Меня не надо, а я есть...

…Где-то я прочел потрясшие меня слова: «Самое чудовищное положение – когда меня не надо, а я есть». С тех пор в моем личном педагогическом архиве преподавателя среднего специального учебного заведения накапливаются сочинения моих воспитанников – «крики души» нежеланных детей.[b]Приведу лишь несколько отрывков из этих сочинений.[/b][i]«Восемь лет назад я жила в коммунальной квартире на Соколе, – вспоминает первая. – Мой отец относился ко мне с мамой просто ужасно, всегда он приходил злой и срывался на мне и маме... Моя мама говорит, что он стал так относиться к ней после моего рождения. Одно время он даже не признавал, что я его дочь. Он издевался надо мной при каждом случае. Стоило мне что-нибудь сделать не так, он избивал меня или ставил в угол. Мне было тогда года три. Сам он уже не работал: жил за счет моей мамы.Домой все время приходил пьяный и часто водил своих друзей к нам...Однажды «разбирался» с мамой в нашей комнате. Оттуда доносились мамины крики...Выйдя в коридор, он ударил меня по лицу так, что я отлетела и ударилась головой об велосипеды. Я заплакала, но он, не обращая на это внимания, взял меня за волосы и потащил в комнату. Там он начал избивать маму прямо на моих глазах...Я опять стояла в углу всю ночь. На следующий день на маму было больно смотреть: она была вся в синяках, которые не сходили больше трех недель… Бабушка решила развести моих родителей. Но, когда мама собирала вещи и уезжала, он бегал за бабушкой с топором, сметая все, что попадалось у него на пути... Когда я училась во втором классе, мы переехали в двухкомнатную квартиру. Мама нашла себе хорошего мужчину, который сейчас живет с нами. Он хорошо относится и ко мне, и к брату…»[/i][b]А вот другое[/b]: [i]«Мои родители прожили вместе пятнадцать лет, а затем развелись. Отец всегда был жутким эгоистом. Он работал два раза в неделю и приходил домой рано...А мама работала целыми днями (а иногда даже в ночь), но отец всегда говорил ей, чтобы она погрела поесть, съездила на рынок или убралась в квартире, а сам все время лежал на диване и смотрел телевизор или играл в приставку...За то, что мама не грела ему есть, он бил ее, а меня бил за то, что я не хотела доедать что-либо... То он был добр ко мне, то ни с того ни с сего начинал кричать и распускать руки. Вещи мне всегда покупала мама.Два года назад, после очередного скандала, отец забрал половину вещей и ушел жить к своей матери. Год он не появлялся у нас в квартире, но потом стал приходить…Он забирал все что можно: тарелки, ножи, книги, снял все зеркала, вырвал розетки и снял в прихожей и ванной крючки…»[/i][b]Третье[/b]: [i]«Мое появление на свет было не запланировано. И, наверное, я чувствую себя ненужной с самого рождения. Когда мне исполнилось шесть месяцев, меня отдали родной сестре моей бабушки по отцу, у которой я жила чуть больше трех лет, так как моей маме надо было работать, и она не могла сидеть со мной. Отец умер, когда мне было три года, и мать сразу ушла к другому. Она сразу стала выпивать, в доме были скандалы.Он чуть не силой заставлял называть его папой, в противном случае меня били по губам… Когда мамы не было дома, он меня домогался, а мои попытки рассказать об этом были бессмысленны: мне никто не верил (или не хотели верить – кто знает: ведь мне тогда было пять с половиной). Когда мама была дома, они всегда были пьяны… Летом, когда я окончила первый класс, он умер.С того дня я больше не видела маму. Сначала она обещала меня забрать, но потом перестала даже звонить и совсем исчезла. Ее лишили родительских прав. Когда меня спрашивали о ней, я говорила, что мне все равно, жива она или нет... Бабушка стала моим опекуном...Я любила тогда свою бабушку... Но… я никогда не ходила в гости к подругам и никогда не приглашала их к себе... Я не была на дискотеках... Мне даже запрещали какое-то время давать свой телефон... Дома – постоянные ссоры. Я словно потеряла с бабушкой то, что так ценила, когда была маленькой. Последнее время с ее стороны звучат упреки, что она меня кормит, одевает. Я чувствую, что не нужна ей, что мешаю. Я живу с одной мыслью: скорей доучиться и выйти замуж, чтобы скорее подарить всю ту любовь, что во мне не растрачена. Я хочу надеяться, что хотя бы ему буду нужна, а самое главное – чтобы он меня никогда не мог попрекнуть прошлым…»[/i][b]Четвертое[/b]: [i]«У меня не было в детстве семьи в нормальном понимании этого слова... Своих родителей я видела изредка, отца – чаще, чем маму. Он привозил бабушке деньги на мое содержание, одежду мне, ходил со мной в зоопарк, в театры, музеи. Мои родители жили отдельно от меня, пока не развелись. Они были занятыми людьми (оба – военнообязанные, мать считала себя даже военным ученым), а все свободное время посвящали выяснению отношений. Бабушка и прабабушка давали мне все что могли... Они научили меня читать в три года, в пять – я уже знала таблицу умножения… и в первый класс пошла подготовленной к четвертому. Мать решила внести свою лепту в мое воспитание: когда мне было семь лет, мне купили пианино и заставили заниматься музыкой. Скажу еще, что с четырех лет я занималась фигурным катанием. Спорт и музыка долго (года три) боролись между собой, но … победил спорт. Когда появилась возможность серьезно заниматься спортом, на тренировке я получила очень серьезную травму... Врачи сказали моей матери, что я вряд ли буду ходить, на что она ответила, что тогда, пожалуй, отдаст меня в детский дом для инвалидов –мне было одиннадцать лет... Помню, как училась заново ходить: падала, но не плакала – внутри была какая-то злоба: я как будто мстила матери своим выздоровлением...После больницы и центра реабилитации мать взяла меня от бабушки к себе. Мы были с ней врагами, чужими друг другу людьми. Она вышла замуж, родила двоих детей. Я чувствовала себя домработницей в их доме.Мой отчим не хотел девочку, но сперва родилась моя сестра. Ненавистного ребенка почти полностью «повесили» на меня... Я засыпала на уроках, домашние задания делала на перемене...Моя мать проповедовала спартанский образ жизни. Она считала, что хорошая одежда, вкусная еда, даже чистота в квартире – это буржуйские замашки. Несмотря на неплохие доходы матери и отчима, мы жили, как нищие и как свиньи, – за четыре года моя мама не вымыла ни одной тарелки: если я уезжала на три-четыре дня на соревнования, по приезде меня ждала гора посуды до потолка...Когда у мамы родился долгожданный сын, она перестала работать совсем и взяла хозяйство в свои руки... Но когда я приходила домой, у меня наворачивались слезы: среди огромного количества импортного, профессионального, очень дорого спортивного инвентаря, который приобретал отчим на свою зарплату – двое полуголодных ребятишек в обносках, собранных с подъезда нашего дома.Мать была несгибаема. «Пусть он покупает лодку, – говорила она. – Ничего: они и так походят, и макароны поедят, а то, не дай бог, разбалуются» (я тайком покупала им одежду и игрушки и передавала через бабушку, как будто она купила или тетка, мамина сестра: от меня моих «грязных», не без допинга заработанных денег и подарков они не брали).Когда моя мать попала в аварию, не было ни слез, ни горечи... Слезы появились потом, когда пришла домой (отчим сошел с ума – его увезли в психиатрическую больницу), открыла шкаф, а в садик детей повести не в чем…»[/i]На четыре сочинения – семь несчастных, нежеланных детей. Были, конечно, и иные семьи, о которых мои же ученики писали: «Моя семья – самое родное, самое главное и важное, что есть у меня в жизни», «У меня в жизни всегда была и есть незаменимая поддержка, добрый и правильный совет», «Моя семья дает мне защиту и надежность». И дальше: «любовь и тепло», «забота», «взаимопомощь», «понимание друг друга с полуслова», «доверие», «равноправие» – все, что является слагаемым понятия «мой дом – моя крепость».Не знаю, право, нужны ли здесь какие-либо выводы, комментарии? Может быть, только одно: задумайтесь, люди! И будьте людьми.[b]Феликс НОДЕЛЬ,кандидат педагогических наук,преподаватель-методист колледжа № 17[/b]