Мы все изначально жертвы…
[b]Действительно, феномен – эти два милых, благовоспитанных молодых человека родом из Екатеринбурга вдруг совершили прорыв в современной российской драматургии. Взяли и интегрировали ее в мировое культурное пространство: пьесы братьев Пресняковых сегодня с упоением ставят на всех континентах. Романы переводят на многие языки, читают взахлеб в разных мировых столицах, вновь отчаянно споря о тайнах неразгаданной русской души… А также о том, почему ситуации, описанные неугомонными братьями, идеально «подходят» не только для российской, но и для любой другой современной действительности? Как денди лондонский…– В чем все же, на ваш взгляд, главный секрет столь широкого успеха ваших текстов?Олег[/b]: – Востребованность произведений, в которых действительно есть сюжет.[b]– И поэтому вы в самом популярном опусе – «Изображая жертву» – привлекли к сотрудничеству, так сказать, «Вильяма нашего Шекспира»?[/b]– Да мы и сами очень любим сюжетное повествование – строгие и внятные истории![b]– Как у Шекспира?[/b]– Не знаю… А вообще-то нам нравится делать ремиксы собственных произведений. Так, в варианте пьесы «Изображая жертву», который поставлен в Англии и в Германии, мы вообще не использовали шекспировскую структуру, там нет никаких аллюзий к «Гамлету». Это уже потом – развивая этот сюжет дальше и фантазируя – мы действительно нашли ход, который был использован в постановке МХТ и в фильме «Изображая жертву». И в них уже российская критика нашла шекспировские аллюзии.[b]– Как создавали этот странный текст?[/b]– Дело было в Лондоне, мы работали над другим нашим спектаклем. И на одной из вечеринок собралось немало режиссеров, актеров. Нас спросили – есть ли у вас какие-то новые идеи? А мы действительно буквально накануне, гуляя по Лондону, придумали этого человека. Такую профессию, которой не было в жизни, чистый плод нашей фантазии: парень изображает жертвы во время следственных экспериментов. На той вечеринке мы и объявили: сейчас работаем над таким произведением.[b]– Иными словами, это была в определенной степени авантюра?[/b]– Нет – мы считали, что нашли действительно классную идею: с этим парнем-жертвой. А на той лондонской вечеринке вышел известный режиссер и сказал: если вы напишете эту пьесу – хочу, чтобы мой театр был первым, кто ее поставит.[b][i]Призрак бродит по России…[/i]– Но при чем тут Гамлет?Владимир[/b]: – Дело в том, что мы любим сами себе объяснять, в какую сторону можно повернуть уже найденный сюжет. То есть как бы вступаем во взаимоотношения с нашим героем, смотрим на него под другим ракурсом. Прошло какое-то время, и мы увидели, что у Вали вполне мог появиться призрак отца. Почему бы и нет?![b]Олег[/b]: – При этом сюжетная структура оказалась универсальной, ведь это сама по себе метафора: человек, который изображает жертву. Потому что любой человек, рождаясь, в какой-то степени становится жертвой. Изначально все мы жертвы – и этот комплекс каждый несет в себе. В этом мы не первооткрыватели: в общем-то, вся культура, искусство – об этом.Ну а наша задача заключалась в том, чтобы найти современную форму, современный язык. Как нам кажется, именно сюжет, герой и язык – то, чего не хватает и нашему кино, и театру, и литературе. Язык, который понятен, доступен. Мы думаем, что у нас это получается: ведь фактически каждая наша пьеса превращается в сценарий.[b][i]Счастливый стакан «на троих»[/i]– Ваша позиция в литературе, по-моему, не очень корреспондируется с вашим последним российским проектом «День Д» («День Десантника»), где вы выступили как авторы сценария классического боевика. Этот фильм – ремейк американской картины 80-х «Коммандос» со Шварценеггером в главной роли. Неужели ваши литературные амбиции соответствуют такому материалу? Или, может, вы просто вовремя и в нужном месте вылили стакан сока на парадный костюм Михаила Пореченкова?[/b] ([i]Пореченков и Пресняковы действительно познакомились именно при таких негламурных обстоятельствах в одном из московских кафе, за чем последовали драка, примирение и совместный проект[/i]. – [b]Прим. ред.[/b])– В жизни, конечно, случается все, в том числе и не всегда приятные встречи. Главное – что из этого вырастает. Для нас оказалось интересным существование внутри достаточно жесткого жанра боевика.Здесь на самом деле трудно придумать какое-то пространство для психологического погружения в образ. Но в целом – это та среда, внутри которой нам очень комфортно! В ней есть действие. Так что хотя жанр боевика для нас в какой-то степени экспериментален – все же это наша живая стихия.Кроме того, зритель, который любит этот жанр, уже априори ожидает получить именно то, что в принципе его привлекает. И получит![b]– Стрелялки-догонялки?[/b]– Да. Но с другой стороны, здесь есть возможности – сделать из героя человека, который психологически проживает ситуацию, пытается ответить на важные вопросы.[b]– И не думает совсем о конъюнктуре?[/b]– Знаете, мы слышали эти упреки по поводу практически каждого своего текста. И спектаклей.По поводу «Пленных духов» – пьесы, где развивается ситуация серебряного века, взаимоотношений в известном треугольнике Блок–Белый–Менделеева – тоже, говорят, что это «историко-литературная конъюнктура»! Может, эти оценки возникают из-за того, что мы и пьесу, и роман, и киносценарий пишем так, чтобы это было доступно человеку? Эмоционально, чувственно? Вы знаете, очень легко имитировать арт-хаусность – умничать, философствовать.Напялить на себя эту маску и ходить с ней! Но что за этим стоит? Именно в этом смысле сюжет боевика «День Д» нам близок – здесь нет надуманности, кривляния. Он действительно позволяет нам сделать некий «интеллектуальный жест» внутри этого нацеленного на массовое восприятие продукта.[b][i]Месть четырех[/i]– Что вы имеете в виду под «интеллектуальным жестом»?[/b]– Главный герой фильма – человек активного действия. И мы пытались сказать: если человек действует, поступает, в его времени есть мысль. Ведь в жизни времени всегда не хватает.Время – это метафора самого себя: ты никогда не успеешь прочитать все интересные тебе книги, продумать все мысли, прожить все эмоции. При этом внутри поступка всегда упакованы и твой психологический опыт, и твоя начитанность, и твой интеллект... Надеемся, что в картине это будет читаться с экрана.[b]– Иными словами – жанр экшен для вас не стал неожиданным?[/b]– Да, это то, что мы умеем делать. Скажу больше: мы как раз развиваемся в этом русле. Вот, например, роман «Убить судью» был опубликован в России в 2005 году, книжку прочитали в Берлине – и попросили нас сделать из него пьесу, сейчас это уже и сценарий… А это ведь тоже экшен – приключения четырех друзей, которые из маленького уральского городка попадают в Турцию. Едут отомстить судье, на их взгляд, засудившему нашу сборную и не давшему ей выиграть чемпионат Европы…[b][i]Персидская сирень[/i]– Вы ведь из Екатеринбурга? Вот говорят, все мы родом из детства – что главное, «сущностное» вы почерпнули оттуда?Олег[/b]: – Умение не закрываться от людей, от нормальной, человеческой жизни. Не бояться непредвиденных ситуаций – как персонажи некоторых наших пьес и киносценариев: пытаться раскручивать в себе те силы, которые помогут выйти из любой, самой неординарной истории.[b]Владимир[/b]: – И еще – доверие к человеку, к некому особому свету, который есть в каждом. Это свет коммуникаций, общения, диалога…[b]– Доверие – тоже из детства?[/b]– Да, в каком-то смысле – потому что мы-то родились в Екатеринбурге, а наша мама – в Тегеране. Отсюда – наша некая универсальность и открытость: мы уже по природе несем в себе соединение персидской и русской крови. Очень разных культур, ментальностей... Мы на равных обсуждаем проблемы, которые волнуют людей в Европе, в России, Америке… Мне кажется, этим наши тексты и привлекательны для зарубежного читателя. Еще мы пытаемся в наших текстах показать жизнь без «псевдорусскости».[b]– Без лубочности?[/b]Олег: – Да, не случайно, когда в Лондоне выходил «Терроризм», наша первая пьеса, центральные английские издания писали: читатель увидел здесь русских парней, но само произведение – про жизнь и Лондона, и Нью-Йорка, и Вашингтона… При этом в наших текстах присутствует и традиция русской культуры – это опять же к вопросу о детстве. Мы ведь помним книги, сказки... Мы учились в Екатеринбургском университете, много читали и по отечественной философии. Потом преподавали в университете…[b][i]«Белый» модернизм[/i]– Вы – филологи, как я понимаю?[/b]– Володя окончил аспирантуру по психологии, но, к сожалению, в связи с тем, что надо много ездить, не успел написать и защитить диссертацию. А я защитился по творчеству Андрея Белого.[b]– Ах, вот в чем дело![/b]– Да, и этот контекст, естественно, присутствует в наших книгах и сценариях.[b]– А некоторый модернизм – тоже от Белого?[/b]– Скажем, модернистские тенденции. А в принципе, мы настолько внутри того, что делаем, что часто и не можем сами оценить что к чему. Ведь на уровне творчества законов нет.[b][i]Паб-личные люди[/i]– Неизбежный вопрос: над чем сейчас работаете?[/b][b]Олег[/b]: – Только что закончился съемочный период фильма «Европа–Азия» у Ивана Дыховичного. В ближайшее время будем ставить в Театре на Серпуховке свою пьесу «Паб» – там заняты Гурченко, Михаил Шац, Будрайтис, Дыховичный…[b]– Сами режиссируете?[/b]– Да. Ну и пишем, конечно, – это наше любимое занятие. Пьесы, сценарии. Надеюсь, комедию скоро закончим.[b]– Какой творческий дуэт– прототип вашего содружества?[/b]– Для нас тут нет никаких ориентиров. Ну, если говорить о кино – братья Коэн, братья Вачовски. Чуть дальше – братья Люмьеры…[b]– Как вы все-таки распределяете работу?Владимир[/b]: – Иногда оставишь листы на столе, возвращаешься – а уже все написано!