней всю войну прошел, лучше, когда приеду домой, я ее отдам в чистку». Дудник ему говорит: «Может, ты и носки носишь тоже с войны? Да выброси ты ее, пора уже, это просто неприлично». В общем, мы его уговорили, и после очередного концерта он оставляет шляпу в гримерке.Ему привозят ее в гостиницу, говорят: «Вы забыли у нас свою шляпу». На следующий день он рано утром выходит из номера. А перед гостиницей в Краснодаре есть небольшой скверик. И он оставляет шляпу на скамеечке в этом скверике. Спустя полчаса администратор гостиницы приносит ее к нему в номер. Вечером мы уезжаем из Краснодара.Пьем чай в вокзальном буфете, и Рудаков «забывает» шляпу на вешалке. Его догоняет буфетчица и возвращает ему шляпу. Тогда он заворачивает ее в газету и кладет на подоконник в зале ожидания, а сам садится в поезд. За минуту до отправления проводник приносит ему шляпу.Наконец, поезд трогается. В нашем купе ехали Лисициан, Кривченя – был такой бас, Дудник и еще один музыкант Гриша Кабалевский, позже он работал у Спивакова в «Виртуозах Москвы». Они вчетвером играют в преферанс, а я сижу, смотрю…[b]– А Рудаков и Нечаев едут в том же вагоне?[/b]– Да, в соседнем купе, и шляпа по-прежнему у Рудакова, он никак не может от нее избавиться.Как нам рассказывал Нечаев, когда поезд набрал скорость, Рудаков говорит: «Ну, теперь-то уж никто мне ее не принесет». И картинно выбрасывает шляпу в окно. Это было в 1964 году, тогда в купе еще открывались окна.Ну, и, естественно, шляпа, выброшенная Рудаковым, по закону бумеранга делает зигзаг и, привлекаемая воздушным потоком, влетает в наше окно. Дудник берет ее и говорит: «Вот теперь внимательно слушайте». И несет шляпу обратно. Через пятнадцать секунд вагон огласился ужасным криком Рудакова.[b]– Вы часто гастролируете за рубежом, как вам кажется, в чем особенности российского национального юмора?[/b]– Наш народ быстрее соображает. Вот вы рассказываете анекдот нашему человеку, он не слушает вас, а начинает додумывать конец. Причина в том, что мы очень быстро развиваемся. Пока в Европе закончился один период, начался второй, у нас уже прошло четыре периода.Царская Россия – это уже древнейшая история. Долго привыкали к советской власти, и так и не успев привыкнуть, отвыкли. А теперь так же быстро привыкли к капитализму. И сегодня уже какой-нибудь дедушка произносит такие слова, как бизнес, дефолт, акции. В моем доме находится банк, я вижу, как туда заходят пожилые люди, разговаривают о процентах, продают доллары.Причем никого не надо учить, как жить при капитализме – кто сообразил, тот так и делает, кто не сообразил, тот сидит в переходе и тоже не голодает.[b]– Левон, какие чувства у вас вызывает сегодняшняя Москва?[/b]– Родина есть родина, я родился в Москве, жил в Перове, учился на Арбате с 5 до 25 лет. Мерзляковский переулок, Собиновский переулок, который теперь называется Среднекисловским, улица Герцена – это моя родина. Там все деревья и все скамейки мне знакомы. Правда, уже многого нет. Не стало кафе на углу, в которое мы ходили. Очень жаль.В Париже, например, если ты 40 лет назад сидел на скамейке, та скамейка будет стоять на том же месте. В Америке есть Корнельский университет, у меня там дочка училась, я приехал туда, и мы гуляли по парку. Смотрю, скамейка стоит, написано: на этой скамейке любил посидеть и выкурить сигару Сергей Рахманинов. Рядом другая скамейка: на этой скамейке любил отдохнуть Набоков. Приятно же. Арбатские улицы, слава богу, сохранились, в этих переулках еще можно встретить московских бабушек, до недавнего времени сестра Цветаевой ходила к Никитским воротам.Есть куча городов не хуже, а может, и лучше, но Москву ни на что сменять нельзя. У нее свой дух, причем дух этот каждое десятилетие меняется. И отставать нам от него нельзя, нельзя тянуть в прошлое, надо идти в ногу со временем.[b]– Расскажите о ближайших проектах, в которых вы будете участвовать.[/b]– Готовим с оркестром к 9 Мая программу военных песен – не только тех лет, но и современных. Продолжаются концертная работа и телевизионные записи – у нас их очень много.