Мы непохожи, но нас постоянно путают

[b]В Москве прошла премьера спектакля «Путешествие», в котором играют Андрей и Илья Носковы. Братья Носковы – известные актеры, но если за старшим братом закрепилась репутация балагура и души компании, то Илья – скорее философ и мечтатель. Его первой ролью в кино стал Фандорин в акунинском «Азазеле». После выхода фильма поклонницы присылали своему кумиру мешки писем. В провинции ажиотаж оказался еще сильнее. В то время Илья уехал на гастроли с антрепризным спектаклем «Мышеловка».[/b]– Так представляете, после спектаклей меня уводили шестеро охранников, с трудом удерживая толпу. Ну а большинство писем начиналось так: «Я пишу вам как Илье, а не как Фандорину». Хотя на самом деле, – говорит Илья, – разделяли ли они меня с моим героем? Скорее всего, нет.[b]– Андрей, тяжело ли быть старшим братом известного киноартиста?[/b]– Тяжело, потому что есть ответственность. И порой возникает чувство – ты уже взрослый. А он – маленький и его любят больше. То есть тут разный комплекс чувств. Но, что касается известного артиста, то это уже хорошо. Потому, что он – самостоятельная единица. И я самостоятельная единица. И это помогает жить. А в работе пока тоже помогает.[b]– А вы конкуренты?[/b]– Никогда не были. У каждого своя история, судьба в том небольшом промежутке времени карьеры, к которой мы пришли.[b]– Илья, возможно, неосознанно хотел вам подражать, став артистом?[/b]– Думаю, нет. Даже наоборот. Я в драматические кружки в школе не ходил, в отличие от Ильи. Получается, что он раньше меня начал актерским мастерством заниматься.[b]– Андрей, артисты половину жизни проводят на гастролях. Забавные случаи, конечно же, бывали?[/b]– Я хорошо помню свои первые гастроли с БДТ. Мы ехали в Киев. Мою голову украшала огромная копна волос: настоящая кучерявая шапка. Все проводники знали, что едет театр. А один все спрашивал и спрашивал: «Ну вот, Лаврова знаем, Шарко тоже, а кто еще у вас едет из знаменитостей?» А мой друг возьми да и скажи: «Помните, давным-давно был фильм «Максимка»? Ну, мальчик там еще темнокожий?» Проводник: «Максимка»? Конечно, знаем». А приятель: «Так он вырос, и теперь играет в нашем БДТ, знакомьтесь – Максимка». И делает жест рукой в мою сторону. Знаете, хоть мне до негра далеко было, но проводник искренне поверил. Он всю дорогу звал меня Максимкой. А когда мы приехали в Киев, он так и сказал на прощанье: «Удачи тебе, Максимка!» Вот, что значит, великая сила искусства![b]– Илья, вам самому нравится проза Акунина?[/b]– Я не стану утверждать, что Акунин – это гениальная литература. Но на тот момент это было лучшее среди тех книжек в ярких обложках, которыми завалены все прилавки. Просто даже и сравнить Акунина было не с кем.По стилистике, по захватывающему сюжету. У него есть вполне зримые образы, нестандартные ситуации. Конечно, можно относиться к Акунину по-разному. Но Фандорин был моей первой работой, поэтому вполне естественно, что я пытался отнестись к этой роли очень серьезно. То есть скрупулезно выполнял задания режиссера, оператора. Я еще не знал, что такое кино.[b]– Теперь, с высоты приобретенного опыта, что важнее для вас – кино или театр?[/b]– В театре ты себя разминаешь, разрабатываешь, а в кино – ты пришел, и уже должен быть готов к работе на протяжении съемочного дня. И пока переставляют декорации, меняют свет, ты обязан держать себя в тонусе, ты не можешь расслабляться, тебе не должно быть плохо. Это просто никого не волнует. Ты должен войти в кадр сию минуту. В театре сегодня сыграл плохо, завтра – гениально. А кино – это раз и навсегда зафиксированная работа. Как говорила Раневская: «Деньги съедены, а позор остался».[b]– Какое место в вашей жизни занимает работа в сериалах?[/b]– Сериалы бывают разные. А как к этому относиться? «Азазель» – это многосерийный художественный фильм. «Московская сага» – тоже. «Счастливый» – многосерийный телефильм. «Короткое дыхание» вообще снимала худрук пятого канала. Просто сейчас все упирается в деньги. Людям выгоднее снять именно для телевидения. Хотя спецформат можно было бы снять и для кинотеатра. Есть же сериалы по двести серий. Есть «мыльные» оперы, но я в них не снимаюсь.[b]– За короткий период вам удалось в кино «соблазнить» немало женщин. Кристину Орбакайте, например?[/b]– С ней легко работалось. Она очень милый, контактный, хороший человек. А вот с режиссером была проблема: постоянно вмешивались люди, которые не должны были этого делать. Они объясняли нам, как надо играть любовь, что и как делать… А с Кристиной мы общались и после окончания «Саги». Потом у меня украли телефон и все номера, естественно, пропали. И теперь контачить затруднительно.[b]– А в «Милом друге» много женщин соблазнили?[/b]– Всех, которые были в фильме.[b]– Решение поставить «Путешествие» связано с тем, что вы, Илья, любите фантастику?[/b]– «Путешествие» – это не столько фантастика. Просто два брата создали проект по поводу себя в актерской профессии и себя в мире. Потому что нас частенько путали, все время спрашивали, кто старший, кто лидер, завидуем или нет друг другу. Собственно все это и есть в спектакле. Он родился из этого всего.[b]– Андрей, вы уже почувствовали успех от «Путешествия»?[/b]– Честно признаюсь, когда делали спектакль, то не думали о славе. Мы просто делали работу, которую хотели. После первого спектакля для нас было важным одно: слышат ли нас зрители, насколько мы им интересны. Теперь мы выяснили: в каждом городе у нас новая реакция на «Путешествие». И для каждого зрителя в спектакле интересно что-то свое, личное. И для нас сегодня это самое дорогое.[b]– Это единственный спектакль, где вы играете вдвоем с братом?[/b]– Единственный. Но как только Андрей закончит съемки в Москве, мы собираемся сделать другой проект. Мы уже начали над ним работать. Андрей выступит в роли режиссера и актера, в спектакле будут заняты еще 6 человек. Это будет комедия.[b]– За то время, что вы играете «Путешествие», что-то новое вы узнали об Андрее?[/b]– Для меня важнее всего то, что мы вместе работаем. Ругались, спорили, искрили, создавая «Путешествие». Потому что Андрей видел спектакль так, я – иначе. А то, что мы работаем вместе, – это важнее всего. С посторонними людьми договориться проще. С родными – сложнее. И то, что мы друг другу в чем-то уступаем, идем навстречу, меняет рисунок спектакля. От этого «Путешествие» от спектакля к спектаклю растет.[b]– Как артист, вы должны выучивать огромное количество текстов. Как вам это удается?[/b]– Это часть моей профессии. Просто, когда знаешь, о чем говоришь, текст сам укладывается в голову. Видно, мозг уж так устроен у артиста. У меня есть моноспектакль «Ветер». По объему он включает в себя «Медного всадника» и «Двенадцать» Блока.[b]– А можете рассердиться на домашних и крикнуть: «Выйдите, немедленно, я текст учу»?[/b]– Я обычно сам ухожу. Либо в театр, либо гуляю по улицам. Помню, перед моноспектаклем пришел в шумное кафе, где гремела рок-музыка, взял кофе, бисквит, сел и погрузился в текст.[b]– Андрей будет режиссировать следующий проект. А вы не хотели бы выступить в качестве режиссера?[/b]– Я не чувствую в себе подобного желания. Мне кажется, что режиссер – это человек лет сорока. И это не возраст, а состояние души, более зрелое. Режиссер должен уметь и с артистом работать, и придумывать нечто интересное. Не помню, от кого-то я услышал такую фразу: создание спектакля, это когда актер и режиссер, как два крота. Они роют подземный ход. И если они роют его навстречу друг другу, то спектакль получится. Так и творческая работа должна быть обоюдной и идти в верном направлении. Сближение должно быть. У меня еще такого опыта нет. Попозже, может быть. И только в кино.[b]– И что бы вы хотели поставить? [/b] Исторические вещи. И послевоенное время, и революционное. Потому что там кладезь интересного. Собственно, сюжет-то можно придумать. Те же американцы просто из пальца высасывают, порой, историю.Но играя даже идиотическую ситуацию, ты видишь, как они профессионально работают. Очень четко у них выстроены и время, и образы, и люди, и ситуации. А у нас случаются промахи. И досадные ляпы: современный вокзал, одежда не соответствующая эпохе. По чуть-чуть всего и в итоге – смазанная картинка.