Я предпочту Чернобыль Парижу

[i]Одной из сенсаций Берлинского фестиваля стал новый фильм самого известного на сегодняшний день шведского режиссера Лукаса Мудиссона «Контейнер». Поэтическая и бессюжетная черно-белая картина, в которой заняты всего два актера, вызвала у публики противоречивую реакцию – от тотального отторжения до восхищения. После премьеры с автором таких фильмов, как «Покажи мне любовь», «Вместе» и «Лиля навсегда», встретился Антон Долин.[/i][b]– Ваш новый фильм – прямая противоположность коммерческому кинематографу любого рода. Между тем перед сеансом у входа собралась грандиозная толпа: в зал было не войти, не оставалось ни одного свободного места. Вас самого это не удивляет?[/b]– Ничуть.[b]– Вы этого ждали?[/b]– Я ждал, что зрители будут полны ожиданий, и знал, что так или иначе обману их. Но зрители могут ждать чего угодно – это их дело, а не мое.[b]– «Контейнер» снят по-английски. Вы уже не в первый раз делаете фильм на чужом языке: «Лиля навсегда»» была большей частью русскоязычной картиной...[/b]– Здесь – другое: изначально сценарий «Контейнера» написан по-шведски, а потом уже переведен на английский. Собственно, существуют две версии фильма: англоязычная и шведская. В моем фильме всего два актера, а текст за кадром читает американская актриса Джина Мэлоун. Но в оригинальной шведской версии текст читает та актриса, которую вы видите на экране, Мариха Оберг. И тексты, кстати, совершенно разные.[b]– Как такое может быть?[/b]– Фильм не окончен. Ни один из моих фильмов не окончен. Я вообще не верю, что можно достигнуть точки, после которой к фильму будет нечего добавить.Можно было сделать еще пятьшесть версий на разных языках, и текст был бы каждый раз новым. Или сделать тот же фильм с другими актерами. Или сделать его короткометражным, ограничив двадцатью минутами, или растянуть до четырех часов.[b]– Это правда, что Джина Мэлоун – восходящая звезда американского кино – сама написала вам письмо и предложила поработать вместе?[/b]– Чистая правда. Ей пришлось нелегко. Она прилетела из Лос-Анджелеса, не могла прийти в себя после долгой дороги, а мы в нашей стокгольмской студии сразу уложили ее на кровать в темной комнате и дали ей текст, который надо было читать. И оставили ее там совершенно одну. Лично я сидел в соседней комнате в наушниках и контролировал процесс. Записали мы все с одного раза, и я оставил в фильме даже те импровизации, которые она себе позволила: «Меня зовут Джина Мэлоун, и я прилетела в Швецию... Что я тут делаю?» Только запись длилась не час, как финальная версия фильма, а часа эдак четыре.[b]– Однако и часовой фильм показался многим зрителям слишком длинным.[/b]– То, что мой фильм многих раздражает, меня полностью устраивает. Я для того и снимаю кино, чтобы раздражать. Я видел в зале человека, который заснул во время просмотра, и эта реакция мне тоже показалась весьма интересной. Здорово, когда фильм превращается в своеобразный сон. Особенно, если вы просыпаетесь до того как он кончился. Вы выпали из реальности на какое-то время и не знаете, что произошло на экране, хотя звуковой ряд не переставал звучать в ваших ушах, даже когда вы спали. Я так смотрел некоторые фильмы Тарковского в юности. Они были невероятно скучными, и, хотя они мне нравились, я просто не мог бороться со сном. А потом просыпался. А фильм все шел. Это ощущение казалось мне особенно волшебным. Люди засыпают не потому что фильм длится слишком долго. «Контейнер» мог бы быть пятиминутной короткометражкой, а мог бы быть бесконечным: мне приходило в голову склеить начало и конец, чтобы фильм не кончался никогда, а публика сама решала, когда начинать просмотр, а когда его заканчивать.[b]– То, что люди уходили из зала, вас тоже нисколько не огорчило?[/b]– Не могу этого утверждать. Зал был слишком огромным для такого маленького фильма, как мой, и народу было, похоже, слишком много. Честно говоря, я очень нервничал во время просмотра, и постоянный уход зрителей из зала не способствовал моему душевному спокойствию. С другой стороны, раздражение и недовольство – естественная реакция на то, что я делаю.[b]– «Контейнер» напоминает зрителям о том, что вы начинали не как кинематографист, а как поэт. Сейчас, когда все утверждают, что поэзия умерла, что она никому не нужна...[/b]– Может быть, тут действительно отразился мой поэтический опыт. Я об этом не думал. Но я с вами не согласен. Поэзия не умерла, она никуда не делась. Она по-прежнему нужна.[b]– Можно ли сказать, что вы вдохновлялись старым черно-белым экспериментальным кинематографом – работами сюрреалистов, так называемым «поэтическим» кино?..[/b]– ([i]После долгих раздумий[/i].) Нет, не думаю. Разве что на бессознательном уровне. Скорее, меня вдохновляла сама возможность снимать кино. Этот фильм о том, как делается кино. Тем более что свой предыдущий фильм, «Дыру в моем сердце», я снимал на видео, и возможность вернуться к настоящей кинокамере была для меня радостью.[b]– Почему фильм называется «Контейнер»? Его же, по сути, можно было назвать как угодно еще. В слове «контейнер» слышится клаустрофобия, а в самом фильме она не ощущается.[/b]– Разве нет? Рад это слышать. Хотя моя жена с вами бы не согласилась. Да, вы правы, вариантов названия могло быть несколько десятков. Я остановился на названии «Контейнер», потому что в фильме идет речь о предметах, которые содержат внутри себя другие предметы: женщина, спрятанная внутри мужчины, или ребенок в утробе матери.[b]– Сегодня вы, кажется, стараетесь отойти от жанрового или развлекательного кино – а знаете, что вы оказали немалое влияние на российскую поп-культуру? Группа «Тату» была образована «по мотивам» вашего дебютного фильма о старшеклассницах-лесбиянках «Покажи мне любовь».[/b]– Знаю и очень этому рад! Потому что я очень люблю «Тату». Серьезно, без шуток, они мне нравятся. Я имею в виду не те песни, которые они исполняли по-английски, а их первый, русский альбом. Он у меня есть, и я его часто слушаю. Я знаю, что они украли у меня идею, но это не мешает мне наслаждаться их музыкой.[b]– А что вы думаете об Оксане Акиньшиной? Все-таки, «Лиля навсегда» – первый иностранный фильм, в котором она сыграла, а сейчас она в России считается большой звездой.[/b]– Тем лучше для нее.[b]– «Контейнер» снимался в очень странных местах – Трансильвании и Чернобыле. Почему именно там?[/b]– Началось все с того, что меня пригласили на небольшой кинофестиваль в Румынию, Трансильванию. Поразительные места – каждый должен там побывать! Я знал, что вряд ли когда-нибудь еще там окажусь, и захватил с собой камеру. А в Чернобыль, на Украину, я давно мечтал съездить. Что именно меня вело туда, сказать трудно. Может, естественный интерес ко всему, что связано со смертью и разрушением? Знаете, бюджет на этот фильм был выделен совсем маленький, и все деньги, которые у нас были, мы угрохали на эту поездку в Чернобыль. В любом случае я предпочту Чернобыль Парижу.[b]– Это в Чернобыле вы отыскали старые портреты членов Политбюро и книжки – например, «Мэри Поппинс» на украинском языке?[/b]– Там. Я использовал их не потому что хотел напомнить зрителям о бывшем СССР. Просто руины империи, да и любого рухнувшего и переставшего существовать общества – очень мощный и интересный образ.[b]– Еще в вашем фильме хватает кощунств – думаю, некоторые христиане могли бы оскорбиться не на шутку.[/b]– Я верю в Бога, способного понимать шутки. Я верю в Бога терпимого. Но в одном вы правы: «Контейнер» – в каком-то смысле религиозный фильм.[b]– Вам бы хотелось однажды снять фильм на заказ – по чужому сценарию? Например, в Штатах?[/b]– Нет, меня это не интересует. Я снимаю фильмы по своим сценариям. Не то чтобы это было моим принципом. Просто мне не доводилось встречать сценарий, в который я бы влюбился настолько, чтобы согласиться на заказную работу. Однажды случилось такое... Но влюбился я недостаточно сильно. Кстати, речь шла о высокобюджетном голливудском фильме.[b]– Кинематографическая индустрия как таковая вас не интересует?[/b]– Она мне кажется сплошной дурной шуткой. Индустрия – это так смешно, пафосно и глупо... Я тут шел в Берлине по улице и видел толпу людей, ждавшую на холоде у отеля, чтобы увидеть какую-то звезду. Бред, чистый бред. Но таково кино. Основная часть фильмов для того и существует, чтобы люди заплатили деньги и пошли смотреть на других людей, более знаменитых, чем они сами.[b]– А какие фильмы вам понравились из того, что вы видели за последнее время?[/b]– Я редко хожу в кино, а просмотры на DVD – разве они могут впечатлить? Помню, мне очень понравился фильм «Проклятие», отчасти документальная картина. Парень снимал сам себя всю жизнь, а потом превратил это в фильм.[b]– Вы бы могли снять такое?[/b]– Мне бы не хватило смелости. К тому же я человек семейный, у меня дети.[b]Берлин[/b]