Тому виной была судьба

[b]Одними только приглашениями именитых режиссеров и театров Чеховский фестиваль не ограничивается – от случая к случаю он производит и собственную продукцию. Точнее, копродукцию, в результате которой нашим исполнителям прививается западная постановочная культура Валерий Шадрин не устает цитировать Петера Штайна, который сказал, мол, мы, театральные люди, все друг у друга воруем. И заботится о том, чтобы «воровали» действительно лучшее.[/b]В этом году к немцу Петеру Штайну и англичанину Деклану Доннеллану, работавшим с нашими артистами, добавились французы – режиссер Оливье Пи и дирижер Марк Минковский. Оливье Пи уже однажды бывал в Москве с эпатажным «Лицом Орфея» по пьесе собственного сочинения.Теперь он – солидный худрук парижского театра «Одеон», пропускающий музыку, как даму, впереди себя, хотя и не отказывающий себе порой в рискованных мизансценах. Дирижер Марк Минковский – создатель ансамбля Les Musiciens du Louvre, мировая знаменитость, в репертуаре которой «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси по мистической любовной драме Метерлинка – на видном месте.Разгадывать загадки этой драмы и оперы – такое же безнадежное дело, как сопротивляться судьбе. Кто такая Мелизанда, которую встретил на берегу лесного ручья принц Голо? Кто ее обидел и чью корону швырнула она в воду? Почему так разгневался Голо, когда Мелизанда потеряла обручальное кольцо, что отправил любимую жену искать его посреди ночи, и почему ни разу не спросил ее о нем потом? Почему не бежали от закрытых ворот счастливые и обреченные любовники Пеллеас и Мелизанда, а покорно дождались обезумевшего от ревности Голо? Но ответы на эти вопросы искать бесполезно – из музыкального наваждения, трепета струнных и мерной поступи духовых проступает почти осязаемое ощущение тревоги и предопределенности судьбы, которой слепо подчиняются люди. Режиссер добавил в мистику столетней давности немного «человечинки»: то Пеллеас привяжет Мелизанде руки к дереву ее же собственными волосами, то маленький Иньольд, ревниво наблюдая за отцом, истычет кортиком свою куклу. Впрочем, и просветленной мистики режиссеру не занимать – так, попав к людям и пережив «страсти роковые», Мелизанда не умирает, а возвращается вверх по лестнице в свой загадочный, сияющий лес.Создатели спектакля привезли с собой великолепную троицу исполнителей: хрупкую, пластичную, певучую, страстную и нежную рыжеволосую Мелизанду (Софи-Марен Дегор), трепетного, акробатически ловкого и голосистого Пеллеаса (Жан-Себастьян Бу) и сумрачного, измученного поздней любовью и жгучей ревностью принца Голо (Франсуа Ле Ру, который когда-то пел партию Пеллеаса). Добавьте сюда еще художника Пьера-Андре Вейца и художника по свету Бертрана Кили.Красоты природы, щедро описанные Метерлинком, – море, грот, сумрачный сад, очертания большого корабля, выплывающего из бухты навстречу буре, – они изобразили с помощью театрального конструктивизма: огромная и опасная лестница-трансформер вместо замка, стальные трубы вместо загадочного леса, похожие на орган или знаменитый звучащий памятник Сибелиусу в Финляндии, мастерская игра света и тени, мрака и блуждающих огоньков.Россию представляли Наталья Владимирская (Женевьева, сдержанная и мудрая мать Голо и Пеллеаса), Дмитрий Степанович (дед единоутробных братьев принцев, полуслепой король Аркель, чей нежный бас почти оплакивает обреченный род человеческий), и Валерия Зайцева (Иньольд, сын Голо от первого брака), великолепно передавшая изломанную психику впечатлительного ребенка, ставшего свидетелем страстей и горя. И еще – команда техников сцены (слуг просцениума), которые бесшумно и точно вертели сценические конструкции, точно исполняли пластическую партию.Этот оперный проект, возможно, повторится несколько раз – может быть, с русской Мелизандой и непременно с Марком Минковским за дирижерским пультом.