[b]Он глядит на меня спокойными льдинками – и я в смущении. Кто сейчас передо мной потягивает свежевыжатый грейпфрутовый сок в модном кафе кинотеатра «Европейский» – венценосный Николай Второй из «Романовых», страдающий Мастер из саги Бортко или злодей-генерал из совсем свежих «Консервов» Егора Кончаловского? Молодежный театр на Фонтанке, новосибирский «Глобус», Александринка, европейские театры – где только не работал он за тридцать лет. На счету артиста – десятки спектаклей, более 30 картин. Надо сказать, в кино его героями были, как правило, люди честные и достойные. Чего не скажешь о его герое в «Консервах».– Александр Владимирович, злодея играть труднее, чем героя?[/b]– Знаете, я бы не относился к этому персонажу как к злодею. Астраханцев, по-моему, просто несчастный человек. Только человек больной на полную голову может заниматься такими страшными вещами. Конечно, это вымысел. Фантазия. И я согласен с Егором Кончаловским, который говорит, что его фильм – чистой воды комикс.[b]– А тень Мастера над вами не витала?[/b]– Нет, слава богу. Есть роли, которые существуют отдельно от артиста. Они обычно случаются раз в жизни. А мне выпало счастье дважды работать над такими ролями. Это Мастер и Николай Второй. Эти работы – отдельная жизненная ситуация, которая серьезно влияет на тебя, приносит очень много нового в судьбу….[b]– Кстати, после «Мастера» в вашей жизни произошли какие-то судьбоносные изменения?[/b]– Мы работали год над этой картиной. В течение года, естественно, с нами происходили какие-то события, которые могли происходить. А могли и не происходить. Говорить о том, что это влияние книги или роли, или каких-то других сил, я не могу. Потому что просто не могу знать, что было бы, если бы я не снимался.Были, конечно, и какие-то трагические ситуации, но было и много хорошего. Поэтому могу сказать лишь одно: второй раз я не стал бы принимать предложения сниматься в этой роли. Потому что это очень непростая вещь, которая вытягивает из тебя все. И потом очень долго приходишь в себя после таких ролей. А тогда мне очень помогло то, что параллельно я как режиссер выпускал «Нору» в Александринском театре. Ничто так не лечит, как работа.[b]– Кем представляли себя, читая роман Булгакова?[/b]– Я вообще никогда не думал, что буду сниматься в этой картине. Даже не мечтал. Это очень загадочное произведение. И Бортко – смелый человек, что взялся это делать. Потому что практически невозможно поднять такой роман. Он сделал.Все остальное сказал зритель – рейтингами. Хотя есть вещи, которые, возможно, и не надо делать. Они существуют сами по себе. Они есть – и слава богу, что они есть. Ты можешь достать книжку с полки и прочитать… Я думаю, что это один из таких романов…[b]– Вы упомянули еще одну важную для себя роль – Николая Второго в картине Глеба Панфилова «Романовы. Венценосная семья»...[/b]– Я безумно счастлив, что работал с Глебом Панфиловым. Помимо того, что это выдающийся режиссер, сильная, яркая индивидуальность, личность, которая сказала свое слово в кинематографе, это человек, которому я верю безгранично. Когда он говорил – вот так, то это было именно так.А еще я Глебу Анатольевичу благодарен за то, что он дал мне возможность поверить в себя как актера. Ведь когда-то я решил больше не сниматься в кино. Не потому, что боялся. Просто мне казалось, что мне там нечего больше сказать. Ведь наша профессия – актерская, режиссерская – это диалог с миром и с самим собой. Работа с Панфиловым на меня очень повлияла.[b]– Вы сказали, что поставили в Александринке «Нору». Мы знаем, что Фокин пригласил вас туда главным режиссером. А потом вы ушли. Почему?[/b]– Все очень просто. После того как я три года отработал в Новосибирском театре «Глобус» главным режиссером, Валерий Владимирович Фокин пригласил меня в Александринский театр главным режиссером.Мы подписали контракт на два года. Фокин как худрук поставил передо мной определенные задачи. Они были выполнены в течение двух лет. И затем мы расторгли контракт. Это очень простая, абсолютно нормальная рабочая ситуация.[b]– А что вы там поставили?[/b]– Я сделал спектакль «Ангажемент», соединив две пьесы – чеховскую «Чайку» и современную пьесу Юрия Князева. Выпустил «Нору», которая успешно идет до сегодняшнего дня, чему я очень рад.[b]– Вы работали в «Глобусе». Что дал вам новосибирский опыт?[/b]– Очень многое. У каждого человека наступает момент творческой проверки, когда надо делать следующий шаг. И я сделал его, уехав главным режиссером в очень хороший театр в Сибири. Я получил возможность понять себя как руководителя театра. Это была непростая история, поскольку я пришел в театр, созданный не мной. Приходилось довольно быстро ориентироваться на месте. Но у нас сложились очень хорошие отношения и с труппой, и с директором. Я отработал три года, поставил там девять спектаклей. Это не считая работы за рубежом…[b]– Там ставили оперы?[/b]– Нет. В Германии проводил творческие семинары. В Цюрихе был большой проект – «Преступление и наказание». В Австрии – «Игроки» Гоголя. В Польше – «Дядя Ваня». В Финляндии – «Полоумный Журден».[b]– Работали на языке страны?[/b]– Конечно. Для нас это был колоссальный опыт. Ведь в 90-х годах, когда я начинал, у нас не было еще понятий «менеджмент», «продюсер». Очень жесткая западная структура мне сильно помогла самому структурироваться и самому понять какие-то вещи в профессии. В общем, там я овладел всем тем, чем я не мог бы овладеть здесь. И это, как и с «Глобусом», был колоссальный опыт, который помог затем мне и в Александринском театре. Ничто не пропадает просто так, все остается.[b]– А что вы сейчас делаете?[/b]– В кинокомпании «Пирамида» закончил монтаж картины под рабочим названием «Сорок». Это современная детективная история, крутой экшен. Весь прошлый год был посвящен этому проекту.[b]– И сами там сыграли?[/b]– Да. Но не потому, что это моя картина. А вынужденно – заменил актера. Сроки съемок у нас переносились, и он не смог. И тогда я вошел в кадр.А еще вместе с Ваней Ургантом и Катей Гусевой я снялся у Константина Худякова в картине «Он, она и я». Это непростая история человека, умирающего в больнице. А Худяков – замечательный режиссер психологического жанра, умеет работать с актерами. У него всегда на площадке творческая атмосфера. Я и раньше снимался у него – в картине «Иванцов, Петров, Сидоров» вместе с Леней Филатовым и Михаилом Глузским. Замечательная картина, одна из лучших конца 70-х годов на производственную тему. Еще я снялся в сериале «Свой-чужой» как актер…[b]– А я только что хотела спросить, почему мы вас не видим в телесериалах…[/b]– У меня к ним отношение очень спокойное. Хотя есть сериалы-события – например, «Идиот» Бортко. Я не говорю о «Бригаде» Сидорова – это тоже событие своего рода.Вообще сериалы – это замечательно. Они дали возможность актеру чувствовать себя человеком. У него появилось уважение к самому себе. Он стал зарабатывать деньги, чтото приносить в дом. Пусть будут сериалы. Пусть их будет много. Но пусть они будут качественные. Вот и все. Как «Свой-чужой». Там я работал с удовольствием. Тем более, очень интересная тема, острая психологическая ситуация.[b]– А как вы реагируете, когда вас зовут сняться в рекламу?[/b]– Да никак. Просто отказываюсь.[b]– Антрепризой не брезгуете?[/b]– Меня звали. Но прошлый год был такой кинематографически плотный. Я только что закончил монтировать картину… И у меня сейчас появилась возможность работать в театре у Табакова. Олег Павлович предложил мне как режиссеру поставить у него в Табакерке очень интересную пьесу. Я, кстати, уже работал у него в МХТ – там до сих пор идет «Обломов», который я делал три года назад.А в Табакерке он предложил мне работу по «Бедным людям». Валерий Семеновский написал абсолютно оригинальную пьесу – «Ловелас». Я уже приступил к работе, начались репетиции с актерами.[b]– Так что все-таки вам ближе – режиссура или игра?[/b]– У меня был период жизни, когда я думал что мое – только режиссура. Но Глеб Анатольевич ([i]Панфилов[/i]. – [b]Н. Б.[/b]) это мое представление перевернул. Долгое время после «Романовых» я не снимался. Но потом Кирилл Серебренников позвал меня в очень хорошее кино по Чехову по «Палате № 6». Называлось оно «Рагин». Я там сыграл одну из ролей.Потом были еще предложения – но я опять не снимался. И появился «Мастер», пошли еще картины… Сейчас я рассматриваю все предложения… Вопрос просто во времени и теме.[b]– Родители ваши тоже из артистов?[/b]– Нет, они обычные трудяги. Может, папа только был ближе к кино – как декоратор-постановщик на «Ленфильме», потом на «Леннаучфильме». Он мне это привил. Надо уважать труд – это самое главное.[b]– Дети пошли в вас?[/b]– Старшая дочь от первого брака Маша окончила театральный институт. Но, к сожалению, не пошла в актрисы, сидела с внучкой Лизой. Сейчас у меня растет младшая дочь Ксения. Ей три года и три месяца. Она замечательная, чудная, я своих девочек очень люблю и грущу по ним. Потому что часто приходится уезжать.[b]– Александр Владимирович, вы питерец по рождению, но работаете зачастую в Москве… Не хотели бы остаться жить в столице?[/b]– Сейчас очень сильно поменялась жизненная ситуация. Человек живет там, где он работает. И эта как бы западная тенденция мне нравится. Мне нравится, что я работаю в Москве, а живу в Петербурге. Питер такой сложный город. Человек его либо любит, либо нет. Жить там непросто. Но я его очень люблю – и не только потому, что я там родился. А потому, что он мне очень много дал. Там мои друзья, мои родители… Там мои корни. Только вот разрываюсь между работой и семьей.[b]– А что в Москве нравится?[/b]– Люди. У меня в Москве очень много знакомых, которых я люблю, с которыми мне хорошо. И потом, мне очень нравится ритм. Я не очень спокойный человек, не могу сидеть долго на месте. В Москве надо быстро принимать решения, быстро реагировать. Мне это нравится. Я считаю, что это правильно. Другое дело, что ты должен вовремя остановиться и посмотреть на себя с полета комара – а то ли ты делаешь? Вот и все. Но я думаю, что обладаю такой способностью.[b]– Вы так строги к себе?[/b]– Да, к себе отношусь строго. В работе, во всяком случае.