[b]100 лет назад в каторжном Владимирском централе отменили клеймение арестантов пожизненными печатями «Вор» и «Кат» (каторжанин). Так был сделан первый шаг в реформировании тюремной системы в России. [/b][b]Заточка в спину [/b]…Переходы из корпуса в корпус — это своего рода воздушные лабиринты тюрьмы. Пол, стены, потолок обиты железом.Гулко отдаются шаги. Многие арестанты за 5—10 лет так ни разу и не спускаются на землю: на прогулку раз в сутки их выводят на крышу одного из корпусов.Коридоры централа — это ни с чем не сравнимый запах тюрьмы, удушливый, мягко обволакивающий и пресный. И еще это запах свежеиспеченного хлеба! Он проникает даже сквозь вековые кирпичные стены (в централе — своя пекарня). И кажется хоть и домашним, но далеким и оттого очень тревожным. Запах хлеба — запах свободы.Коридоры централа — это бесконечные двери и решетки, открываемые одним и тем же большим замысловатым ключом. Этот ключ вроде боевого оружия. Если контролер выпустил его из рук — значит, обрек себя и многих других на верную смерть. Здесь хорошо помнят такой случай.Рядовой контролер, назовем его Димой, выводил с санобработки пятерых рецидивистов.Вдруг один из них ударил его в спину заточкой длиною в двадцать с лишним сантиметров, изготовленной из металлической детали от кровати. Дима сунул руку с ключами в карман и стал отбиваться свободной рукой. Преступник озверел, наносил удар за ударом. Дима, теряя силы (десяток ранений, два проникающих в легкие!), бил его ногой по руке, но не мог выбить заточку, так как она была намертво привязана к ладони зека тряпкой.Наконец, извернувшись, ударил ногой в живот, затем — по очкам.Рецидивист тыкал во все стороны уже вслепую. Подоспели еще два контролера: один получил пять ударов заточкой, другой — два… Диму спасли чудом.[b]Бунт певицы [/b]Случались в этих коридорах и не менее памятные бунты, хотя и не сверкали тогда заточки, и не лилась кровь. Вели однажды обитателей одной из камер на прогулку. Мертвая тишина, нарушаемая лишь лязганьем замков — и вдруг кто-то громко, что есть силы запел. В камерах — переполох. Эхо в коридорах звонкое, долгое. У зеков от этой песни души выворачивает. Шум, гам! Сам начальник централа рвет и мечет: «В карцер…».Лишь по счастливой случайности избежала тогда наказания 50-летняя арестантка, осмелившаяся протестовать таким способом. Это была Лидия Андреевна Русланова.Отсидев в лагере два года за «участие в антисоветской группе», великая Русланова появилась в централе в 1950 г. Она не переставала петь даже после того ЧП, но только в камере или на прогулке. А сразу после освобождения в 1953 году она дала концерт во владимирском Доме офицеров (бывшем Дворянском собрании). Тюремное начальство разместилось в первых рядах, кое-кто, говорят, с цветами.Кстати, в одной камере с Руслановой сидела еще одна артистка, звезда экрана Зоя Федорова («Фронтовые подруги», «Музыкальная история»... последнее ее появление в кино — роль обаятельной вахтерши женского общежития в фильме «Москва слезам не верит»). До сих пор в централе как легенда ходит история ее ареста.Зоя Федорова встретила в Москве американского офицера-союзника. Полюбила, родила дочь. После войны американца попросили из Москвы, а Федорову в конце 1946 г. арестовали как… «террористку» и приговорили к 25 годам. Освободили только в 1955-м. …В 1981 г. она была убита при весьма загадочных обстоятельствах в своей московской квартире.[b]Зека Васильев [/b]Совершенно особое место в истории централа занимают номерные узники. В их учетных карточках — ни времени, ни места рождения, ни статьи, ни срока, ни профессии… Их фамилии, по инструкции, мог знать только начальник тюрьмы. В номерных арестантах числились брат Серго Орджоникидзе Константин, родственники Сталина, члены правительства Литвы и Латвии.…Гедиминаса Мерксиса — премьера-министра Литвы — этапировали сюда вместе с сыном Антанасом. 17-летний парень, по учетной карточке «узник № 4», попал в одиночку и провел там 11 лет. Вот что пишет в донесении на него надзиратель: «Заключенный № 4, по всей видимости, сошел с ума, потому что вместо «Графа Монте Кристо» требует литературу по истории дипломатии».Охранник зря изводил казенную бумагу. «Номер 4» и не собирался лишаться ума, наоборот, он ежедневно занимался самообразованием. Много позже, в середине 80-х, он станет в Литве ведущим экономистом-рыночником.…В январе 1956 г. в тюрьме в сопровождении двух полковников появился еще один номерной узник — Василий Павлович Васильев, так записано в учетной карточке. В камере, куда его определили, тут же настелили деревянный пол, провели радио.Как говорят, зека Васильев здоровьем особым не отличался: шалила печень, болели ноги — по камере передвигался с палочкой и вообще выглядел он неважнецки, но тем не менее женщины с богатыми подарками к нему приезжали регулярно, хотя тогда длительные свидания были запрещены.Но тюремный телеграф всегда работал отменно — вскоре все узнали, что Васильев не кто иной, как заядлый футбольный болельщик, выпивоха, летчик, генерал-полковник и сын вождя всех народов Василий Сталин.Освободили его в 1958 г. Был на приеме у Хрущева, пожил в новой московской квартире, но горько запил, перебрался в Казань, где и умер.В семидесятые годы, когда централ, собственно, и стал известен на весь мир, сюда хлынул поток диссидентов, осужденных по статье 70-й, часть 2-я (антисоветская агитация и пропаганда): Юлий Даниэль (знаменитый процесс над ним и Синявским проходил во Владимире); Александр Гизбург; Леонид Бородин (в 1995-м — редактор журнала «Москва»); Натан Шаранский (ныне министр в Израиле); легендарный правозащитник Анатолий Марченко, открыто заявивший на процессе, который тоже проходил во Владимире, что он не признает Советской власти; человек, большую часть жизни проведший в лагерях и тюрьмах, умерший в неволе, но ни разу не отступивший от жестокого, но, видимо, единственно верного в неволе правила: «не верь, не бойся, не проси».[b]Ход лошадью [/b]Вера Владимировна Миртова — старейший и авторитетнейший владимирский судмедэксперт. По роду своей деятельности Миртова отлично знала нравы и обитателей централа. Вот одна из историй, рассказанных ею.…Как-то раз в кабинете начальника тюрьмы зазвонил телефон прямой связи. Хозяин кабинета снимает трубку… На другом конце провода сообщают, что звонок из Великобритании… Затем неизвестный очень вежливо говорит примерно следующее: «Нам известно, что у вас находится правозащитник Владимир Буковский. Нам известно также, что г-н Буковский любит лошадей. В связи с этим, будьте так любезны, передайте, пожалуйста, г-ну Буковскому, что мы приготовили для него подарок…» И называет какую-то дорогую породу рысака. Начальника хватил столбняк. «Как так! По моему прямому телефону! Да этот номер некаждый в областном Управлении КГБ знает! А тут из Англии!!!» Как видно, Буковский хлопот доставлял немало, недаром же его обменяли на Луиса Корвалана.[b]Психи с десятью судимостями [/b]Несмотря на скуднейшее финансирование, сегодняшнее тюремное начальство духом не падает, изворачивается, как только может, призывая, в частности, в помощь разного рода благотворительные фонды. И заключенных кормит как положено! Впрочем, многие к арестантской пайке не притрагиваются годами. Икорка, овощи и фрукты у них никогда не переводятся. Источник? Посылки, ларек, воровской общаг.Холодильники и японские телевизоры в камерах у тех арестантов, у кого на «воле средства позволяют», так же, как и «День открытых дверей» для осужденных из числа хозобслуги (у всех — первая ходка и срок не больше 5 лет), — приметы «гуманизации режима» даже в этом учреждении, где собрана уникальная в своем роде коллекция матерых рецидивистов, имеющих за плечами до десяти судимостей. Сорок с лишним процентов — убийцы, больше половины из них наркоманы и психопаты. Лекарств, успокаивающих таких больных, у здешних врачей почти нет, поэтому случается, что зеки в приступе агрессивности или депрессии вскрывают себе вены. Попадаются в этой коллекции совершенно особые экземпляры.[b]Прикованный к трубе [/b]Все его лицо — одна большая татуировка в виде тюремной решетки. На лбу, на фрагменте кирпичной стены надпись «Эх, Россия, такого сына потеряла!». Юра Буданов, 35 лет, девять судимостей, три убийства, захват заложника. Наколку на лице сделал в Чите в камере смертников, но в последний момент «вышку» заменили на 15 лет лишения свободы. Все три убийства совершил в колониях.— Убить тяжело в первый раз, — рассказывает Буданов. — Потом легче. В последний раз меня предупредили: «Он тебя замочит! Не спи». Поэтому разговор был неизбежен, и я достал заточку… Так вот и говорил с ним — ударю заточкой и спрашиваю: «За что же ты, падла, меня жизни хотел лишить?». Вновь ударю и опять: «Чем же я тебе помешал?». Дооо-лго разговаривал… После этого убийства к Буданову применили крайние меры. Его держали в одиночке на растяжке. Одну руку приковали наручниками к трубе, другую к шконке. Отстегивали только во время еды.— Сижу с разведенными в сторону руками, а эти твари, вши, прямо поверх одежды ползут. Когда меня отстегивали, я пайку пододвигал поближе и давай чесаться. Потом, когда пристегивали, уже доедал хлеб. Как зверь, в натуре! Ну я и сорвался… Во время обхода Буданов захватил в заложники женщину-контролера. Потребовал перевести из одиночки в общую камеру.В результате ему накинули срок и отправили во Владимирский централ. Сейчас он делит камеру с убийцей, приговоренным к пожизненному заключению.Кстати, начальник отряда характеризует Буданова как спокойного и уравновешенного зека и добавляет: «Камера тихая, никаких проблем».[b]Как восстановить авторитет [/b]Блатной мир тюрьмы делится на три основные категории: воры, мужики и петухи. Вор — на вершине иерархической лестницы, он в авторитете, для него собирают «общаг» (чай, продукты, водку, наркотики), он не работает, у него всегда под ружьем — шестерка и боевик. Сейчас настоящих коронованных воров в законе в централе нет. Последним год назад ушел отсюда Саша по кличке Север. Говорят, именно ему посвящена известная и любимая здесь песня Михаила Круга «Владимирский централ».В камерах со священным трепетом вспоминают, как еще совсем недавно «тюрьму держали» культовые фигуры воровского мира, персонажи книги «Москва бандитская», люди, как рассказывают, «чрезвычайно умные и взвешенные» Васька Бриллиант и Шурик по кличке Захар.Впрочем, сегодняшние воры тоже кое-что могут. В централе сплошь и рядом случаются такие коллизии, что если не вмешательство воров, то дело может кончиться смертоубийством. Я как раз проходил корпус, где сидят психически больные, в тот момент, когда один из воров под присмотром надзирателя, склонившись над окошечком в двери, куда подают баланду, «мирно решал вопрос». И судя по мимике и жестам говоривших, вопрос весьма непростой. Колоритнейшая картинка! Хотел было я ее сфотографировать, но мне настоятельно порекомендовали этого не делать: если вор попал в объектив, значит, он «ссучился», прислуживает ментам.О мужиках. Без них здесь тоже никуда, ведь кто-то должен работать. Правда, сейчас из-за отсутствия серьезных заказов, трудятся всего около 100 человек: шьют футбольные мячи, боксерские груши и перчатки. Но это вовсе не значит, что остальные мужики сидят без дела: они беспрекословно выполняют различные указания как администрации, так и воров.Администрация старается сажать в камеры по рангу: воров с ворами, мужиков с мужчинами, а петухов с петухами, чтобы избежать конфликтов. Но не всегда это удается.Рецидивисту по кличке Коля Резаный, в зоне весьма и весьма уважаемому, думалось, что он «въезжает в приличную хату», но его встретили в камере как последнюю «сявку». Колек до того обиделся, что выхватил поглубже заначенный кусок стекла и отхватил себе под самый корешок все мужское достоинство. Авторитет его вмиг был восстановлен.[b]Людоед любил жареные почки [/b]…Жил в Казани гражданин Суэтин. Работал сторожем в садоводческом товариществе. Любил женщин. В свободное от работы время приторговывал мясом. Но его женщины почему-то больше ни у кого в Казани на горизонте не появлялись, а мясо, которое все охотно покупали, в том числе и работники прокуратуры, было на удивление сочное и вкусное, хотя и немного сладковатое.Выяснилось, что Суэтин вместе с любовницей, купив водочки или винца, знакомились с более-менее симпатичной женщиной или девушкой и приглашали в сторожку скоротать вечерок. Для разогрева выпив, Суэтин и любовница валили жертву на железную кровать, обвязывали руки и ноги, зверски насиловали, а затем еще живую расчленяли… Закончив работу, выпивали еще по рюмочке и начинали готовить закуску. Особенно сторожу нравились жареные почки.Случалось так, что на Суэтина находила блажь и ему вдруг переставала нравиться вчерашняя верная любовница, но расставаться с ней ему было жалко, тогда он и ее приковывал к кровати и сторожка вновь становилась разделочным цехом… …Весь Владимирский централ ходил смотреть на людоеда — тогда, в середине 80-х, такие типы были в диковинку. Сейчас насильники никого особо не удивляют, хотя «порядочные зеки», по словам знакомого нам уже Буданова, по-прежнему «готовы при случае рвать их на куски».Сегодня здесь сидит 33-летний москвич, тоже, кстати, ночной сторож, насильник и грабитель женщин и малолетних девочек, проходящий в уголовном деле как «лифтер», на счету которого «38 эпизодов». Муровцы ночами не спали, землю носом рыли, но все-таки арестовали его в ноябре 1995 г. Любитель подкараулить жертву возле лифта получил 15 лет, 10 из них тюрьмы. В его камере есть телевизор. «Лифтер» — борец за нравственность, он ругает передачу «Дорожный патруль» и криминальную прессу. «Это же реклама преступности! Молодые люди посмотрят и будут делать то же самое». Зато «лифтер» постоянный подписчик газеты «Спид-инфо» и любитель эпистолярного жанра. Вполне вероятно, что в скором времени он женится (законом это не запрещено). Нашел себе подругу по переписке на юге России. Один его сокамерник уже женился таким образом.[b]28 фишек домино в желудке [/b]Во все времена одним из любимых тюремных обычаев была «мастырка» — сознательное членовредительство. На какие только ухищрения не идут рецидивисты, чтобы попасть в вожделенную «больничку». Там и усиленное питание, и возможность сколько хочешь валяться на кровати, и наконец видеть живых женщин, а не бумажных красоток с рекламных плакатов.…Психически больной рецидивист вырезал из своего живота приличный кусок мяса и стал его есть. Самоеда срочно доставили в тюремную медсанчасть, рану зашили, а мастырщика отправили в спецбольницу.В один из дней в приемный покой медсанчасти сотрудники внесли рецидивиста Рощупкина и вместе с ним кусок доски. Оказалось: зек раздобыл где-то большой гвоздь и прибил свою мошонку к скамейке.Квартирный вор Генка Азов для начала проглотил металлический штырь длиной 10 сантиметров.Вскрыли брюшную полость, после выздоровления вернули в камеру. Рецидивисту пришла в голову новая мысль: он изготовил самодельный шприц, разжевал хлебный мякиш, добавил воды и ввел этот раствор себе в легкое.Образовался гнойник. Снова потребовалось срочное хирургическое вмешательство. В общей сложности четыре раза Азов калечил себя и в итоге умер от сердечной недостаточности.Один зек умудрился проглотить целый набор костяшек от домино. Потом он прыгал в медчасти, и хорошо было слышно, как в его желудке гремят все 28 фишек.А вот один из зеков горько разочарован в мастырке: — Дышал известь, цемент, дробленое стекло, хотел привить туберкулез — ни фига не помогло! В город возили на снимок.Доктор сказал: «Разъело только гортань, а легкие — как у новорожденного».[b]Лучшая воля — это тюрьма [/b]Единственный удачный побег за всю многовековую историю централа приписывался до самого последнего времени Михаилу Фрунзе.Будущий «видный советский военачальник» угодил в централ в 1907 г. за вооруженное нападение на полицейского (кстати, централ находился на ул. Фрунзе, в двух шагах от тюрьмы). На самом деле побега не было. По свидетельству сокамерника Фрунзе Скобенникова, была лишь надпилена решетка, но в последний момент все переиграл надзиратель, с которым арестанты вступили в сговор. Почему так повел себя охранник — история умалчивает. Зато сегодня здесь знают таких сидельцев, которым хоть все двери и решетки отпирай — все равно не побегут, потому как для них воля — зло, а тюрьма — дом родной.Один из завсегдатаев вышел на волю и остановился перед проезжей частью ул. Фрунзе.Машины — туда-сюда. Шум, суета! На него, что называется, «напал шугняк». Не может перейти дорогу — и все тут! «Болезному» помогла пожилая женщина, оказавшаяся рядом. Он тут же ее неподалеку среди промышленных построек в благодарность изнасиловал. По пути в Москву совершил в электричке несколько ограблений, а в туалете Курского вокзала надругался над шестилетним мальчишкой. Его скрутили, а он только вздохнул: «Ну все, на воле я побыл, а теперь везите меня во Владимир, там меня знают».[b]Ремесло окаянное…[/b] [i]— Садитесь! — Спасибо, я лучше постою.— Тогда присаживайтесь.(Из личного опыта знакомства с начальником централа.)[/i]Как видите, люди здесь работают не без чувства юмора. Кто в свободное от службы время рокн-ролл играет, кто частушки сочиняет, а кто и стихи пишет. А если уж и рассказывают о тюрьме, то обязательно вспоминают какие-нибудь байки. Как вот эту, например.Певец Михаил Круг, будучи в этом году на гастролях во Владимире, заглянул на огонек в централ. После бесплатного концерта для сотрудников и зеков из числа хозобслуги администрация разрешила ему встретиться с приятелем, отбывающим срок. Зашли в камеру. Приятель спрашивает: «Ну как тебе тут, Миша». Круг отвечает: «Да ничего, жить можно, толчком не пахнет».Приятель психанул — наверное, неестественность обстановки подействовала: угрюмые зеки, робы в полоску, сумрак, а певец при всем параде, на джипе приехал; короче, как в том анекдоте «…а я весь в белом».— Толчком ему не пахнет!..Дался тебе этот толчок! Тут кроме него заморочек хватает.…В кабинете начальника Сергея Малинина висит портрет Петра I в полный рост, что совсем не случайно.«Тюрьма есть ремесло окаянное, и для этого скорбного дела нужны люди твердые, но добрые и веселые», — сказал как-то самодержец. И был, наверное, прав.