Иногда я кричу на артистов

[b]Джон Ноймайер – входит в пятерку самых известных хореографов мира. Его балеты идут на всех крупнейших балетных сценах мира, в том числе в Парижской национальной опере, Мариинском театре и Большом. А теперь – и в Музыкальном театре им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Там хореограф поставил «Чайку», точнее, перенес на московскую сцену свой спектакль из Гамбурга.– Как возникла идея перенести вашу «Чайку» в Москву?[/b]– С тех пор, как Владимир и Ирина ([i]генеральный директор театра Владимир Урин и начальник отдела по зарубежным связям Ирина Черномурова[/i]. –[b] А.Ф.[/b]) увидели премьеру «Чайки» в Гамбурге, они не оставляли меня в покое с просьбами перенести спектакль к ним в театр. Их идея растрогала меня. Я интерпретирую пьесу Чехова о людях театра как историю о танцовщиках и хореографах, об умении экспериментировать в искусстве.[b]– Кто главный персонаж в вашем спектакле? Кому вы симпатизируете?[/b]– Нина – тот герой, который проходит самое большое развитие. Она достигает своего внутреннего баланса и больше узнает о себе. Косте не хватает внутренней дисциплины для прорыва в искусстве. Нина же не только мечтает о том, чтобы быть артисткой, а она делает сама свою судьбу. «Чайка» Чехова – не сказка со злыми и добрыми персонажами, это и делает героев неоднозначными, интересными.[b]– Что в московских артистах понравилось, что было неприемлемо?[/b]– Если что и не нравилось, то говорить не стану. С этим мне самому работать. Изначально не знал, смогу ли я, не говоря по-русски, передать артистам все уровни ощущений, эмоций и мыслей. И мне очень помогал мой ассистент из Гамбурга Радик Зарипов.Процесс работы был сложным, и если я снова вернусь в Россию, то надо будет выучить русский язык… Было очень приятно, что труппа открыта, у артистов есть желание слушать. Они стараются, позволяют направить их по новому пути.[b]– Через вас прошло не одно поколение артистов. Кто в вашей памяти оставил наибольший след?[/b]– Танцовщики для меня были важны с самого появления в моей труппе. В те революционные годы это была Марианне Крузе, которая не соответствовала традиционным представлениям о балерине. Меня вдохновляли Жижи Хайят и Кевин Хэйген. Сейчас это Ллойд Риггинс. Появившись в труппе молодым, он вырос в зрелого артиста, который глубоко исполняет роль Ашенбаха в моем балете «Смерть в Венеции».[b]– С 1973 года вы возглавляете Гамбургский балет. В труппе вы диктатор?[/b]– Диктатор – сильное слово. Негативное. Лучше сказать, что я – директор, человек, который подсказывает труппе направление. Это от английского «direct». Для труппы направление – самое главное. Направление – это то, что я вижу. И директору надо быть строгим, чтобы указывать это направление. Я говорю: «Следуйте за мной. Или вы свободны уйти».Моя цель не в том, чтобы все были счастливы. В жизни я должен быть последовательным в том, во что я верю. Я должен требовать художественно точные вещи от танцовщика. И именно это делает меня директором. Я должен быть жестким и сильным для достижения результата. Иногда бывает необходимо кричать.[b]– И вы действительно кричите на артистов?[/b]– Кричу. Когда был молодым, кричал много. Сейчас – меньше. Как Костя в «Чайке»: если, будучи молодым, четко себе что-нибудь представляешь, то ты не ждешь, а требуешь. Взросление мне нравится: я стал лучше понимать людей, их слабости. Но все имеет пределы. И если глупость и медлительность артиста в предусмотренной работе переходят эти пределы, я кричу.[b]– Известно, что вы трудоголик и в театре можете пропадать по 14 часов в сутки. А ваше любимое занятие на досуге?[/b]– У меня большая коллекция, часть ее связана с Нижинским. Много балетных материалов, которые я исследую, стараюсь понять их взаимосвязь. Но я люблю смотреть и детективы. Часто езжу в Америку, на море. Недалеко от Нью-Йорка есть красивый Огненный остров. Беру туда с собой до 25 книг: так что есть, над чем подумать. Эти книги, связанные с работой. Сейчас у меня не так много времени читать все, что мне вдруг захотелось.[b]– Как отмечаете праздники?[/b]– Новый год – обычно в полном одиночестве. Это важный момент, когда один год переходит в другой. Мне хочется поразмышлять, что это год значил для меня. Часто 31 декабря в театре спектакль. После него я выпиваю с друзьями бокал шампанского, а потом остаюсь один… А вот на Рождество я устраиваю у себя дома большую вечеринку со всеми друзьями из Гамбурга и со всей своей труппой. Эта традиция существует еще с тех давних времен, когда у меня была первая маленькая труппа во Франкфурте. Теперь в моей труппе 130–140 человек![b]– А дни рождения?[/b]– Я часто забываю о них. Удивительно, но для меня это не праздники. Вот сейчас встретил свой день рождения на борту самолета по пути из Милана в Москву. Для меня значимее премьера моего спектакля. День рождения моего балета важнее моего собственного.Знаете, я не чувствую, что состарился. Я не испытываю недостатка чувств. Я не ощущаю себя на свой возраст. Жизнь для меня существует не годовыми циклами, а от одного момента создания до другого. Например, я вспоминаю так: это время, когда я создавал «Чайку», или «Парсифаль», или когда моя труппа впервые выступала в России. И при этом я не помню, сколько мне тогда было лет.[b]– Какое время года любите?[/b]– Молодым любил осень, ее меланхоличность. Сейчас предпочитаю весну. Она дает ощущение надежд, будущего. А меланхолии итак в жизни предостаточно. Я люблю свет. Гамбург похож чем-то на Петербург: поздней весной очень длинные дни и много света.Свет дает мне энергию. Когда же дни становятся короче, я страдаю, у меня начинается депрессия.[b]– Пьете ли вы пиво, как все немцы?[/b]– Предпочитаю вино, обычно красное, и шампанское. Пиво не пью. Но в моем родном городе (кстати, изначально немецком) Милуоки в США производится самая популярная марка пива. И я был удивлен, что в артистической столовой здесь в Москве, в театре, где я сейчас работаю, продают пиво «Miller», которое изготовляют именно в моем родном городе.[b]– Придаете ли значение одежде?[/b]– Важно, чтобы было удобно. Мне нравится носить все, что производят Джорджио Армани и Исси Мияки.[b]– Парфюмерия тоже от Исси Мияки?[/b]– Нет, 30 лет я пользуюсь духами «Vetiver» марки «Герлэн».[b]– Азартны ли вы?[/b]– Думаю, что нет. Я не вожу, например, машину. В 16 лет сходил на один урок по вождению. Это было ужасно. Ничего не получалось. То, что я не вожу, – дар природы и подарок миру. Жизнь опасна. И лишний раз самому создавать опасность – не в моем духе. Я не получаю от этого восторга.[b]– В «Чайке», которую вы поставили, по Чехову «пять пудов любви». Что для вас в жизни любовь?[/b]– Любовь занимает важное место в жизни. Чехов повествует о любви и о театре. В «Чайке» меня тронула проблема роли искусства в любовных отношениях. Какое равновесие между ними? Успех в искусстве – фиаско в любви, удача в любви – неудача в искусстве, неудача в искусстве – неудача в любви? Любовь – это между философским рассуждением и чем-то очень личным. Я закрытый человек. Любовь – самое главное в моей жизни. Она позволяет понять, что искусство важно, но жизнь – важнее. Испытать любовь – наивысшее счастье, доступное человеку.