Рейтинг по вертикали

[b]Творческая биография Михаила Козакова невероятно удачна. Его снимали лучшие режиссеры в самых разноплановых картинах – «Человек-амфибия», «Выстрел», «Здравствуйте, я ваша тетя», «Соломенная шляпка» и многих других. Он сам снял целую галерею замечательных фильмов – «Покровские ворота», «Безымянная звезда», «Визит дамы», «Ужин в четыре руки»…О личной жизни актера, причудливой и полной неожиданных зигзагов, ходят легенды.– Михаил Михайлович, вы много раз начинали свою жизнь с чистого листа…[/b]– Я о себе слышу иногда бог знает что: мол, уехал в Израиль – это пиар, вернулся из Израиля – это пиар. Я однажды мрачно пошутил: когда я умру, это тоже будет пиар. Или обсуждают, сколько раз я был женат. Ну, да, наверное, лучше быть женатым один раз, но у меня случилось иначе, во всяком случае, я обожаю всех своих детей, я со всеми поддерживаю связь. С внуками чуть меньше, но с детьми – со всеми.В своей книге признался во всех грехах, тоже сказали – это пиар. Люди не могут понять, что возникает потребность не грязное белье ворошить, а исповедоваться. Я не описываю там женщин, с которыми я спал или мечтал спать, а пишу о грехах гораздо более серьезного свойства – где я струсил, где я недотянул в человеческом смысле. Многие говорят: Ой, Козаков, он если выпьет – конфликтный человек. Да, бывает. И даже когда не выпью. Но я не пишу ничего плохого о других, я гораздо строже отношусь к себе. Потому что надо понять одно: прежде всего, суди самого себя. Исходя из библейского: не судите, да не судимы будете.[b]– Как вам работается сегодня, когда главным мерилом успеха являются деньги?[/b]– Это и на Западе также. Первый вопрос: сколько ты стоишь? Сколько ты заработал? И так далее. Я даже иногда думаю, вот западный актер, достаточно богатый, миллионер, зачем он идет сниматься в каком-то таком сомнительном блокбастере? Мне это объяснили в Америке: ну как, если он в силе, то он должен стараться обставить других. Если артист такой-то получил 8 миллионов долларов за роль, то ему важно получить 9 миллионов долларов или 20, чтобы доказать, что он первач.Не сами даже деньги мерило успеха, а вот это стремление быть первым. Да, можно быть богатым, если ты заработал богатство честно, как Светланов, Рихтер или Шостакович. Вопрос, какой ценой? Потому что служить Богу и мамоне нельзя, в этом я убежден. Послал тебе Господь деньги, помог случай – слава богу. Но нельзя подчинить этому всего себя. Нельзя изменить тому, ради чего прожил всю свою жизнь. Я всегда считал, что главное – это попытаться делать искусство. Не важно – в каком жанре, не важно – большое полотно, блокбастер или миниатюру на телевидении. Если это искусство, то это искусство, и умный всегда это отличит.Это не значит, прошу понять меня правильно, что все, что делаю, я считаю выдающимся, «нетленкой». Нет, я только стараюсь, чтобы мне самому было не противно смотреть то, что я сделал. Затем я дорожу мнением своей публики, а она есть. И третье – мнением близких друзей.[b]– Больше года назад вы сняли телевизионный фильм «Очарование зла», который зрители по каким-то причинам до сих пор так и не увидели. О чем ваша новая картина?[/b]– Это картина о русской эмиграции 30-х годов в Париже. В этом психологическом и политическом детективе все завязано на литературе: это и Марина Иванова Цветаева, с ее, пускай неполной, судьбой, это и Эфрон, и Бунин…Один из героев этой драмы – Константин Болеславович Радзевич, он же Корде – это имя он получил во время войны в Испании.Он был белым офицером, другом Эфрона и Цветаевой. С Эфроном они вместе воевали против немцев еще в Первую мировую войну, потом они вместе воевали против большевиков, затем они оба эмигрировали, а потом они стали работать на ОГПУ.Судьба одного из них – Эфрона – известна, он был расстрелян в 1941 году, после того как вернулся в Россию. А второй избежал этой участи и закончил свои дни в 90-летнем возрасте в Доме для престарелых под Парижем.В 1967 году Константин Болеславович Радзевич был приглашен в Москву с частным визитом. Интересно, кто его пригласил, – дочь Эфрона и Цветаевой Аля, которая к тому времени отсидела в лагерях длительный срок и вышла на свободу. И он приехал в Москву, они даже побывали на Красной площади. А потом пришли в гости… к моей маме. Мама жила в однокомнатной квартире на Люсиновской. Я в то время жил у нее. Вот тут я с ним и познакомился.Моя мама знала Константина Болеславовича еще по революционным годам, но, конечно, понятия не имела, что он наш агент, резидент.Радзевич был в то время женат на женщине, которая ни слова не говорила по-русски. А он прекрасно говорил по-русски. Когда мама с этой дамой пошла готовить что-то съестное на кухоньку, мы с ним стали беседовать. Разговор зашел о Цветаевой. Я в то время был дико увлечен Цветаевой, тогда вышел синий однотомник в «Библиотеке поэта». Я ему что-то такое стал рассказывать, а он говорит: а что, молодежь знает Цветаеву? Я говорю, не просто знает, а это просто открытие, невероятное событие в литературной жизни. И я ему стал читать ее стихи: «Как живется вам с другою, проще ведь, удар весла…» и так далее. В этом стихотворении есть такие строчки: «После мраморов Каррары, как живется вам с трухой – гипсовой…» и так далее. Он слушал, слушал и говорит: «Миша, а вы знаете, ведь это стихи написаны мне. А труха – это вот она», – показал он на свою жену.И вот проходят годы, и я снимаю кино, где он главный герой, – вот как в жизни бывает.[b]– Какие нюансы нашей быстроменяющейся реальности вызывают ваше изумление?[/b]– Сейчас есть такая тенденция, не только у нас, а вообще в мире, очень торопиться с эпитетами – гениальный, великий, легенда. Вы знаете, я как-то узнал, что композитор Крутой стоял в рейтинге на первом месте, а Чайковский на пятом. Я сказал, что бывает рейтинг по горизонтали, а бывает по вертикали. Вот если мы возьмем рейтинг Петра Ильича Чайковского от времен, когда он создавал свои сочинения до конца мира, пока будут слушать музыку, так рейтинг Петра Ильича, пожалуй, будет много выше, чем у многих рейтинговых композиторов.Или эти телепередачи, которые пользуются невероятным рейтингом, – «Пусть говорят», ведет такой Малахов. Боже мой, иногда остатки волос встают дыбом, когда видишь, как люди приходят на эту передачу и говорят о таком больном, казалось бы, о таком сокровенном, но все это пускается на продажу, и люди оказываются в унизительном положении. А речь иногда идет о жизни и смерти, об отношениях в семье, о детях, о самом дорогом. И никто меня не убедит, что это делается, для того чтобы исправить нравственность. На самом деле они делают это исходя из одного: дайте жареного! Дайте острого! И я поражаюсь людям, которые приходят на эту передачу.Воспитанный на хорошей литературе, я, может быть, слишком нормальный человек. Абсолютно во всем: в отношениях к людям, к женщине, к детям… Это не значит, что я идеален, но я нормален. А сегодня патологии с избытком. И по телевизору, и в газетах, и в жизни – иногда я не верю своим глазам, что такое может произойти. Помню, на Брынцалове я увидел ботинки с бриллиантами – это сразило меня до глубины души. Я не могу понять, зачем покупать «ролекс» за десять тысяч долларов, когда можно купить за сто долларов часы, которые прекрасно ходят. Я понимаю: деловым людям надо друг перед другом держать марку, их по часам встречают – и провожают тоже по часам. Мне кажется, что будь я богат, я бы лучше снял кино на свои деньги или построил бы театральное здание или придумал какую-нибудь акцию.[b]– Михаил Михайлович, вы переиграли на сцене и экране много классических ролей. А есть произведения, которые не дают вам покоя, к которым хочется возвращаться вновь и вновь?[/b]– Есть. Например, «Гамлет» Шекспира. Я играл Гамлета в 22 года, потом я играл Полония в постановке Глеба Панфилова, потом играл тень отца Гамлета в постановке Петера Штайна, параллельно с этим я выпустил аудиоальбом – «Гамлет: темы и вариации». Но мне и этого показалось мало, и я сделал авторскую картину на телевидении «Играем Шекспира», где сыграл сразу шесть шекспировских ролей. Я уже не говорю о том, что я написал эссе о Шекспире, которое вошло в мой двухтомник.Мне не удалось сделать фильм по пушкинской «Пиковой даме», тогда я прочитал ее на телевидении и сделал пластинку. Или, например, я не снимался в фильме «Мастер и Маргарита», зато я сделал тройной альбом, где сыграл роман в романе – один за всех. На радио я прочел «Книгу джунглей» Киплинга – опять же один за всех.Если проследить все то главное, сыгранное мною за жизнь или поставленное или прочитанное со сцены, то очень легко убедиться, что для меня краеугольный камень театра – это репертуар, краеугольный камень кинематографа – это все-таки сценарий, даже не режиссура. Да, у меня бывали исключения, когда я вынужден был сниматься в какой-нибудь ерунде, чтобы заработать деньги или в расчете получить разрешение на режиссерскую постановку. Но когда я ставил сам, я не шел на компромисс ни в чем.[b]– Хорошие актеры обогащают роли своей индивидуальностью. А роли влияют на актерские судьбы?[/b]– Влияют. Если роли или тексты значительны, то ты, работая над ними, невольно попадаешь под их влияние. Даже просто выучивая наизусть эти тексты, ты их начинаешь присваивать, они в тебе начинают жить и не дают тебе покоя. В этом смысле они влияют на твое мировоззрение, на твое формирование и вообще на твою жизнь. Эти принципы диктуют мое собственное существование, казалось бы, весьма причудливое, если взять мою длинную жизнь. Я переходил из театра в театр, я четыре года провел в Израиле, вернулся, продолжаю работать.У меня своя антреприза, записываю аудиодиски, делаю DVD-работы, пишу книги... Вот так вот в целом я и существую. Да, бывают депрессии, бывает усталость, нервы, мы все живем в нервном мире, то повысят плату за квартиру, то еще что-нибудь. Но это наша общая судьба, и я ее разделяю. Мне много легче по сравнению с миллионами людей, ведь я отношусь все-таки к так называемому мидл-классу. Но и не в топ-классе, да и не хочу.