Как сладко повторять ошибки!

[i]Елена Захарова – одна из самых востребованных молодых актрис. Она не может сидеть без дела. Зато и удача часто находит ее даже в неожиданные моменты. Лена работает в Театре Луны, играет в нескольких антрепризах и в Центре драматургии Рощина и Казанцева. Она красива нежной красотой женщины-ребенка. В ней мирно уживаются кокетство и независимость, доверчивость и целеустремленность.[/i][b]– Лена, о тебе идет слава трудоголика. Но от чего-то ты все-таки отказываешься?[/b]– Я и раньше выбирала. А сейчас и вовсе стала разборчива. Но… Артист всегда верит режиссеру, оператору, старается сам «вытянуть» из сценария что-то интересное. К сожалению, это не всегда получается.[b]– Раньше ты могла сама себя предложить на роль. А сейчас[/b]?– Почему-то об этом ходит легенда, как о каком-то динозавре. Это случилось только один раз – с режиссером Петером Штайном, когда он собирался ставить «Гамлета».[b]– Ты была еще совсем юной, и это был смелый поступок.[/b]– Чем тебе меньше лет, тем легче рисковать. Ты еще ничего не сделала, и тебя никто не знает. Позже появляются и ответственность, и стеснение. Я вспоминаю учебу в Щукинском училище. Четыре счастливых года тебя наполняют, как пустой сосуд. Ты ощущаешь свою уникальность. И так веришь в себя! Выходишь в мир с чувством, что такой, как ты, на свете больше нет.[b]– И что от него остается?[/b]– Оно то появляется, то исчезает. Все-таки я человек очень сомневающийся. Я должна, как Мюнхгаузен, сама тянуть себя из болота. И сейчас у меня почему-то ощущение, что я в болоте. И еще не придумала, как себя вытянуть. Этот страх парализует. Когда я жалуюсь, мне отвечают: «Да ты что, у тебя же все хорошо!» Но я-то знаю, что я хочу и что я могу.[b]– Бывают минуты, когда опускаются руки?[/b]– Я не всегда вижу свое будущее. К сожалению, режиссеры часто используют в актере что-то одно. А мне хочется, чтобы меня открывали и открывали, находили во мне новое и новое. Много спектаклей у меня сделано с режиссером Ольгой Субботиной. Недавно состоялась премьера спектакля «Андерсен». Я играю девушку, всю жизнь безответно любившую сказочника. Вот Ольга всегда открывает во мне что-то новое. Конечно, я волновалась перед премьерой, но чувствовала какой-то кураж.[b]– Ты по-прежнему волнуешься перед каждым выходом на сцену?[/b]– Волнение стало иного качества – именно потому, что появился кураж. Конечно, на премьере все это гиперболизировано. Все равно существует это «выйду – не выйду»… Хотя понятно, что выйду. Но есть момент, когда ты понимаешь, что сейчас перешагнешь эту черту…[b]– При такой эмоционально затратной работе нужно уметь расслабляться.[/b]– Самое лучшее – уехать, хотя бы за город. Я погуляю по лесу, искупаюсь в реке – мне легче. Но вообще, если я довольна своей работой, то даже усталость моя счастливая.[b]– Ты ездишь на фестивали. Для тебя это отдых или работа?[/b]– Я езжу только на «Кинотавр». Как-то была в Выборге. Мне хватает дня три восстановиться, посмотреть хорошие фильмы, а за две недели я бы с ума сошла. На «Кинотавре» от всего отключаешься. Не нужно никуда бежать. Ты ходишь на пляж, общаешься с друзьями, которых ты год не видел. На картине Павла Лунгина «Бедные родственники» я так смеялась, что, думала, со стула упаду. Так я хохотала только на комедиях Гайдая. Хочу посмотреть второй раз.[b]– Это верный признак хорошего фильма, спектакля. А в театр ты ходишь?[/b]– На Чеховском фестивале много всего смотрела. Ты же не знаешь, что тебя вдохновит в будущем. На «Трех сестрах» Донеллана я, говоря театральным языком, испытала катарсис. Это были очень дорогие минуты.[b]– Что ты сегодня хотела бы сыграть в кино?[/b]– Комедию. Острую, гротесковую. У меня были комедийные роли и в «Тартарене из Тараскона», и в «Леди на день», но мне хочется больше эксцентрики.[b]– Какие встречи в твоей жизни были самые значимые?[/b]– Профессия состоит из случайных встреч. Были и очень значительные. Совсем юной я снималась в картине «Приют комедиантов» у Константина Воинова. Моим партнером был Иван Охлобыстин, а бабушку играла Лидия Смирнова. Первый мой фильм – и я снимаюсь с такими людьми! Да еще полтора месяца мы живем в Ялте, общаемся. Была уже осень, холодно, огромные волны, а снимали, естественно, как всегда, жаркое, солнечное лето. Но я там как-то выжила. Я много разговаривала с Лидией Николаевной. Ходила к ней в номер в гости, она меня угощала чаем, рассказывала о своей жизни, давала советы… А Ваня Охлобыстин тогда был совсем другим. Он еще не был женат, и я помню, он мечтал: «Когда я буду старым, вокруг меня будет бегать большое количество детей». Я не ожидала, что так скоро его мечта осуществится ([i]смеется[/i]). Он меня покорил невероятным чувством юмора и способностью совершать безумные поступки. Мы могли ночью после съемок поехать на такси на Ай-Петри, выпить там вина, а Ай-Петри – это такой серпантин… В общем, благодаря этим людям тогда в меня попала какая-то творческая бацилла.[b]– Что такое умный артист?[/b]– Ум – понятие растяжимое. Когда мы учились, нам говорили, что артист – это человек, который на три метра выше зрителей. Иначе по какому праву он выходит на сцену и что-то там вещает? Пусть даже чужие мысли. Я считаю, артист в первую очередь должен быть развитой личностью. Не обязательно интеллектуалом.[b]– Ты считаешь, люди учатся на ошибках?[/b]– Частично. Но такая сладость совершить их еще раз! Так и тянет наступить на одни и те же грабли. Может, оттого, что все переживания актеру помогают. Хотя не надо забывать, что артисты – априори люди нервные, ищущие, копающиеся в себе, в жизни, склонные к саморазрушению.[b]– Как ты считаешь, мужчина и женщина могут до конца понимать друг друга?[/b]– Мне кажется, нет. Но женщины хитрее, они больше понимают про мужчин, чем те про них. Я могу посмотреть на мужчину и сказать, какая женщина должна быть рядом с ним, чтобы им было интересно вместе. А страсть… Она как началась, так и закончится. Всегда интересно, когда двое абсолютно противоположны. Красавица и чудовище. Гуляка-забияка и какая-то неземная женщина. Я верю в притяжение противоположностей.[b]– Для тебя важнее любовь или профессия?[/b]– Гм… Я не могу точно сказать, что у меня на первом месте. Но боюсь, что работа.